Первым был карлик Матвейка, которого после его попытки напасть на Оксану привела сюда Ядвига, вторым - Борис, находящийся в этом заточении ещё с раннего утра.
Под угрозой своего короткоствольного ружья Ядвига заперла здесь сначала одного, затем другого... И надо сказать, сама не имела понятия, что ей делать с обоими пленниками...
Насчет Бориса у неё были самые жестокие планы. Она беседовала с ним ночью несколько часов подряд, а уже под утро велела под угрозой оружия выйти из дома и идти в сарай, где и заперла его. Матвейку же она просто изолировала от Оксаны, чтобы он не натворил чего-нибудь серьезного и непоправимого.
Карлик буйствовал и бесновался с завязанными руками и ногами. Борис с ужасом и удивлением наблюдал за тем, как эта женщина отложив в сторону ружье, сбила крепкого урода с ног и сначала связала ему руки, а затем и ноги... И он, словно парализованный её взглядом, даже не оказывал сопротивления. Борис понимал, что может в эту минуту воспользоваться её оружием, которое лежало около входа, но не решился сделать это. Борис не был способен на решительные поступки, в подобных критических ситуациях никогда не находился и не знал, как вести себя в них. А поэтому терпеливо наблюдал за дикой сценой и за тем, как Ядвига подобрала свое ружье и молча вышла из сарая, заперев его на мощный засов. И вот - они остались вдвоем...
Через некоторое время до Матвейки дошло, что только Борис может развязать его, и он решил действовать похитрее. Для начала прекратил кататься по полу и материться. А затем попытался завязать разговор.
- Сволочная она, эта Ядвига, - произнес он. - Не баба, а ведьма... Замучила нас с батей... Придирается постоянно, а что с нас взять? Мы убогие, сам видишь...
- А она что, правда, твоя сестра? - вялым голосом, стараясь не глядеть на своего экзотического собеседника, спросил Борис.
- Да никакая она мне не сестра... Сука она... Моя покойная маманя за её папашу замуж вышла, мы все из Дубоссар родом... Маманя богатая была, золотишком в дефицитные времена спекулировала, - мечтательно протянул Матвейка, причмокивая своими толстыми губами, - он на её денежки и польстился, сами-то они голодранцы, с хлеба на воду перебивались после того, как Ядвига с мужем развелась. Алкаш её муж был и лупил её смертным боем, она сама рассказывала. Так что вовремя её папаша на моей мамане женился. Как там заваруха началась, мы сюда перебрались от греха подальше. Тут тихо, спокойно... Дом купили на маманины деньги, обставились, жили на них... Потом маманя померла... При мамане хорошо было, не то, что теперь... С этой заразой не забалуешь, сволочная - жуть... Раньше ещё ничего была, а потом, когда её хахаль бросил, а потом ещё и выкидыш у неё произошел, она совсем озверела. А тут и маманя скончалась от переживаний, и у отчима ноги отнялись, вот мы и остались на её попечении. Что захочет, тому и бывать, захочет - накормит, захочет - голодом сморит... Что мы можем? Отчим парализованный, я припадочный...
- А вы что, не граждане? Живете-то на что? - подивился Борис.
- Какие, мил человек, граждане? Никто мы и ни что... Никакого статуса не имеем... Денежки у мамани водились, вот и все. Вот и купили они этот домишко в глуши, потом ремонтик тут сделали, обарахлились малость... Живем, как мыши в норе, прячемся ото всех. Нет, документы, конечно, есть, Ядвига в город ездит, раньше уборщицей работала, продавщицей в сельпо, а теперь на рынке торгует... Тем и живем, да старые накопления проедаем, если не хватает. А к нам сюда никто не наведывается, не нужны мы никому... Перебьем друг дружку - годами никто не узнает...
- Странно, - пожал плечами Борис. Он находился в состоянии какой-то прострации. Он вообще не представлял себе, что такое может быть на свете... После вчерашней прекрасной прогулки с Оксаной на лыжах они оказались в этом омерзительном зловонном болоте, населенном злобными страшными обитателями. И кто из троих был страшнее, от кого вероятнее всего было бы ждать беды, он бы затруднился ответить. И самым странным было то, что эта Ядвига знала его фамилию... Впрочем, он, как человек резонный, находил всему этому вполне реальное объяснение - она знала его покойного отца, и здесь - на проложенной в глухом лесу лыжне она совершенно случайно встретила его... А уж что там между ними в прошлом было, об этом он мог только догадываться, вряд ли что-нибудь хорошее... И он вспомнил, где видел её, неожиданно вспомнил ещё вчерашним вечером... Эта женщина была тогда, в девяносто третьем году, в аэропорту Внуково, она глядела на них с матерью своими большими зелеными глазами, словно хотела прожечь их...
Он укорял себя за то, что он поведал этой Ядвиге о том, что мать Оксаны зажиточная предпринимательница Краснова, что дал ей её номер телефона... Но, с другой стороны, может быть, и правильно поступил, ведь это могло стать их единственным шансом на спасение. Если эти люди желали им зла, то они могли польститься на большой выкуп... А если не желали? Просто так странно вели себя? А после того, как он рассказал, им пришла в голову мысль о выкупе? Нет... Нет... Безусловно, что-то тут не так... И не так все просто... И он поступил совершенно правильно...
Мысли роились в его голове, не давая возможности расслабиться и подумать обо всем как бы со стороны... Как уж тут думать объективно, когда он заперт тут, в холодном сарае, а Оксана... Она там, в этом страшном доме, ей ещё хуже, чем ему, его нежной наивной Ксюше... Что они там с ней могут сделать?
Словно прочитав его мысли, Матвейка сказал:
- Что она там с ней может сделать...
- А? Что? - встрепенулся Борис.
- Я говорю, Ядвига баба крутая... Мы с отчимом её ужас как опасаемся... Если ей кто-то не показался, она на многое способна...
- Да?
- А как же? Ты вот что, мил человек, помоги мне развязаться... А потом как-нибудь вдвоем попытаемся отсюда выбраться. А то потом поздно будет...
- Да ты же бешеный, от тебя-то что можно ожидать? Видел я тебя вчера, какой ты...
- Да это так, нашло что-то... Говорю же, припадкам подвержен. Больной я. А вообще-то, я вижу, вы ребята хорошие, порядочные... Я хочу вам помочь...
- А за что она тебя сюда?
- Как за что? Заступился за твою кралечку, когда она её по рукам и ногам связала и привязала к железной кровати... Вот и получил...
- Да? - с чувством брезгливой жалости оглядел его Борис. "Может быть, и правда развязать его? Выбираться-то отсюда надо..."
- Конечно! - почувствовав в нем какую-то слабинку, вдохновился Матвейка. - Ты не гляди, что я вчера тут творил... Это я так, сдуру, в припадке опять же, посиди тут в четырех стенах с такой бабой, поневоле озвереешь... А так я добрый, сам видишь, Богом обиженный, что с меня взять? А она... сущая ведьма... Глаз у неё дурной. Ну, что же ты?
Борис внимательно поглядел на своего собеседника и отвернулся в сторону.
- Ну? - горячился карлик.
- Нет, не верю я тут никому, - тихо произнес Борис. - Сиди, как сидишь, так оно надежнее... Все равно она придет за мной, нечего ей тут меня держать, смысла нет...
- Дурак, она же помешанная, бешеная..., - уже с лютой злобой в больших глазах пытался увещевать его Матвейка. - Она на все способна...
- Так же, как и ты, - буркнул Борис и отвернулся к стене...
... Проходили часы, никто за ним не приходил. Четыре стены, холод, сырость и полная неизвестность... Борис стал испытывать чувство отчаяния...
Матвейка мрачно молчал, вертелся на полу со связанными членами, потом засопел, как будто заснул...
"Что с Оксаной? Что с ней?" - буравила мозг Бориса неотвязная мысль. Ему хотелось кричать, стонать, выть... Он не знал, что ему делать... И тут Матвейка подал голос.
- Развязал бы, а? - тихо и жалобно произнес он в кромешной холодной тьме.
И Борис в неком сомнамбулическом состоянии пошел на этот голос и окоченевшими от холода пальцами стал развязывать веревки на руках Матвейки...
9.
...Глухой декабрьской ночью в окно домика на окраине подмосковного маленького поселка постучали.
