Кея накормили жареным в огне костра барашком и поставили перед ним кружку с кофе, оставив наедине с мыслями.

Подготовительную часть работы за него уже проделали. До его ушей донесся тихий голос Трибунала:

— Этот городишко — центр зла… Но те, кто останется в живых, нас запомнят. Они о нас сказки сочинят, чтобы детям рассказывать. Страшные сказки.

Лежа на холодной земле и чувствуя, как жизнь по каплям возвращается в него, Кей наблюдал за Стаей, и его в который раз поразила сосредоточенность Бешеных. Байкеры проверяли двигатели, дозаправлялись остатками горючки из канистр, вливали в себя последнее спиртное, прибереженное для праздника, который то ли испорчен, то ли еще предстоит.

Изменились девицы. Они молчали, одичав, что ли. Они заканчивали разливать по бутылкам особого сорта коктейль из бензина, машинного масла и олифы, изготовленный под присмотром разбирающегося в таких штуках Злого.

We're gonna rock this town, Rock it inside out!

— в гнетущей тишине надрывно завопил Барон, демонстрируя отвратительный слух. Никто слов не знал, а Барону в одиночестве петь не в кайф. Он замолк и вцепился крепкими зубами в сочащийся ароматным жиром прожаренный кусок мяса, поданный Рыжей. Перед дорогой следовало подкрепиться.

Солнце повисло в сантиметре от горизонта. Городок высморкался в траву, вытер изгаженные пальцы о полу замызганного пиджачка, много лет назад купленного родителями на школьный выпускной вечер, и побрел, спотыкаясь и икая на каждом шагу, в сторону, водонапорной башни, отбросившей широкую тень на расположенный рядом магазин. Показались деревянные стены с облупившейся краской, свернувшейся под палящим солнцем в шершавые локоны. Каждый сучочек на досках, из которых сложены стены магазина, знаком городку по всех подробностях. Количество сучочков подсчитано. Некоторые сучочки вдавлены внутрь, утоплены в неструганые доски судорожными движениями покупателей, нетерпеливо поджидающих хозяина, который выйдет, вытрет жирные после жениного борща губы и откроет хранилище живительной влаги.

Стая мчалась по полю, прижавшись к опушке Леса. Байкеры держались кучно и настороженно. Отстающих не было, и быть не могло. Бешеные стлались над землей, а Лес прикрывал их от любопытных глаз случайных прохожих, кто мог бы еще шепнуть городку, что Стая рядом.

Опрокинув по первой и вдавив неверными ногами пробки в землю под магазинными окнами, пеструю от тысяч таких же пробок, жители вышли со двора магазина, выудили из нагрудных карманов пиджачков плоские сигареты, прикурили от злобно плюющихся серой спичек и закашлялись. Скрючившись у забора, они долго рыгали и харкали себе на штаны. С трудом разогнувшись и оставив зеленую слизь бахромой свисать с колен, огляделись слезящимися глазами. В мозгу дзинькнул звоночек. Всеподавляющий инстинкт, переходящий подарок поколений, поволок граждан «закусывать и беседовать» в кафе-бар.

Еще светло. Стая выжидает в Лесу, за деревьями, сузившимися глазами разглядывая городок, напряженно привстав с седел и нервно покручивая рукоятки газа. Рокот последнего работающего двигателя стих, и в тишине шелково шуршали шины подгоняемых к обочине аппаратов. Кей слез и сидел на удобном дубовом пне, пристроив байк у столбика с информационно-указательным знаком «Конец населенного пункта».

Горожанин держал в левой руке помятый стаканчик, в правой, на отлете, — кривую сигарету, распространяющую тяжелый аромат летнего сортира. При этом он пытался с набитым ртом спорить о финальном матче Кубка наций. Проговаривать отдельные слова удавалось с трудом, потому что между зубов застряли твердые волокна пережаренного мяса свиньи, сдохшей от вздутия желудка, а в горле бушевало пламя от неимоверного количества перца, бухнутого в жратву местным кухарем, пожелавшим таким способом отбить привкус тухлятины и продезинфицировать дежурное блюдо.

Кей заметил на обочине крысу с крысятами. Семейство, вероятно, обитало в одном из придорожных сараев, где самые трезвые из горожан хранили капусту и свеклу. Толстохвостая и сердитая до лютости мамаша подогнала жизнерадостный выводок к асфальту, и сейчас грызуны прятались за колесом кроссовика. Натягивая шлем, Кей направился к байку, но на полпути остановился и подождал, пока животные перебегут шоссе. Самый подвижный и любопытный крысенок попытался залезть на колесо байка, и это ему почти удалось. Он зацепился за ребро рифленой резины и радостно пищал, вертя по сторонам острой мордочкой и гордясь собственной лихостью перед братьями и сестрами. Его мамаша прекратила праздник, встав на задние лапы и смахнув сына в розовую кучку копошащихся на земле крысят. Торопливо подгоняя безалаберное семейство, крыса перевела его через дорогу и спрятала в траве.

Над «ЗаХиР-дискотекой» задергались огни трех хилых лампочек, и нетерпеливо гудевшая публика заторопилась войти и занять место в отгороженном во дворе загончике. Жители городка стояли, привычно привалившись спинами с доскам, и обсуждали вслух достоинства тех, кто отчебучивал в центре площадки. Хрипатая музыка возбуждала, но нельзя забывать и о главном. Вот оно, началось! К горлу подступила тошнота, и руки горожан одновременно потянулись к внутренним карманам, где булькала в бутылках живая вода. Кое-кто сорвался с места и убежал: то ли блевать, то ли за добавкой.

Отличительный знак Трибунала — хромированные накладки на поворотниках в виде готической буквы «Т». Кей отвел от них взгляд и напрягся. Трибунал поднял руку.

— Джер-р-ронимо!.- истосковавшийся по драке Барон издал боевой индейский клич, срываясь с места и пропав в туче дорожной пыли.

Стая вошла в городок с мощью первого удара топора, крепко зажатого мускулистыми руками мясника с опытом.

Слегка завалившись на повороте, Кей затормозил, как влитой, напротив магазина. Вокруг болтались горожане, с пьяным недоумением рассматривая Стаю, приготовившись обидеться и сказать пару резких слов.

Не пришлось!

Двое Бешеных ворвались в магазин, столкнув с крыльца замедленно перемещающихся мужичков, и после секундной заминки, сопровождавшейся невнятным шумом, выволокли наружу хозяина, за которым бежала его растяпистая супруга, выпучив глаза и вопя несуразное. Хозяина вытолкнули во двор, и он, с бледным лицом и трясущимися отвисшими щеками, уставился на Бешеных. За темными стеклами шлемов он не видел лиц. Это пугало больше всего.