- С какого времени на Восточном фронте?

- С августа прошлого года.

- Как кормят?

- Сегодня на семь человек дали восемьсот граммов хлеба и, - он замялся, видимо, подбирая название для блюда, потом, усмехнувшись, по-русски сказал: - поллитра баланда.

Худой, с заросшей, закопченной физиономией, он совсем не походил на представителя "белокурой бестии", "потомка нибелунгов" или "нашего мушкетера", как любил называть своих вояк Геббельс. Это был уставший и во всем изверившийся солдат.

- Год назад нам иные попадались, - проговорил я и взглянул на Машеньку.

Девушка засмеялась. Кто-кто, а Машенька хорошо помнила, какие немцы были раньше.

Год назад под Киевом одна вражеская часть особенно напористо лезла вперед. Пленные говорили, что за взятие Киева им было обещано по железному кресту, а в случае отступления - расстрел. Тогда эту часть наша воздушнодесантная бригада окружила и уничтожила.

За время боя, который завязался в перелеске, Машенька успела перевязать шесть наших раненых бойцов. Двух тяжелораненых она вытащила за дорогу, в кювет, и передала другим санитарам.

Схватка уже затихала, когда Машенька заметила на поляне двух фашистских солдат, стоявших с поднятыми руками. Они, видимо, решили сдаться в плен. Навстречу им из сосняка выбежали наши бойцы. Но не успели они подойти к немцам, как где-то совсем близко раздались два выстрела. И оба солдата упали.

Машенька заметила, что стреляли из-за старого, окруженного травой высокого пня. Обежав по краю поляны, она подхватила оброненный кем-то автомат и стала приближаться к притаившемуся гитлеровцу. Он был без каски, наверное, потерял ее в суматохе боя.

Услышав осторожные шаги, он быстро обернулся и поднял пистолет, но выстрелить не успел: прямо в грудь ему был направлен ствол автомата.

Кривясь и заикаясь, он растерянно прохрипел:

- Рус... девка?

При допросе пленного, мы узнали, что это ефрейтор, член нацистской партии, сын крупного помещика. Он прошагал половину Европы, воевал в Польше, Франции и Норвегии.

Сидя в блиндаже, фашист удивленно повторял:

- Не понимаю!.. Нет, не понимаю. Девушка с автоматом... Может, мне это почудилось? Ну, скажите правду, неужели меня, Иоахима Занге, девчонка взяла в плен?

- Да, не тот немец пошел, - смеясь, проговорила Машенька, оглядев пленного с ног до головы: - Тощий, грязный... Нет, это не Иоахим Занге. Тот ефрейтор гладкий был... Вот до чего их Гитлер довел!

Мы с Бакаем тоже рассмеялись. Ефрейтор смотрел на нас непонимающе, моргая глазами.

Шутки шутками, а Машенька была права: немец пошел не тот.

А вечером мы узнали, что Паулюс отклонил наши предложения о прекращении сопротивления. Советские парламентеры в течение двух дней пытались вручить пакет с условиями капитуляции, чтобы прекратить ненужное кровопролитие. Фельдмаршал отказался принять пакет.

"Теперь жди приказа наступать", - подумали мы, И действительно, в следующую же ночь мы "играли свадьбу", что на языке фронтовиков означало смену частей на переднем крае.

По приказу из штаба армии наша дивизия должна была передислоцироваться в район южнее завода "Красный Октябрь".

Почти четыре месяца мы обороняли центр города, и нам не хотелось уходить отсюда, от этих обугленных каменных стен, битого кирпича и разворошенного асфальта, обжитых блиндажей и дотов. И все же мы уходили с радостью - мы знали, что теперь дело идет к развязке.

Рано утром мы сосредоточились у железнодорожной петли, примерно в одном километре южнее завода "Красный Октябрь".

Сюда, на этот рубеж, от берегов Дона, из района хутора Вертячий, было нацелено острие наступления 65-й армии, которой командовал мой товарищ по Испании генерал-лейтенант П. И. Батов, и 21-й армии генерала И. М. Чистякова. Этим армиям предстояло рассечь окруженную группировку врага надвое, чтобы уничтожить ее по частям. Нашей дивизии было приказано наступать навстречу нашим армиям. Мы снова действовали на направлении главного удара.

Заняв исходное положение для наступления, дивизия после артиллерийской подготовки, когда орудийные расчеты перенесли огонь в глубину обороны противника, хмурым зимним утром ринулась на врага.

Северо-восточнее Мамаева кургана наступал полк Панихина, слева от него атаковал противника полк Долгова, уступом за ними вводил в бой свои батальоны Самчук.

Действуя небольшими штурмовыми группами, атакующие части начали медленно, но упорно "вгрызаться" в оборону неприятеля. Вновь начались кровопролитные бои за каждый блиндаж, дот, дом, улицу.

Вся страна знает о героизме наших воинов в дни обороны. Гораздо меньше известно о многодневных изнурительных боях в городе во время ликвидации вражеской группировки.

Фашисты, чувствуя неминуемую гибель, шли на различные подлости и преступления, чтобы отсрочить час своей смерти. В районе одного сквера, в окопах, очищенных от гитлеровцев, были найдены пять трупов бойцов.

Командиру отделения сержанту Хорольскому фашисты выкололи глаза, отрезали язык, а затем добили ударом штыка в живот. Рядовому Валькову нанесли пятнадцать ножевых ран в живот, пах, лицо. Трех остальных бойцов, чьи имена не удалось установить, облили бензином и сожгли.

Возле трупов своих товарищей мы поклялись отомстить фашистским извергам.

* * *

Вечером, после жаркого наступательного боя, мы с Долговым проходили по подразделениям его полка, занявшим вражеские траншеи. То тут, то там слышался лязг ложек о котелки: бойцы обедали.

- Потери сегодня небольшие, - продолжал наш разговор Долгов, назвав число убитых и раненых. - Но вот не знаем о судьбе десяти бойцов. Считать без вести пропавшими - рановато: вдруг найдутся!..

- Кто у них за командира? - спросил я.

- Старший сержант Пуйло, - ответил Долгов. - Вон там, в одном из домиков, - и он махнул рукой куда-то в темноту, - до самого вечера стрельба слышалась. Не они ли это?

- Что думаешь предпринять?

- После обеда пошлю разведчиков.

В это время впереди послышался окрик!

- Стой, кто идет?

- Свои, не стреляй! - ответили из темноты. - От Пуйло.

Долгов отправился к месту встречи и тут же вернулся с двумя бойцами, молоденькими, совсем парнишками, сразу было видно, что из нового пополнения.

- Они... - обрадованно произнес Долгов.

- Где же это вы запропали? - обратился я к ребятам. Они наперебой начали рассказывать о впечатлениях своего первого боевого крещения. Потом слово взял старший по возрасту:

- Попали мы, видно, в стык. Стреляли по нас то справа, то слева, из одного отдельного домика. А мы перебежками все вперед да вперед. Не лежать же на снегу, когда впереди никого нет. Вот и оторвались от своих. А потом старший сержант Пуйло повернул нас на этот домик, когда с ним поравнялся. Мы на "ура" его и захватили. Там немецкие автоматчики были. И расчет пулеметный... Домик мы под оборону приспособили. Потом семь атак отбили. Когда у нас кончились патроны, мы стали стрелять из трофейных автоматов. Пулемет их тоже пригодился... Пуйло нас за боеприпасами послал.

- А когда у нас боеприпасы кончились, - продолжал другой паренек, один из нас стал советовать старшему сержанту отходить.

- И что же? - спросил Долгов.

- Старший сержант говорит ему: салага ты! У гвардейцев один закон равнение на передних. Скоро тут весь батальон наш будет. Запомни: если мы пошли вперед, назад только в Берлине оглянемся. Слышал про "дом Павлова"? Там только четверо было, и то трое суток держались. А ты сразу домой собрался.

...Нагрузившись патронами и сухим пайком, бойцы закурили перед тем, как тронуться в обратный путь, а Долгов стал отдавать последние распоряжения командиру роты, которая уходила на помощь группе старшего сержанта Пуйло.

* * *

"Университетом городских боев" называли мы четырехмесячную битву за центр города. И это потому, что мы не только держали там оборону или атаковали позиции противника, но и учились.