- Вы что-нибудь нашли?

После долгого молчания Грегори с горечью сказал:

- Однажды кто-нибудь обязательно что-нибудь увидит, услышит или разнюхает. И сообщит это нам. Когда-нибудь это случится.

Ларкин кашлянул.

- Человек, который заговорил со мной вчера вечером... Что - нибудь прояснилось?

Инспектору явно нелегко было вспомнить, о ком идет речь.

- Этот? У него полон дом вечно ворчащих женщин, которые подтвердили его алиби. Если бы он кого-нибудь из них зарубил топором, я бы его понял.

Посланник вернулся назад. За ним следовал стройный мужчина примерно лет сорока. Воротничок его рубашки был расстегнут, всю одежду покрыли пятна грязи и зелени. Ларкин шагнул вперед.

- Мистер Уотсон?

- Да.

- Примите мои соболезнования. Мы из "Ревю". Вы можете с нами поговорить?

- Что вы хотите знать?

Инспектор молча наблюдал. Ларкин никак не мог собраться с мыслями.

- Я хотел спросить... Могли у вашей жены быть враги?

- Нет. У неё не было врагов.

- И вы не знаете причины...

- Нет.

- Ваша жена посещала курсы драмы?

- Да.

- Вы тоже ходили?

- Я оставался с детьми.

Ларкин для вида нацарапал что-то в своем блокноте и попытался начать заново.

- Вы не забеспокоились, когда жена не пришла домой вовремя?

- Я всегда беспокоюсь.

Глаза Уотсона следили за движениями карандаша Ларкина.

- Можно мне спросить... Детей увезли?

- Они у друзей.

- Вы можете назвать их имена?

- Стивену десять лет, Мелинде семь.

- А вы? Вы работаете в торговле?

- Да. У Стрингера.

- Фирма мороженых продуктов? С сетью магазинов?

- Да.

- Вы состоите в каком-то городском клубе?

- Нет.

- Но вы довольно долго здесь живете?

- Двенадцать лет.

- Можно поинтересоваться, есть ли у вас какие-то планы на будущее?

- Планы?

Повисла долгая пауза.

Инспектор протянул руку и вежливо развернул Уотсона.

- Нам нужна ваша помощь, сэр... Когда вы снова к нам присоединитесь...

Тот неуклюже зашагал по шелестящим листьям. Ларкин медленно дописал предложение до конца.

Грегори сказал:

- С тех пор, как он узнал, он все время такой. И захотел присоединиться к поискам.

- Может быть, это лучшее решение.

- Что ещё ему остается?..

- Но они ничего не нашли?

- Ведро, котелок, три пары обуви, железный остов кровати. Приходите попозже, наверняка будет что-нибудь еще. Вы сможете это сфотографировать.

Ларкин хотел уже идти, когда вдруг он вспомнил ещё кое-что.

- Как обстановка? У вас достаточно людей?

Инспектор кисло ухмыльнулся.

- Спросите лучше суперинтенданта.

- Вы будете просить подкрепления?

- Спросите у суперинтенданта.

- Кажется, этот ответ мы обречены услышать ещё не раз, заключил Ларкин, когда они вышли на улицу. - У Хатчета в руках поводья, но он не знает, в какую сторону править. Я ему не завидую. Что теперь будем делать?

Не получив ответа, он обернулся. Банти шла в противоположную сторону.

- Банти?

- Вы можете хоть минуту помолчать? - зашипела она в неподдельной ярости и стремительно повернулась к нему спиной. Он недоуменно пожал плечами и пошел дальше. Вскоре она его догнала.

- Наверное, - бросил он в пустоту, - нам следует позвонить.

Она ничего не сказала, но последовала за ним к телефону. Джим продиктовал все, что удалось узнать, потом повесил трубку и решил в последний раз попробовать с соседями. Банти сказала, что хочет попытать счастья с какой-то семьей, которую знала раньше, и ушла. Он крикнул вслед:

- Тогда встретимся в редакции?

Она в ответ подняла руку, но так и не обернулась.

Внезапно Ларкин почувствовал, что эта атмосфера его угнетает. Он заставил себя пройти через палисадник, позвонить в дверь и с вежливой улыбкой объяснить причину визита. Результат: миссис Уотсон была тихой, приветливой женщиной и заботливой матерью, интересовавшейся театром.

"Страх, - стучал Ларкин по клавишам, - висит как пелена тумана над милыми домиками и тенистыми садами Этчингэм Кресчент. Страх перед самым ужасным на свете: перед неизвестностью.

После чудовищного нападения на миссис Уотсон во вторник местные женщины оставались дома, а если и выходили на улицу, то только группами. Репортерам "Ревю" было не так легко уговорить их открыть дверь или хотя бы ответить на вопросы.

Миссис Айлен Блаунт из дома 17 сказала..."

Джим поискал в своем блокноте слова, которые собирался вложить в уста миссис Блаунт. И во время этих поисков наткнулся на душераздирающее высказывание торговца с рынка, знакомого погибшей женщины. Он торопливо его перепечатал, собрал листочки и отнес их Смату.

- Это почти все, что у меня есть.

- И слава Богу. Не принимайте близко к сердцу, Джим, Смат пробежал первые абзацы, - Вы поговорили с кем-нибудь с курсов драмы?

- Седьмая страница.

- Ах, да. Ну, комментарий вполне приличный. У вас все?

- Могу сотряпать ещё что-нибудь...

- Не надо. Я думаю, материала у нас больше, чем сможем втиснуть в номер. Рукопись Банти видели?

- Нет. А что там у нее?

- Она нашла старика, с которым когда-то были знакомы её родители. Он играл с Уотсонами в бридж, и минут двадцать выкладывал все, что знает. Он даже высказал свои предположения о том, где находятся дети. И они подтвердились. Хорошая работа.

- Здорово, - с искренним уважением кивнул Ларкин. - Что мне делать дальше?

Смат хмыкнул.

- Пойти со мной обедать.

В "Якоре" Ларкин вновь обратил внимание на манжеты шефа репортеров.

- Утро выдалось суматошным, - вздохнул Смат, проследив за его взглядом. - Когда я подумаю о счетах за стирку!.. Надеюсь, я ни о чем не забыл. А вам что-нибудь пришло в голову?

Ларкин осторожно упомянул несколько занимавших его мыслей. Смат благодарно кивнул:

- Мне не особо по душе играть в начальника. Я рад, что наш издатель берет все больше на себя.

К ним подошел Брюс Норт, чтобы сказать, что Картера задержали:

- Ему как раз позвонил Хатчет.

Смат встревожился.

- Что-то случилось?

- Я думаю, нет. Наверно, Хатчет хочет, чтобы пресса опубликовала какое-нибудь сообщение. Лес не казался встревоженным.

- Он никогда не выглядит встревоженным.

- Нет... Но когда есть хорошие новости, он начинает говорить односложно и все записывает.

- А что он сейчас сделал?

- Сказал "Гм..." и начал записывать, - задумчиво протянул Брюс.

Смат допил свое пиво.

- Я лучше пойду обратно, - по дороге к двери он остановился и обернулся, - Джим? Джессу нужны идеи. Не могли бы вы после ланча - только не спешите...

- Да, разумеется.

- Бедный старый Смат, - Брюс капнул горчицы на сэндвич с говядиной. Он словно агонизирует на электрическом стуле.

- Сдается мне, он крепко держит в руках все ниточки.

- Да, но за это расплачивается язвой. Что это такое по сравнению с делом! - Брюс заговорщически посмотрел на Ларкина. - Вы знаете, что все вечерние занятия отменили до лучших времен? Женские кружки, молодежные клубы и объединения бойскаутов. Весь город затаился.

- Не удивительно.

- Это, конечно, перегиб. Танцы в "Эмпайре" состоятся. Посетителей просят приходить и уходить группами.

- Да, но им придется напрячься, когда домой захотят самые последние.

- Точно. Но пусть об этом думают родители. Я знаю, что бы я сделал. Я бы запретил Глории выходить вечером из дома.

Ларкин усмехнулся в стакан.

- Я бы сам к ней пришел. Между прочим, - Брюс сменил тему, - Джесс должен быть обеспечен идеями на полгода вперед. Про это легко пишется.

- Может, он ищет чего-нибудь другого?

- Он? Да он самый бездарный человек, которого я только знаю. Этакий журналистский вундеркинд... как он себя представляет. Разъезжает повсюду в своем спортивном автомобиле, культивирует сомнительные связи и разговаривает словно энергичный босс. Отдел культуры! Он просто шарлатан. Писать не может, никаких идей нет. Да он просто работать не умеет!