- Получается, - подала голос Маринка, - все горело и все здесь ждали вас? Почему же сотрудники не вызвали пожарных?
- Видите ли, - Удодов открыл ящик стола, вынул оттуда и надел очки в золоченой оправе, - видите ли, они не решились делать что-либо без меня... Я же приехал очень быстро.
- Странно, - сказала Маринка.
- Видите ли, - Удодов очки снял и аккуратно сложил дужку к дужке, - видите ли, сотрудники сами сначала пытались потушить... я тоже попытался... Мы были в шоке. Этим можно объяснить. Многие сотрудники проявили себя при тушении самоотверженно. Шофер Володя опалил волосы, секретарь обожгла руку, уборщица Лида надышалась дыму и никак не могла прокашляться. Я всем им объявил благодарность. Пожарных мы вызвали... ну минут через десять, не позже, я вызвал, они приехали, залили.. Как, как вас зовут? - обратился к нотариусу. Лия...
- Марковна, - подсказала та без обиды.
- Хочу проинформировать вас, уважаемая Лия Марковна... когда пожар был потушен, мы, то есть медсестра наша дежурная, мой шофер Владимир и я, вместе с инспектором госпожнадзора вошли в квартиру Мордвиновой-Табидзе и изъяли все ценное... На всякий случай, то, что попалось на глаза... Я взял все это... ну, кольца там, бусы... и положил в коробку, а коробку спрятал в сейф. - Удодов показал рукой на металлический ящик в углу. - Я, конечно, не знаю, не разбираюсь, действительно ли это ценное и насколько, но собрал, собрал.. Все-таки в сейфе надежнее. Может быть, с этих вещей и начнем?
- Не совсем понимаю, зачем вы собирали эти вещи... но, разумеется, если...
- Это же второй этаж! Кто-нибудь проговорится, и кто мне мог дать гарантию, что воры не влезут? Решеток же нет!
- Резонно. Вынимайте! - приказала Лия Марковна, присаживаясь к столу и вытащила из сумки-портфеля свои бумаги. Одну из них положила перед собой. На ней сверху чернела типографская надпись "Акт описи".
Я ещё ни разу не видела, как происходит вся эта процедура по передаче имущества согласно завещанию. Мне было интересно и это. Я встала, чтобы лучше видеть, что там пишется.
- Мне ждать? - просунулась в дверь голова в белой косынке.
- Подождите пока, Анна Романовна, - сказал Удодов, повернувшись от сейфа, откуда уже извлек деревянную коробку.
Рука Лии Марковны, маленькая, но энергичная, стремительно вписывала в "Акт...": "Мною, государственным нотариусом 1-й Московской государственной нотариальной конторы Айвазовой Лией Марковной... при участи... представителя отдела государственного пожарного надзора Гуляева Владимира Ивановича..."
- А где же? - вырвалось у меня.
- В коридоре ждет, - не отрывая ручки от листа бумаги, отозвалась Шахерезада.
"... умершая умерла дома в связи с пожаром, возникшим в комнате... Поскольку комната была сильно обгоревшей, то при тушении пожара комиссией были извлечены ценности и составлен акт. Ценности хранились в сейфе..."
Далее Лия Марковна ухватывала двумя пальцами из коробки то брошь, то перстень, то бусы и стремглав записывала:
"1. Серьги белого металла, с желтым покрытием, в виде цветка, в центре камушек, красный, прозрачный, граненый.
2. Часы наручные женские желтого металла, квадратные.
3. Серьги белого металла... 284 пробы...
4. Бусы янтарные...
5. Перстень белого металла 284 пробы с камушком желтого цвета..."
Ну и так далее. То есть для меня стало ясно одно - никаких особых ценностей тут, в коробке, нет, хотя нотариус тщательно описывала каждый предмет...
Но и она скоро бросила словно в сердцах:
- Остальное бижутерия!
Коробку со всем этим хламом Удодов протянул Маринке. Она взяла, беспомощно глянув на меня. Я молчала.
- Теперь идем вскрывать, - сказала Лия Марковна и уже была в дверях, легкая, как вихрь. Все прочие двинулись следом. В их числе оказался и представитель Госпожнадзора в форме, и "Быстрицкая", и секретарша Валентина Алексеевна, и сестра-хозяйка Анна Романовна, полная, степенная женщина в белом халате, в белой косынке поверх темных волос. На её руке поблескивало целых три обручальных кольца.
Процессия наша почти бесшумно продвигалась по ковровой дорожке темно-зеленого цвета, расстеленной во всю длину коридора. Слева от нас, как в гостинице, шли двери, деревянные, с ручками под бронзу, справа тянулась сплошная стеклянная стена - откуда лился щедрый солнечный свет на кадки и горшки с разнообразными растениями, включая пальмы и фикусы. Все они выглядели превосходно - ярко-зеленые, свежие. Здесь приятно пахло оранжереей, мокрой землей.
Но вскоре этот живой запах исчез совершенно под напором отвратительной вони. Лия Марковна уже сорвала пломбу и отворила дверь в квартиру Мордвиновой.
Горький, приторно-тошнотворный запах гари ударил густой волной. Мы с Маринкой вошли внутрь, невольно схватившись за руки. Вонь пожарища словно налипла тотчас на лицо, забила ноздри, почти удушила.
- Грязища-то! - воскликнула за моей спиной какая-то из понятых.
Я обернулась - сестра-хозяйка, Анна Романовна... Она поймала мой взгляд:
- Неосмотрительно вы... В таком-то костюмчике...
Может быть, она и впрямь пожалела мой прикид? С хрипотцой будто бы закоренелой курильщицы я сказала в обмен:
- Так и вы в белом халате!
Она улыбнулась мне, рассекретив золотой клычок.
- Ой, жуть-то какая! - тоненько пролепетала секретарша Валентина Алексеевна. И вдруг расплакалась, приговаривая: - Надо же... прямо в пожаре... А была-то какая красавица! Сколько за ней ухаживало интересных мужчин!
- Нельзя сильно заживаться на этом свете, - молвила "Быстрицкая". - Лучше прожить мало, но ярко.
- Глупости какие, - рассердилась Анна Романовна. - Живешь столько, сколько на роду у тебя написано жить. Господь один знает, кто зажился, кто нет.
- Хватит, хватит, бабоньки, на эту тему, - подал голос Удодов. - Нам надо поскорее все это... дел много. Жалко человека, конечно, а что поделаешь?
- Горят, горят людишки, - подал голос "госпожнадзор". - Всегда горели и гореть будут. Сначала каждого жалеешь, потом привыкаешь.
- Правильно! - подхватил Удодов. - Жизнь продолжается! О живых надо думать... заботиться. Это у кого дел нет, тому можно все удивляться, ужасаться без толку.
Вероятно, я и была здесь, среди этих людей, самой никчемной, если продолжала и ужасаться, и удивляться обгорелому до головешек книжному шкафу, стоящему справа, черной спирали того, что осталось от занавесок и скрючилось под самым потолком, закопченному окну, осыпанному черным пеплом письменному столу, кожаному креслу, из спинки которого торчат клочья паленой ваты, разбросанным по всему полу почерневшим книгам...
