вах, - сама выцарапаю ему глаза, выдеру волосы, разрежу на куски. Только найдите этих бандитов...
Испуганные Николаев и Гусев подняли ее с пола, стали выводить из мертвецкой. За ними, находясь в совершенной прострации, шагал Кирилл. Губы его беззвучно шевелились. Я не хочу уходить! - кричала Вера Георгина. - Я же больше никогда не увижу свою доченьку, я не смогу поцеловать это родимое пятнышко... Вы увидите ее, увидите, если захотите, сказал Николаев. - Ее отвезут в Москву и там вы ее похороните. Хоронить ее придется в закрытом гробу. И никогда я ее больше не увижу. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел Леночку в таком виде, - вдруг спокойно произнесла окаменевшая от горя женщина. - Так что, дайте я еще раз на нее посмотрю и поцелую в последний разочек.
Она подошла к дочери, опустилась на колени и поцеловала родимое пятнышко у нее на ноге. Прощай, доченька, спи спокойно. Я найду того, кто сделал это, клянусь тебе, найду. Всю жизнь отдам для этого, - чеканными словами произнесла она.
Ошеломленные страшной сценой Николаев и Гусев курили на улице одну сигарету за другой. Ты слышал, она сказала ему: Слава Богу, что я знаю, что не ты, - сказал Николаев. Откуда она может это знать? Спросим попозже. Но я действительно думаю, что Воропаев на это не способен. Жидок он очень, хоть и совершенно беспринципен. Конечно, он таил на них злобу с тех пор, как узнал про их связь, конечно, эта злоба усилилась с тех пор, когда они сбежали, и еще усилилась с тех пор, как он узнал про ограбление. Но так убить... Сам бы, конечно, не сумел, девяносто девять процентов. Но мог нанять... Не исключено. Будем проверять алиби. Ну что, вызываем Полещуков? Надо ли? Его уже опознали два человека, я третий. Будем отправлять в Москву, там и проведем опознание. Ладно. Для Веры Георгиевны и Кирилла сняли два одноместных номера в той же гостинице. Николаев боялся оставлять ее одну, но она сама попросила дать ей побыть наедине со своими мыслями, со своим горем. Вы за меня не тревожьтесь. Я с собой ничего не сделаю, сверкая глазами, сказала она.У меня еще есть дела на этой Земле. Сейчас же мне просто надо отдохнуть. А потом, наверное, вы захотите со мной поговорить. Я не настаиваю. Для вас и этого слишком много. Вы знаете, Павел Николаевич, - мечтательно произнесла Вера Георгиевна. - А ведь мы здесь были с Леночкой два раза. А в первый раз в 1971 году вместе с моим мужем. Леночке было два годика, она была такая пухленькая, беленькая, как мячик... - Рыдание сковало ей горло, но она продолжала, словно нарочно мучая себя. - Поначалу она не хотела купаться в море, хоть было тепло, шел август. Но потом ей так понравилось, она бегала по бережку, плескалась, а мой муж пытался ее учить держаться на воде. Представляете, в два годика... Я ему говорю - она же захлебнется, а он сам так радовался... А потом он уехал по делам в Москву, якобы, его вызвали. Мы остались с Леночкой вдвоем, что поделаешь - работа есть работа. А когда я приехала в Москву, то узнала о его измене. И все... Вы будете сообщать ему про...это? Нет, - коротко отрезала Вера Георгиевна. Зачем? Я сама ее вырастила, это моя дочь. Я никаких денег от него не принимала, отсылала назад, и он перестал присылать. Я ведь принципиальная, Павел Николаевич, я подачек не возьму, хоть бы мы обе с голоду умирали. Но мы не умирали тогда, мы погибаем теперь. Но вы же говорили, что он зовет вас к себе. Зовет. Это правда. Но я не прощаю ему измену. И хватит об этом... А во второй раз мы ездили с Леночкой в Ялту в 1984 году, ей было пятнадцать лет. Мы снимали такую чудную комнатку, ближе к Мисхору. Андрея как раз забрали весной в армию, и она очень скучала по нему. А все соседские мальчишки были влюблены в нее, то и дело подбрасывали записочки, смешные такие: "Лена, я люблю тебя. Я не могу без тебя жить. Приходи к пяти часам в парк к фонтану." Но она не ходила на свидания, она была такая грустная, серьезная. Совсем как взрослая женщина, которая ждет мужа из армии... А Андрей служил у черта на рогах, на Дальнем Востоке. Да, кто же тогда мог предположить, что их жизнь закончится именно здесь, в Ялте, и так страшно...Как же причудливы перипетии судьбы, а, Павел Николаевич? Ммм-да..., - промычал нечто нечленораздельное Николаев, потрясенный этим безмерным человеческим горем. Чем он мог ее утешить? Чем? Она то бледнела, вся дрожа, но вдруг ее лицо по крывалось густой краской, глаза влажнели, взгляд становился мечтательным. Она была вся в прошлом, когда Леночке было два годика... пятнадцать лет... А потом опять вспоминала увиденное сегодня и бледнела как смерть.
Николаев пригласил ее попить кофе. Она согласилась. Раньше люди хоть могли отдыхать на курортах. Простые люди, как мы с вами, - говорила Вера Георгиевна, держа в руках чашку с дымящимся кофе. - А теперь... Поглядите, кто здесь находится... Одни крутые - бизнесмены, да бандиты, которые их выслеживают, чтобы убить и ограбить. Во что превратилась жизнь? Мне кажется, это временно, Вера Георгиевна, - отвечал Николаев, закуривая очередную сигарету. - Переходный период. Переход от скотства к полному скотству, уточнила Вера Георгиевна. - Не верю я в великое будущее России, и Украины тоже, - добавила она. Я и забыла, что благодаря Никите Сергеевичу Хрущеву мы с вами теперь находимся в суверенном иностранном государстве. Да, за границей в Крыму я никогда еще не был. Как, впрочем, и вообще за границей. И я нигде за границей не была, а мне ведь уже сорок восемь. В семидесятом году мы хотели поехать с мужем в Чехословакию, я так мечтала увидеть Прагу, но его не пустили, у него была какая-то там форма секретности. Так я нигде и не побывала. А теперь и на наши курорты я могу выехать только вот таким... способом. - Мертвенная бледность опять покрыла ее лицо. А вот моя Тамара побывала на Кубе. Командировка бывали тогда в Ленинке. Вот восторгов-то было, помню...
Николаев пытался как-то расшевелить Веру Георгиевну, хоть на какие-то минуты отвлечь ее от увиденного сегодня в мертвецкой.
Через стеклянное окно кафе они увидели Кирилла в бежевом кашемировом пальто, мрачно слонявшемуся около гостиницы и беспрестанно курившему. Позвать его, может быть? - спросил Ни
колаев. Ради Бога, не надо! - замахала руками Вера Георгиевна. Совсем не имею желания с ним общаться. Он меня не утешит, это его надо утешать. А по-моему, он держится молодцом, заметил Николаев. Он молодой, он еще себе найдет жену. Только я... уже никогда...никогда... - Она чуть не бросила на стол чашку с кофе, но сумела поставить ее, уткнулась лицом в стол и беззвучно зарыдала. Николаев молчал, слов утешения у него не находилось. Ладно, Павел Николаевич, - наконец, произнесла она. - Я пойду немного полежу. Когда мы уедем в Москву? На завтра нам заказаны билеты. Хорошо. Надо будет заниматься похоронами. Я похороню Леночку на Востряковском кладбище в могиле моей мамы. Денег только совершенно нет на похороны. Ну, я думаю, эти вопросы решит Кирилл.
