Когда он вернулся домой от Левашевых, то ему в такой ясности представилась вся неле-пость его прежней жизни, что ее нужно было переменить теперь же. Главная бессмыслица ее состояла в том, что, пока он был занят заботой о чужих правах и нуждах, в его личной жизни, в его делах царил хаос и запустение. На дворе был беспорядок, поломанные изгороди, непроходи-мая грязь после каждого дождя. Хозяйство давало только убыток, а дом медленно, но постепен-но разваливался.
Дверь на парадном крыльце - он уже не помнил даже сколько времени висела на одной петле и каждый раз, срываясь, пугала входящих и его самого. Карниз оторвался и доска висела, грозя каждую минуту проломить голову. Митрофану, очевидно, не могла прийти та, в сущности, несложная мысль, что сломанные двери надо чинить.
Все было в таком состоянии потому, что при прошлом направлении жизни это считалось им самим чем-то узколичным и потому не заслуживающим внимания. А чем это считалось Митро-фаном и Настасьей, - это был, очевидно, их профессиональный секрет. Но, в особенности в самом доме, с его рядом комнат с белыми высокими дверями, была унылая пустота и запущен-ность. Сам он жил в одной комнате, где обедал, работал и спал. Делалось это отчасти затем, чтобы вытравить из себя всякое стремление и привычку к роскоши и комфорту, а потом, кроме того, приходила мысль, что мужики могут подумать про него: "Мы хуже скотины живем, а он, вишь, сколько комнат понаделал".
Благодаря всему этому, благодаря тяготевшей над ним духовной повинности самоотрече-ния, он мало-помалу лишил себя всего того, что имели и чем наслаждались самые обыкновен-ные люди: у него не было чистого, опрятного угла, где можно было бы, не краснея, принять гостя. Не было семьи. В жизни не было никаких ярких красок, которые есть во всякой русской семье, которые были когда-то и в его семье.
У него не было даже приличного костюма, чтобы явиться как следует в общество и не испытывать того, что он испытал на балу у Левашевых в своей тужурке. А все из-за той же повинности воздержания от всякой роскоши, когда он считал глупым и слишком несерьезным заботиться о всяких галстуках и хороших костюмах.
Митенька Воейков, точно из стыда, как перед чем-то низшим и мещански обыкновенным, даже не думал о возможности брака и появления у него детей.
И вот, когда он дошел до великой скуки и тупика безрезультатного одиночества, когда увидел, что разучился подходить к людям и боялся их, теперь он решил, отбросив мировые масштабы, устроить хоть свою собственную-то жизнь, но как следует.
Не откладывая ни на минуту, он хотел начать дело с Митрофана и Настасьи. Но, проходя через сад, встретил там целую ватагу деревенских телят. И, точно обрадовавшись случаю, сейчас же призвал деревенского старосту и составил протокол для присоединения к жалобе.
- Жалобу подаю против своего желания, но это присоединяю с удовольствием, - сказал себе Митенька Воейков. Потом глаза его наткнулись на сломанную парадную дверь и помои на дворе. - Я их сейчас распод-дам!.. сказал Митенька, как обыкновенно говорил в этих случаях. - Позвать ко мне Митрофана!
И когда пришел Митрофан в своей вечно распоясанной фланелевой рубахе и зимней шапке, Митенька, подождав, когда он подойдет вплотную к крыльцу, молча указал ему рукой на слома-нную дверь.
Митрофан сначала посмотрел вопросительно на хозяина, потом перевел глаза на дверь.
- Что же ты молчишь? - сказал хозяин.
Митрофан подошел к самой двери, потрогал рукой, поставил ее, как ей надо было бы стоять, если бы у нее были обе петли. Потом, сплюнув, отошел от нее.
Митенька молча, немного иронически наблюдал.
- Ай сломалась? Когда ж это?
- Она уже целый год как сломалась, а ты только сейчас заметил, да и то когда тебе пальцем ткнули. Я все ноги по твоей милости переломал, лазивши через нее, а ты преспокойно целую жизнь можешь ходить мимо и не видеть.
Митрофан опять посмотрел на дверь.
- Надо, видно, будет поправить, - сказал он, продолжая смотреть на дверь.
- А больше ты ничего не видишь?
Митрофан сначала посмотрел на хозяина, потом обвел кругом взглядом, каким считают ворон, и опять взглянул на хозяина.
- А что ж больше?
- Больше ничего?.. А это? а это? - крикнул хозяин, тыкая пальцем в одну, то в другую сторону. - По-твоему, и балясник и цветник в нормальном состоянии?
Митрофан только повертывался в своей фланелевой рубахе, справляясь каждый раз с направлением пальца хозяина.
- Да это уж давно так.
- А по-твоему, если давно, так пусть так и будет?
Митрофан на это ничего не ответил, только еще раз обвел глазами.
- Неужели тебе самому-то ни разу в голову не пришло? А ведь ты старший на дворе, тебе поручено все как настоящему человеку.
- А чем же я ненастоящий? - сказал, обидевшись, Митрофан.
- Тем, что настоящий человек глазами смотрит и видит, что нужно сделать. Чтобы этой гнили и старья тут не было! Возьми плотников и, что нужно, сломай, убери и поправь.
- Это можно, - сказал Митрофан. И, подойдя, еще раз зачем-то потрогал дверь и даже попробовал заставить ее стоять. Хозяин смотрел на него, ожидая.
- Тут и дела-то всего на пять минут, - долотом старую петлю поддел да новую прибил, - вот и все.
- Да ты не рассказывай, пожалуйста, а сделай. Другой бы на твоем месте и дверь бы эту давно прибил, и карниз... посмотри, пожалуйста, ведь того и гляди сорвется доска и прихлопнет.
Митрофан поднял вверх голову и долго смотрел на карниз, даже отойдя шага на два.
- Ничего, - сказал он и опять подошел к крыльцу.
- Что это значит - ничего?
- Потерпит еще, - пояснил Митрофан, - у него другой конец крепкий, он на нем держится.
- Дурацкое рассуждение... Значит, и чинить не надо?
- Отчего ж не починить, против этого никто не говорит.
- И, слава богу, уж ты, кажется, давно бы мог починить. А то ты только все ходишь, а что делаешь - никому не известно.
- Как же не известно, - сказал Митрофан, поднимая на хозяина глаза.
- Да так. Ну что ты сейчас делал?
- Ну как что... - ответил Митрофан, почесав большим пальцем сзади повыше поясницы и оглянувшись в сторону сарая, где обыкновенно протекала значительная часть его деятельности.