Короче, утверждение в ЦК я прошел без проблем. Но вернусь к памятной ночи. Врачи запрещали космонавтам пить крепкие напитки, поэтому мы втроем пробавлялись светлым "Жигулевским", в то время как Палыч глушил свой "огненный чай". "Кто до утра не сломается, тот и полетит", - пошутил он в самом начале нашей посиделки. К трем часам ночи Гагарин с Титовым были в отрубях: они понимали, что им все равно ничего не светит, и с горя наклюкались. Я держался молодцом: после четырнадцати бутылок ни в одном глазу.
Наконец, в четыре утра выпили "напосошок", и Палыч собственноручно надел на меня скафандр, который до того лежал под столом (тогда еще все было по-простому, без церемоний). Под окном ждал автобус. До стартовой площадки нужно было трястись по разбитой тягачами дороге около часа, и уже в начале пути я понял, что не доеду - пиво со страшной силой "давило на клапан". "Стой, - попросил я шофера, - отлить надо!" Я вышел и оросил правое заднее колесо. С тех пор это стало доброй традицией: по дороге на площадку поливать автобус. Чтобы повезло. Даже Терешкова с Савицкой (и совсем недавно - американская астронавтка, забыл как зовут) омыли покрышки ритуальными струйками. На выходе из автобуса меня подхватили под руки два крепких парня из техобслуги, благополучно погрузили в кабину и пристегнули ремнями к креслу. Потом еще час ничего не происходило, лишь в наушниках слышались какие-то взволнованные крики и ругань Палыча.
Меня уже начало клонить в сон, когда под сидением что-то загудело, зарычало и загрохотало, вокруг все задрожало, стены дернулись, и меня вжало в кресло. "Поехали," - догадался я. Наконец, можно было спокойно поспать. Проснулся я от сильнейшего удара - и тут же опять отключился, потеряв сознание от боли. Очнулся - вокруг люди в белом. Сначала подумал, архангелы, но оказалось, врачи. Перед глазами увидел подвешенные к специальным перекладинам руки и ноги в гипсе. В первый момент подумал "чьи?", но тут же сообразил, что мои. Не зря предупреждал меня Палыч о том, что люди отличаются от собак: парашют-то был рассчитан на годовалых щенков, а не на такую упитанную тушу, как я! Вроде, все предусмотрели конструкторы, а человеческий фактор не учли. Вот меня и тряхануло в "коробчонке" об землю, руки-ноги переломало. А какой, скажите на милость, герой на костылях?! Это ведь не герой, а смех один.
Поэтому было решено объявить на весь мир, что слетал Гагарин. Его и наградили Звездой Героя, а меня строго засекретили, как неудачный образец космической программы. И пока Юрик разъезжал по всему свету, одаривая лучезарными зубастыми улыбками прогрессивные народы Азии, Африки и Латинской Америки, я глотал кровавые сопли от обиды (у меня в довершение ко всему был разбит нос).
Модуль, в котором я спустился на Землю Лишь через год меня выписали из госпиталя, взяв подписку о неразглашении сведений о том, где и при каких обстоятельствах я получил увечия.
Правда, мне определили первую группу инвалидности и назначили персональную пенсию в размере 70 рублей (по тем временам несказанно много), но на душе у меня от этого было не легче. Я жаждал справедливости и стал жаловаться самому Хрущеву, наивно полагая, что он не в курсе, кто на самом деле летал в космос. После первой же жалобы за мной приехала карета скорой спец-помощи и увезла меня в Белые Столбы.
Так закончилась моя космическая одиссея.
Все, что было не со мной, помню... (глава одиннадцатая, в которой я
кропотливо восстанавливаю свою память по обрывочным дневниковым
записям) Невероятно, но факт: 35 (тридцать пять!) лет, с 1962 по 1996 год, я пробыл в активно-сомнамбулическом состоянии, "благодаря" советской психиатрии превратившись в ходячего робота, энергичного зомби. По-просту говоря, меня залечили до потери памяти. Показателен мой случай не только "успехами" кодирования психики, но и тем, что, находясь в бессознательном состоянии, я занимал высокие государственные посты.
Когда в доброй памяти ноябре 1996 года благодаря знакомству с Интернетом я вновь обрел сознание, мне случайно попалась под руку пылившаяся на антресолях высокая стопка дневников, туго перетянутая суровой нитью.
Набросившись на отрытый в подвалах сознания клад с любопытством невинного младенца в сказочной стране, я не без удивления узнавал день за днем все новые подробности о своей прошлой жизни.
В тогдашнем своем положении я уподабливался археологу, пласт за пластом открывающему новые и новые слои богатой древней культуры, артефакты которой долгое время считались безвозвратно утерянными. Например, я узнал про себя, что послужил прототипом главного героя популярного телевизионного фильма, исполнял обязанности Чрезвычайного и Полномочного посла Советского Союза в одной Латиноамериканской стране, написал модную книгу и был назначен Комендантом "Белого дома". Поначалу я пытался как-то обобщить свои записки, но они оказались слишком фрагментарными, чтобы составить из них резюме или хотя бы конспект, поэтому привожу избранные из них в оригинале, без правок и купюр, лишь выстраивая в хронологическом порядке, с приблизительным указанием года. Первые из записок, как мне удалось умозаключить по разным мелочным приметам, писались кровью на обрывках простыней, заворачивались в фольгу от таблеточных упаковок и складировались в целях конспирации в слепую кишку. Каким именно образом, кем и при каких обстоятельствах они были оттуда извлечены - загадка, на которую я до сей поры не нашел ответа.
Единственный след изъятия биографических скрижалей из моего организма - кривой розовый шрам в нижней части живота.
Итак, воспоминания, которые я буквально носил в себе.
1962-1964 наконец я могу пи...
за мной следит се...
у нее большие си... (очевидно, синие глаза) не да...
объявляю го...
взяли пу...
было бо...
в третьем квадрате хро...
сламбо крю...
1965 За окном весна. Греет солнышко, природа оживает. Щебечут воробьи, синицы, зяблики, грачи, вороны, соколы. Повсеместно слышен треск скорлупок. Вылупливаются воробушки, синички, зяблички, грачики, воронятки, соколята, ужата и прочая гадость. Трещат с утра до ночи. Пишу жалобу на шум во Всемирный обком.
