– Привет, босс!

Ада оторвалась от бумаг и с улыбкой взглянула на меня.

– Привет, Томми!

Что-то в ее голосе показалось мне необычным – так бывает, передвигая стрелку на шкале радиоприемника, на мгновенье поймаешь какое-то важное сообщение. Но я прогнал мелькнувшее у меня подозрение. Просто она много работает и утомлена. Надо сказать, чтобы не забывала о себе.

– Как там этот город? – спросил я.

– Да все такой же, – безучастно отозвалась Ада и опять вяло улыбнулась.

– Ну, а твои малолетние преступники?

– Напрасно ты так говоришь, – с укором сказала Ада. – "Лига молодежи штата Луизиана" делает много хорошего.

– Ха!

Ада снова улыбнулась, но промолчала.

– Не слишком ли ты утомляешь себя? Надо поменьше работать.

– Не получается. – Она опять улыбнулась.

Меня неотступно преследовала какая-то мысль, но я не мог сосредоточиться. Я вернулся к себе в кабинет, просмотрел почту, потом взялся за бумаги дорожного департамента, но, не в состоянии вникнуть в содержание, отложил их и вынул из верхнего ящика стола журнал "Вэрайети".

И только уже на третьей странице, где описывались альковные развлечения голливудских звезд, я наконец сообразил, что меня беспокоит.

В Новом Орлеане Ада с кем-то переспала.

Кишки у меня скрутило, дыханье участилось.

Черт бы ее побрал!

"Но позволь, – тут же остановил я себя, – ты ведь ничего не знаешь, зачем же высасывать из пальца всякую чепуху?"

Но это одна из тех вещей, что сразу становятся заметны.

Это только догадки. Наверняка ты же не знаешь. Ничего не знаешь.

Я принялся убеждать себя, что ничего не произошло, и в конце концов поверил в это. Почти...

Потом я повел Аду вниз в кафе обедать. Как и утром, она выглядела усталой и рассеянной, словно ее мысли витали где-то далеко-далеко.

А вечером, когда я попытался приласкать ее, она сказала:

– Только не сегодня, дорогой!

Я думал, что она сразу же уснет, едва коснувшись подушки, – такой она казалась утомленной. Однако часа через два, ложась в постель, я по ее дыханию понял, что она не спит.

– Ада! – позвал я.

– Да?

– Дать тебе снотворное?

– Нет.

На следующее утро за завтраком она сидела бледная и измученная, а мысли ее снова витали где-то далеко-далеко. Когда в полдень я заглянул к ней в кабинет, она с кем-то быстро-быстро говорила по телефону, бросив мне, что слишком занята и не может идти обедать. Больше в тот день я ее не видел. Собственно, я заранее знал, что так оно и будет.

Я не прикасался к Аде недели две, а когда наконец решился, то понял, что ничего похожего на прежнее не получится.

Я изо всех сил старался не верить себе, надеясь, что это одни лишь догадки. Но не мог с собой справиться. Я не был уверен в измене Ады, и эта неопределенность особенно мучила меня; порой мне казалось, что я готов примириться с изменой, лишь бы узнать правду. Я стал ревновать ее даже к случайным собеседникам. Стоило ей улыбнуться какому-нибудь журналисту, как у меня появлялась мысль: "Он?" Ада провожает до дверей одного из членов "Лиги молодежи штата Луизиана", а я уже спрашиваю себя: "Не он ли?" Однажды я приревновал ее к мальчишке – разносчику телеграмм. Даже Сильвестр оказался у меня под подозрением, но ненадолго – он был единственным человеком, в виновность которого я не мог заставить себя поверить. Я ненавидел всех, точнее – каждого мужчину, выходящего из кабинета Ады: молодого юрисконсульта, чиновника департамента торговли и промышленности по связи с прессой, старика адвоката, директора приютов. Но все это были догадки, догадки...

Однажды, недели через две после того, как у меня впервые возникло подозрение, я увидел полковника Роберта Янси, прикрывающего дверь ее кабинета и направляющегося по коридору. "Он?" Почему-то мне запомнилось его лицо – не то чтобы улыбающееся или счастливое, а какое-то удовлетворенное.

"Это он! – обожгла меня мысль. – Боже, конечно, он!"

– Доброе утро, господин губернатор, – поздоровался Янси, изо всех сил пытаясь казаться жизнерадостным. – Как дела?

– Привет, – ответил я и некоторое время пристально всматривался в него, пытаясь найти какое-нибудь подтверждение своей догадки, но ничего не обнаружил.

Янси ушел, а я, как и прежде, не мог с уверенностью сказать, с ним или с кем-то еще из дюжины, даже из сотни других обманула меня Ада. Может, этого человека вообще здесь нет? Может, это был ее старый дружок Стив Джексон, работающий на телевидении? Может, это был некто, кого я и в глаза никогда не видел?

Вот еще муки-то!

Теперь я следил за Адой при каждом удобном случае. Еще недавно это показалось бы мне верхом подлости, но сейчас я на все махнул рукой. Как только я замечал, что она кому-то улыбается, а улыбалась она бог знает какому количеству мужчин, меня тотчас начинала мучить ревность, но уже через десять минут я понимал, что ошибся.

Как-то в полдень я сидел в кафе, укрытый от взоров посетителей оркестром. Недалеко от входа расположился за столиком полковник Янси. От меня не ускользнуло, что время от времени он бросал быстрый взгляд на дверь, словно кого-то ждал.

Спустя несколько минут появилась Ада. Не замечая меня, она медленно прошла рядом со столиком Янси, он повернулся и посмотрел на нее, и Ада отрицательно качнула головой. Движение было чуть заметным, но я все же увидел его. Такими знаками могут обмениваться только очень близкие люди. Потом Ада, уже не таясь, кивнула полковнику, как обычно делают, здороваясь со знакомыми. Тут она увидела меня, помахала рукой и направилась к моему столику.

Теперь у меня не оставалось никаких сомнений: Ада украсила меня рогами именно с Янси.

В ту ночь, узнав наконец правду, я впервые за несколько недель спал спокойно. Ну, а следующую ночь я провел с блондинкой из департамента торговли и промышленности.

Вскоре я сделал еще одно открытие: Ада решила выставить свою кандидатуру на выборах. Не могу сказать, когда именно она изменила свою точку зрения и решила не только добиваться популярности, но и баллотироваться на губернаторских выборах. Знаю только, что однажды, внимательно присмотревшись, я сообразил, что Ада готовится к выдвижению своей кандидатуры. А ведь мне и в голову не приходило, что она хочет стать губернатором. Впрочем, нет, приходило, но как-то подсознательно, а вот теперь она выложила карты на стол. До первичных выборов демократической партии оставалось еще свыше полутора лет, но Ада уже развила бурную деятельность. Она произносила речи, с которыми может выступать только человек, добивающийся официального выставления своей кандидатуры. Ее благотворительная деятельность, возня с "Лигой молодежи штата Луизиана", якшанье с политиканами в округах не оставляли никаких сомнений на сей счет.

Уж кто-кто, а я отлично разбирался во всем этом, поскольку в свое время сам занимался тем же.

Вообще-то я не возражал против намерений Ады: в соответствии с конституцией штата меня все равно не могли переизбрать на новый срок. Пусть выберут ее. Но и у Ады не было никаких шансов. Ни в нашем, ни в другом южном штате, а возможно, и вообще в США, ни одна женщина не может надеяться быть избранной на пост губернатора.

Подожди-ка, а как же с мамашей Фергюсон в Техасе?

Да, но с ней совсем другое дело – мамаша Фергюсон вовсе не была такой молодой и пригожей, как Ада. Хорошо, конечно, когда у политического деятеля красивая жена, но, если женщина сама становится политической деятельницей, красота превращается в помеху. Мамаша Фергюсон была далеко не молоденькой, когда выставляла свою кандидатуру, да к тому же в течение некоторого времени уже выполняла обязанности губернатора, что имело весьма важное значение. Она стала губернаторствовать, когда папаша Фергюсон не то заболел, не то умер; все происходило так давно, что я забыл подробности да и вообще не интересовался этой историей. А раз она уже была губернатором, считай, две трети опять проголосуют за нее. Вот как ей удалось победить на выборах.