"Всё, кончай этот "Мосфильм", иди лучше помоги, " - сказал он глуховатым от волнения голосом Маринке, снимавшей всё это на видео, когда его рука оказалась в промежности Нинель Серафимовны и почувствовала сырость. Маринка положила видеокамеру на пол, подошла к Нинель Серафимовне, опустилась на корточки перед ней, взялась одной рукой за стягивающую лодыжки прекрасной пленницы верёвку и дёрнула её на себя. Нинель Серафимовна упала бы, если бы не путы, плотно притянувшие её торс и руки к столбу, и кольцо, удерживающее запястья её рук с обратной стороны столба и не дававшие ей съехать вниз. Другой рукой Маринка завела за ноги Нинель Серафимовны цепочку, соединявшую браслеты наручников на Маринкиных руках. Затем, взявшись за эту цепочку с обеих сторон от связанных ног Нинель Серафимовны, распрямилась, поднимая ноги Нинель Серафимовны до уровня своей талии. БМ, взявшись за колени Нинель Серафимовны, раздвинул их в стороны, образовав из ног воспитательницы кольцо, в которое шагнул вначале одной, а затем другой ногой. После этого он расстегнул джинсы и вынул из своих плавок свой возбуждённый член, натянул на него презерватив и вошёл, мощно, разом в свою подчинённую, ухватившись руками под её коленями и поддерживая её ноги на весу.

   Нинель Серафимовна вскрикнула и застонала. Так мощно, животно, жестоко, и вместе с тем, великолепно ею ещё никто не обладал. Кончали они бурно, шумно. Нинель Серафимовна чувствовала, как в ней билась плоть её начальника, как он извергался в неё.

   Маринка, отложив видеокамеру, подхватила цепочкой наручников ноги Нинель Серафимовны, БМ вышел из своей подчинённой и покинул кольцо её ног. Нинель Серафимовна без чувств обвисла в своих путах. Слишком много всего произошло за эту ночь, и её психика оказалась не в силах справиться со всем этим.

   Когда она очнулась, то обнаружила, что лежит на холодном полу, покрытом кафелем, рядом со столбом, который её показался таким родным и милым. Неподалёку стояли её туфли, лежало её собственное бельё и аккуратно свёрнутое платье. Руки и ноги Нинель Серафимовны были свободны, а рядом с её одеждой лежали наручники, кандалы и ошейник с цепным поводком. Их раскрытые браслеты как бы приглашали лодыжки, запястья и шею воспитательницы в свои объятия. Она поднялась с пола, оделась, натянула туфли и в раздумье остановилась над оковами. Затем, встав сначала на одно, а затем на другое колено, замкнула браслеты кандалов на своих лодыжках, защёлкнув на них замки. Распрямившись, она защёлкнула на своей шее тонкий стальной ошейник. Подняв раскрытые наручники, она закрыла браслет на правом запястье, и, заведя руки за спину, на ощупь замкнула браслет на левом запястье. Оглядев себя в зеркало, она вошла в проём лестницы и, глухо постукивая "шпильками" и, позвякивая цепью кандалов по дереву ступеней, спустилась вниз.

   Навстречу ей из проёма лестницы, идущей куда-то вниз, поднимался БМ.

   - А где Маринка? - смущённо потупив глаза и краснея, спросила Нинель Серафимовна своего начальника.

   - Она внизу, в камере. Её выходной день впереди, - ответил БМ. Пойдёмте, Нинель Серафимовна.

   - Вы не будете мне завязывать глаза? - спросила она его.

   - Зачем? Я и так вижу, что нет необходимости скрывать от Вас дорогу сюда, - ответил он, выразительно взглянув на оковы на своей подчинённой, которые она сама на себя надела, и, взявшись за поводок и открыв дверь, вывел Нинель Серафимовну в темноту летней ночи.

   Заснуть в эту ночь Нинель Серафимовна так и не смогла. Она ворочалась, пытаясь успокоиться и заснуть, но как только в её памяти всплывали моменты из того, что с ней произошло, сердце её начинало учащённо биться, а внизу живота начинало знакомо и приятно ныть.

   День в пионерском лагере проходил как обычно. Когда пришло время сончаса, Нинель Серафимовна, оставив спящих детей на попечение вожатых, отправилась в соседний корпус в восьмой отряд, и все два часа она спрашивала Маринку, а та отвечала ей на все вопросы, которые роились в голове Нинель Серафимовны и не давали ей покоя.

   Через два дня у Нинель Серафимовны был выходной, и она, заняв у Маринки денег, отправилась в город на вечернем автобусе. Днём в городе она посетила заветный магазинчик, купила там пару видеокассет определённого содержания с фильмами киностудии "Калифорния Стар", а также многое другое, на что ушли все занятые ей у воспитательницы восьмого отряда деньги. Дома она по несколько раз просмотрела купленные видеокассеты, потом отдельные понравившиеся моменты. Решение было принято.

   В конце одного из следующих дней Нинель Серафимовна задержалась после очередного вечернего "разбора полётов", подошла к БМ и сказала: "БМ, в моём отряде ЧП: я не уследила за дежурными на бассейне, и они купались во время сончаса. БМ, я виновата и заслуживаю наказания". На самом деле Нинель Серафимовна преднамеренно "не заметила" шалости дежурных своего отряда и думала, что об этой её провинности будет сказано во время планёрки, но всё прошло гладко. А она так ждала! На лице БМ не отразилось никаких эмоций, он не стал читать своей подчинённой нотаций и нравоучений, молча сел за стол, рядом с которым Нинель Серафимовна простояла всё время, пока он писал инструкцию.

   У себя в комнате Нинель Серафимовна подробно изучила написанную БМ инструкцию. Единственное, чего она сейчас хотела, это того, чтобы быстрее был объявлен отбой и дети заснули. Когда это произошло, воспитательница восемнадцатого отряда дождалась назначенного часа, достала из-под кровати дорожную сумку и вынула оттуда пакет. Полностью раздевшись, она достала из пакета чёрные туфли-"лодочки" на десятисантиметровой "шпильке", чёрные чулки-"сеточки", чёрный корсет с подвязками для удержания чулок, длинные чёрные оперные перчатки и стала всё это медленно надевать на себя. Надев на себя всё это бельё, она огладила свои ноги, обнажённую грудь, плечи, ягодицы и покружилась перед зеркалом, осматривая свою полную эротизма внешность.

   Тихо, на цыпочках, чтобы не разбудить цокотом "шпилек" детей и вожатых, она прошла по коридору, спустилась вниз по лестнице и вышла из корпуса. Нинель Серафимовна шла по асфальтовой дорожке, по которой недавно её, скованную по рукам и ногам, вёл на цепи её начальник. Когда спящие корпуса скрылись за поворотом, она остановилась у уже знакомой ей скамейки, освещённой уличным фонарём. На скамейке лежал приготовленный для неё пакет. Раскрыв его, воспитательница выложила на скамейку чёрный шёлковый шарф, шаровый кляп, раскрытые тонкий узкий стальной ошейник с цепным поводком, наручники и кандалы. Ключей к их замкам не было, значит, освободит её тот, кто за ней придёт и приведёт в "замок боли и страсти".