- Ну, почему, - сказала она, и стала неохотно объяснять. - Во-первых, мы ведь не знаем друг друга... Совсем не знакомы, понимаете?
Он кивнул, да, мол, понимаю. И решил, что она права, и не стоит спорить, чтобы она не приняла его за нахала. Он совсем не смотрел ей в глаза. И вздохнул:
- А вдруг я пойду к вам, а окажется, что вы жулик, или что похуже неожиданно стала развивать она свою мысль.
- Нет, нет, я не жулик, я инженер, - сказал он, заикаясь. Она посмотрела на него серьезно, помолчала.
- Разве что на минуточку - вдруг сказала она, словно размышляя вслух только обсохну...
- Да,да, только на минуточку.. -глупо поторопился он и смутился. И снова заметил возникшую недолгую ее улыбку. Они уже шагали рядом, когда она спросила:
- А дома ничего не скажут?
- Я один живу, -сказал он. - Совсем один.
- А-а.. - сказала она.
В подъезде она тщательно вытерла ноги о первую ступеньку, и дальше, поднимаясь, вытирала ноги на каждой ступени. Он охотно делал то же самое, и чтобы уверить ее, что это для него обычное дело, стал аккуратно и долго вытирать ноги о тряпку у соседских дверей. Она тихо, приглушенно засмеялась. Он принужденно хихикнул. Потом долго не мог попасть ключом в замочную скважину. Тряслись руки.
- Простудился? - спросила она деловито. Ему показалось - с беспокойством спросила, и сердце заныло сладко и непривычно.
- Ага,- сказал он, и наконец открыл дверь.
- Тебе выпить нужно, - сказала она, входя в квартиру. - Как рукой снимет. Что это у тебя? Коньяк?
- Нет. Шампанское.
- Э... Это не годится, сказала она. - Тут первое лекарство -коньячок.
- Ничего. Шампанское тоже... У него газы... - почему-то напомнил он.
- Тебе не газы нужны, а градусы, - сказала она. - А больше тапочек нет?
- Нет, - сказал он и засуетился. - Но вы не беспокойтесь. Надевайте эти...
- А ты?
- А я люблю босиком, - соврал он. - Знаете, так ноги дышат, врачи советуют босиком... Это здорово...
Она сняла с себя мокрое пальто, и он повесил его вместе со своим плащом на гвоздь в стене коридорчика. Она в его полосатых тапочках прошла в комнату. Он включил свет и заметил, что платье на ней тоже немного вымокло - подол и на спине.
- У вас платье мокрое, - сказал он. - Как бы не простыли...
Она рассеяно разглядывала календарь на стене, хотя мокрое платье занимало ее гораздо больше - как люди, не живущие постоянно на одном месте, она боялась заболеть, простудиться, боялась слечь, и потому такие вещи, как вымокшее платье, заставляли ее серьезно волноваться. Она помолчала немного, что стоило ей большого труда, но поколебавшись, внешне очень равнодушно спросила:
- У тебя тут ванная есть?
- Есть, - выдохнул он с замершей от восторга душой.
- Можно я... - нерешительно начала она.
- Конечно! - перебил он ее. Слишком громко.
Она усмехнулась.
Он включил ей колонку и засуетился в ванной - распечатывая новое душистое мыло, несмотря на то, что старое на раковине было почти неиспользованным, приготовил расческу и чистое полотенце.
- Спасибо, - сказала она.
И уже входя в ванную, добавила:
- Послушай давай на ты. А то как-то неудобно мне... В ванной у тебя моюсь, а ты все мне вы да вы...
- Да, да, - радостно подхватил он. - Давайте на ты...
- Ну вот и хорошо, - улыбнулась она. - Проще нужно быть.
- Ладно сказал он.
Кончив мыться, она позвала его из-за двери.
Дай пожалуйста полотенце...
Ах да, полотенце! Впопыхах, он повесил его за дверью ванной комнаты. И когда он постучал, и увидел ее высунувшуюся руку, обнаженную, ослепительно-белую, душистую, и представил ее всю, голую там в ванной, такую доступную, отделенную от него всего лишь тонкой дверью, у него яростно затрепетало, забилось сердце, подкатило к горлу, стало больно ворочаться и гулко стучать, отдаваясь во всем теле, даже в ступнях и в пальцах похолодевших рук, и закружилась голова, и заныли, обсохли в миг, затосковали губы.
- Ну, что же ты? -спокойно сказала она из-за двери, и щелкнула пальцами своей душистой, белой руки.
Он спохватился, отдал ей полотенце, прошел в комнату и сел часто дыша, за свой стол. Но тут же вскочил, взял на кухне стаканы, поставил на стол шампанское, нарезал булочку аккуратными ломтиками, хотя отчаянно дрожали руки, расставил в тарелочках масло, сыр, колбасу... И тут подняв голову, увидел ее в дверях. Она стояла в коротенькой, яркой и несвежей комбинации, с полотенцем, накинутым на плечи, и внимательно смотрела на него. У нее были худые, немного костлявые, но красивые ноги, и лицо без косметики, чуть покрасневшее, распаренное, напоминало лицо заплаканного ребенка. Завидев ее в дверях, он от растерянности выронил нож. Нож звякнул на полу, и он полез под стол доставать его, не успев обратить внимания ни на худые, с выступающими костями ноги ее, ни на лицо заплаканного ребенка.
- О! К тебе гость придет,-сказала она, кивнув на выроненный им нож.
- Я не пущу его,- пробормотал он, поднимаясь с пола.
- У меня платье мокрое,-сказала она.-Повесила сушиться. Дай мне что-нибудь накинуть.
Он дал ей свою лучшую рубашку. Рубашка была ей до колен, она застегнула и сказала:
- Почти, как платье.
- Ага,- сказал он.- С обновкой.
- А почему это у тебя столы так странно поставлены?-вдруг обратила она внимание.
- А это так...- засмущался он.- Глупости...Так мне удобнее, свет падает...
- А,- и она тут же забыла о столах, и села. Он приготовил и протянул ей бутерброд.
- Что я, маленькая?-сказала она недовольно, но бутерброд взяла и с удовольствием надкусила.
- Если хлеба мало, я могу у соседей попросить,-предложил он, видя с каким аппетитом она ест.
- Нет, нет, я не ем много,- сказала она.- Особенно на ночь. Он взволнованно покраснел при упоминании о ночи.
- Ну, что же ты не разливаешь?
Он спохватился, разлил шампанское по стаканам дрожащей рукой.
- И конечно, перелил,- сказал он огорченно.
- Ничего, не беда,-она решительно встала.- Есть у тебя на кухне тряпочка?
- Есть,- сказал он.-Там, на столе, или на холодильнике... Или на полу,-крикнул он ей вслед на кухню. Она вошла с тряпкой.
- К счастью, не на полу,- сказала она и стала вытирать со стола.
Он задумчиво смотрел на нее и думал о чем-то своем, туманном, сокровенном.
