Вечер был тихий, теплый. На лугу за рекой горел вдали огонек. Вероятно, ребятишки, приехав в ночное, спутав и пустив лошадей по росистой траве, собрались на раскинутых кафтанишках сидеть около костра.
С затихающей реки доносились голоса. От деревни по каменистой крутой тропинке вели поить лошадей, кое-где еще слышались удары валька по холстам на мокрых мостках, и круги, растягиваясь вниз по течению, шли по спокойной к вечеру глади реки к другому берегу, заросшему до самой воды кудрявым ивняком.
Сыновья Авенира принесли сети и мрачно возились у лодок, укладывая весла и снасти. Только изредка слышались их короткие переговаривающиеся голоса.
- Котелок взял? - говорил один.
- Еще бы без котелка поехал, - отзывался другой.
- Ну, проворней, проворней, - сказал Авенир, стоя на берегу в своей синей блузе и старой широкополой шляпе.
- Успеется, - отвечал недовольно Данила, с озлоблением продергивая через железное кольцо цепь, которой была привязана лодка к колу.
- Сейчас поедем голавлей ловить, - говорил Авенир, стоя над сыновьями и обращаясь к гостям. - Хитрая рыба, только ночью и возьмешь ее. А я это люблю, чтоб просто в руки не давалась. Вот на том берегу, вниз туда, лесничий живет. Хороший малый, а Европы, должно быть, нанюхался, не хуже Федюкова: пруд устроил и всякую рыбу развел, и карпов и стерлядей, - кормит ее, а потом сачком на обед вытаскивает. Мне такой рыбы даром не надо. А острогу взяли? В затоне попробуем.
- Да какая ж теперь острога - летом, - сказал недовольно Данила. Очевидно, его мрачность и недовольство относились к излишней говорливости отца.
Все сели в лодки, сдвинув их с хрящеватой отмели, и они, мягко осев, тихо поплыли, сна-чала боком, уносимые течением, потом выправились и на веслах пошли уже прямо по ровному глубокому месту.
- А места-то, места-то какие, - говорил Авенир, оглядываясь кругом и все вскидывая руками и опять опуская их на колени.
И правда, места были хороши: река спокойной широкой гладью светила впереди, чуть розовея от заката. По обеим сторонам реки, наклонившись ветвями в воду, рос кудрявый ивняк, от которого берега казались пышными и нарядными, а глубокие, тихие места под кустами - жуткими и таинственными. По обоим берегам тянулись бесконечные луга, где сейчас в мокрой от росы траве звонко кричали перепела и сочно крякали коростели.
- Разве что-нибудь подобное в гнилой Европе найдешь? - сказал Авенир. - Да и то сказать: если ты мне за границей предложишь рай земной, то есть лежать и ничего не делать, да чтоб какие-нибудь там апельсины сами в рот падали, - и то наплюю на все это. Потому что тут настоящее все, природное.
- Да замолчи ты! - крикнул с досадой Данила. - Заведешь вечно свою мельницу, всю рыбу распугаешь, какая с тобой ловля.
Авенир торопливо оглянулся на сына и уже шепотом договорил:
- В нас таинственная глубина и непочатость, какой нигде нет!..
Сказав это, он погрозил приятелям пальцем в знак тишины, хотя говорил только он один, и замолчал.
Данила, сидя посередине лодки, греб одной рукой с засученным рукавом, а в другой держал наготове собранную сеть и зорко смотрел вперед, точно ждал, когда лодки дойдут до какого-то определенного места, чтобы начать спускать сеть.
Лодки вошли в узкое место реки, по обоим крутым берегам которой густо росли кусты. Данила, значительно кивнув ехавшему рядом в другой лодке Антону, отпихнул его лодку и начал с деловитой торопливостью спускать сеть, погромыхивая о борт глиняными катышками-грузилами, нанизанными по всей нижней веревке сети.
Лодки расплывались все дальше друг от друга, и сзади них изогнувшаяся дугой веревка сети с нанизанными на нее деревянными катушками-поплавками делалась все длиннее и длиннее, захватывая всю середину реки.
Наконец было выброшено последнее колено сети с привязанным в виде груза камнем и гребцы стали грести медленнее и ровнее.
Все притихли и смотрели то на потемневшую даль реки, с которой уже поднимался теплый ночной туман, то на изогнутую линию белевших в сумраке поплавков.
Вдруг около самой веревки, с внутренней стороны сети, сильно плеснула какая-то большая рыба. Все, повернув головы, с затаенным дыханием смотрели в том направлении и ждали. Через минуту еще так же сильно плеснуло уже в другом месте, и даже дернулась веревка с поплавка-ми. Очевидно, рыба, почувствовав, что она окружена сетью, беспокойно искала выхода.
- Есть, есть, и огромная! - шептал с горящими глазами Авенир. - Тащить бы скорее, чего они плывут.
Но Данила, строго оглядываясь на всплеск, продолжал спокойно и несколько угрюмо грес-ти. Проехав некоторое расстояние близко от кустов, гребцы, переглянувшись, отбросили весла и быстро и серьезно стали вытаскивать мокрую сеть, поспешно перебирая руками. И чем ближе подтаскивали сеть, тем чаще показывался большой круг на воде от сильного подводного движе-ния большой рыбы. А иногда даже испуганно трепыхалась, всплескивая воду, когда на нее находила веревка сети с поплавками.
Всех охватило нетерпение и страх, что рыба уйдет. Только Данила был спокоен и, не развлекаясь, делал свое дело.
- Ах, только бы не ушла, только бы дотащить, - шептал, точно в бреду и исступлении, Авенир.
- Что-то не видно... уйдет, ей-богу, уйдет! Да что вы работаете, как старые бабы, тащите же скорее!
И все были возбуждены и с волнением смотрели на суживающееся кольцо сети и на поверх-ность воды, так как рыба не показывалась.
- Ну вот, не видно; конечно, ушла, я знал, что уйдет, разве так тащат?! - говорил Авенир в величайшем волнении и почти в отчаянии, - Вот тебе и поймали, только издали на нее посмо-трели... Ах, боже мой, до чего же велика. Ни разу еще такой не было.
Данила, работавший своими широкими плечами и руками с засученными рукавами рубаш-ки, был внешне спокоен, но видно было, что и он взволнован, так как совсем не отвечал на лихорадочные замечания отца.
И вдруг уже у самой лодки неожиданно сильно опять бултыхнулась та же огромная рыба и даже стукнулась в лодку.
- Здесь, здесь! - закричал Авенир.
Сначала показалась белевшая в сумраке запутавшаяся в крыльях сети мелкая рыба. И уже стала показываться надувшаяся мотня с мелкими клетками сети, на которых при выходе из воды лопалась водяная пленка, как от мыльного пузыря. Лодки сошлись вплотную, стукнувшись бока-ми и закачавшись, и, когда вытаскивали на борт мотню, погромыхивая о край лодки грузилами, в самой мотне неожиданно что-то сильно всплеснуло, забилось и затрепыхалось, поднимая сеть и разбрызгивая брызги воды. А сквозь сеть виднелось переворачивающееся и тяжело, порывисто изгибающееся огромное тело - то черное, то белое.