Я, конечно, не знаю, что именно в этот день служат по мне молебен в никогда не виданном мною английском городе, что жмут уже на советских дипломатов, где бы они ни появлялись, что придет завтра новый начальник лагеря (старого быстренько отправят на пенсию), и окажется этот новый начальник Зуйковым - тем самым, что не решился на "шестерке" сорвать с меня крест. И возопит Зуйков человечьим голосом:
- Не я ж вас в ШИЗО сажал, почему же мне за чужую дурость отвечать, если вы умрете?
- Потому что и вы бы подписали этот приказ, как миленький.
- Нет! Обещаю вам - нет! Никаких ШИЗО! Не подпишу - и конец. Я начальник лагеря! Называйте меня как хотите, если я обману!
И я ему поверю: по глазам видно, что не подпишет. Так зачем подставлять под удар именно его? Стоит дождаться, когда кого угодно из нас отправят в очередное ШИЗО с родной "тройки" - и тогда уже я двинусь в последнюю голодовку под лозунгом: "Прекратите пытать заключенных!" Конечно, с меня его немедленно сорвут, но наши хоть будут знать - с каким требованием я пойду на это. Смотрим мы с Зуйковым друг на друга... Ладно, солдатская твоя душа, ты по-своему прав. Но знал бы ты, до чего мне не хочется из блаженного своего состояния возвращаться назад - только с тем, чтобы начать при первом случае все сначала! И после голодовки есть - это всегда так больно! Нгбо сводит почему-то, как от ожога.
- Хорошо, переводите на режим ПКТ - начну есть.
- Начинайте сегодня! Врачи опасаются...
- Подождут ваши врачи. Пускай в ПКТ и лечат.
И не обманет Зуйков, прекратятся на этом все мои ШИЗО, а остаток срока в ПКТ он сделает для меня "максимально благоприятным" - насколько это вообще возможно для таких мест. На этом, однако, все и кончилось. Параллельно со мной свои пять суток отсидела Галя (я об этом и не знала), но больше никого из зоны в ШИЗО не сажали, и лозунг мой - написанный заранее зеленкой - пролежал под нашими телогрейками до самого моего отъезда в Киев. Правда, мы как-то утром нашли телогрейки перевернутыми, и лозунг - тоже: видно, проверяли ночью. Что ж, пускай - донесут КГБ о боевой готовности. К весне 86-го нас начнут по-человечески кормить, а кагебешники - улещать и сулить освобождение безо всяких покаяний. Но, по странному совпадению, окончательно обезумевшая Эдита именно тогда не только присоединится к Владимировой, а и пойдет гораздо дальше нее - начнет пускать в ход руки! Что она норовит затеять драку - я узнаю, вернувшись из ПКТ - но еще ушам своим не поверю. А уже в мае на пани Ядвигу и меня откроют уголовное дело "за избиение заключенной Абрутене", даром что всем будет известно, что это - чистой воды провокация, и хоть следовало эту дуреху отлупить - я все же воздержалась, а про пани Ядвигу и вовсе смешно говорить - она была чуть не вдвое старше Эдиты и вчетверо слабее.
И закроют это дело так же легко, как открыли - шантаж уголовной статьей ни на кого не подействует, а затеяна эта вся история только ради последнего шанса: может, испугаются и напишут-таки покаяния? Не сработало так стоит ли стараться? Им не то что добавлять нам сроки - избавиться от нас надо будет, и поскорей! Потеряв надежду на террор - цыкнут на Эдиту и Владимирову, и те, как по волшебству, утихнут. А на следующий день меня заберут в Киев "освобождаться", и последние три месяца будут вымогать, и стращать, и шантажировать, но одновременно клясться мне, что в "Малой зоне никого уже не осталось", хотя это будет тогда еще враньем. Не добившись желанного покаяния, за два дня до встречи в Рейкьявике глав сверхдержав все же выпустят, по секретному указу за подписью Громыко. На руки мне этот указ не отдадут, но объяснят зато, почему секретный:
- Вы же о помиловании не просили, и официально Президиум Верховного Совета СССР не имеет права вас помиловать.
- Мне помилование не нужно, мне нужна реабилитация!
- Ну, Ирина Борисовна, не все сразу. Может быть, попозже. А вот держать вас здесь мы не имеем права, раз указ. Соберите вещи, мы отвезем вас домой.
Собираю, еще не соображая, врут или не врут?
И вот меня везут на черной "Волге"...
ЭПИЛОГ
Сегодня, в сентябре 87-го года, в Малой зоне действительно никого не осталось. Она прекратила свое существование. Лагле живет в Эстонии, пани Лида - в Латвии, Наташа и Галя - в России, Рая и Оля - на Украине, Таня - в Америке. Но остались пока в ссылке Татьяна Михайловна Великанова и Елена Санникова, но остались сотни политзаключенных по другим лагерям, тюрьмам, ссылкам и психушкам. А зэков-рабов, арестованных по уголовным статьям, хоть и не всегда за действительные преступления - миллионы.
И умер в тюрьме, не дождавшись свободы, Анатолий Марченко, и каждый день кто-то умирает - и сегодня умрут, и завтра. А я живу, и это, наверное, несправедливо. Храню никому не нужную здесь зэковскую форму работы пани Лиды. Иногда прижимаюсь к этой лагерной, столько повидавшей шкуре щекой. Серый мой, серый цвет! Цвет надежды! Сколько еще стоять этим лагерям на моей земле? Как я смею заснуть сегодня, когда они все стоят?
Но это у нашей зоны была серая форма. У большинства зэков - черная. Им-то на что надеяться? Разве только - на нас с вами.
КРАТКИЙ СЛОВАРЬ СОВЕТСКОГО ЖАРГОНА
Зэк, зэковский - сокращенное название заключенного и соответствующее прилагательное.
Гебист, гебушник, кагебешник - букет обозначений штатного сотрудника КГБ.
"Столыпин", "столыпинский" вагон - несправедливо названный, но оставшийся в фольклоре вагон для перевозки арестантов.
Черный ворон - закрытая машина для перевозки заключенных.
Подогнать - нелегально передать.
Урки - бандиты, уголовники.
Промазали - промахнулись.
Вохры, вохровская - сокращенно: Вооруженная Охрана и соответствующее прилагательное.
Пришить дело - инкриминировать то, что есть, или сочинить то, чего нет.
Хрен - нецензурное, но, увы, распространенное слово. В данном случае означает отрицание.
Малолетка - лагерь для малолетних преступников. Другое значение малолетний преступник.
Трахнуться - войти в половое сношение.
"Мамки" - женщины, родившие в тюрьме или в лагере.
Баланда - похлебка, изготовляемая специально для заключенных. Описать трудно - надо попробовать.
Лепить - давать срок заключения.
Участковый - участковый милиционер.
Надыбал - нашел.
Четвертной - двадцать пять рублей.
Швейка - швейное производство в лагере.
Каптерка - закрытое на замок помещение для вещей, которые заключенным позволяется хранить.
Сопрут, спереть - украдут, украсть.
"На полусогнутых" - с максимально возможным подхалимажем.
"Наполнитель" - здесь - специально отобранные КГБ люди для заполнения свободных мест.
Блатняшки, блатные - люди из уголовного мира невысокой квалификации, иногда просто хулиганы.
Политички, политические - политзаключенные.
Дежурнячки - дежурные надзирательницы.
Политчас - час, выделенный в советских учреждениях для политической пропаганды. В нем обязаны принимать участие все привлекаемые.
ШИЗО - сокращенно - Штрафной Изолятор, по-человечески - карцер.
Стукачки, стукачи - лагерные доносчики. Глагол - "стучать". Тюремный доносчик еще называется - наседка.
7+5 - семь лет лагеря и пять лет ссылки.
ЧП - аббревиатура: Чрезвычайное Происшествие.
ИТУ - Исправительно-Трудовое Учреждение; официальное название лагеря.
Хабарь - взятка.
Подлива - вранье.
ГУИТУ - Главное Управление ИТУ (находится в Москве).
ВТЭК - комиссия, определяющая степень трудоспособности.
Тубик - туберкулезный больной.
Лафа - хорошая жизнь.
"Строгач" и "общак" - соответственно - лагерь строгого и общего режима. Шкала советских лагерей - по степени увеличения зверств: общий, усиленный, строгий, особый.
Опер - оперативный уполномоченный.
Заначка - хорошо припрятанная ценность.
Мент - милиционер, сотрудник МВД.
