Газетчик ужаснулся: - Ведь это преступление!

- Вы так думаете? - спросил Уркаганов насмешливо.- Я автор, изобретатель пересадки, лучше кого-либо знаю, что осталась масса нерешенных этических вопросов. Сегодня решили так, завтра пересмотрят. Впрочем, я не буду дожидаться, пока чиновники внесут поправки.

- За это предусмотрено полное стирание личности,- напомнил репортер осторожно, не зная, как реагировать на откровенное заявление молодого гения, прогремевшего на весь мир.

- А я признаюсь,- ответил Уркаганов, и снова было непонятно, насколько серьезно он говорит.- Память моего разумоносителя будет со мной. Кто заподозрит? А морально я прав. Кто бы ни был моим носителем, ему будет хорошо. Под моим руководством даже лучше.

Щелкнуло, экран погас. Топоров повернулся к Волкову, наблюдавшему за ним с грустной улыбкой.

- Слышал? - спросил Волков.

- Это несерьезно,- возразил Топоров.- Уркаганов ерничал!

Волков покачал головой: - Нет. Конечно, есть законы нравственные и юридические, которые Уркаганов не нарушит: не укради, не убий, не солги и прочие, ясно выраженные, устоявшиеся. А кодекс личности только создается. Мог ли Уркаганов, создатель поворотного рычага в истории человечества, не ощутить себя стесненным? Он считал себя полным хозяином открытия, а комиссии тут же связали ему руки. Тут и более управляемый человек зарычал бы. А Уркаганов, вд беду, вообще не признает шлагбаума.

- Что же, сам создатель может никогда не дождаться второй жизни?

Топоров сказал, это язвительно, но Волков ответил очень серьезно, глядя прямо в глаза:

- Очень может быть. А если возьмешь его, ты не справишься.

В кабинете повисла долгая вязкая пауза.

Топоров поднялся, сделал два нетвердых шага, но сказал решительно:

- Я крепкий орешек для Уркаганова. Когда подавать официальную заявку? Я требую расширенного заседания правления.

Рано утром Саша вышел из дому с огромным рюкзаком за спиной, а через час уже был в самом сердце Каракумов. В Харькове он промок под холодным дождем, а в пустыне на него обрушилось солнце, пригнуло к земле палящим жаром. Рубашка сразу высохла, но зато с первых же минут пот заливал глаза.

Экспедиция, на взгляд Саши, расположилась в безлюднейшем месте.

Ни воды, ни травинки - мертвый, раскаленный песок. Какая жизнь в этом аду? Но едва наступила ночь, как на свет лагерного фонаря сбежалось, слетелось, сползлось столько диковинных существ, что биологи, не дожидаясь утра, разбросали ловушки для насекомых. Саша замирал от восторга.

В экспедицию прилетело пятеро, включая Сашу. Жанна - единственная женщина, остальные были крепкими, загорелыми мужчинами, похожими больше на ходоков-первопроходцев, чем на кабинетных ученых.

Саша куховарил, бегал с поручениями. Постепенно Жанна, как начальник экспедиции, оставила его при себе. Это было для всех естественным, она не только по рангу старше, но и слабый пол, а мускулистый школьник охотно таскал за ней приборы, сачки, образцы, пахучие приманки и ловушки.

Биологи посмеивались. Любитель муравьев в таком возрасте обязательно будет боготворить автора книгч, как же иначе?

Однажды Леонид вечером заговорил в мозгу Саши:

- Жанна все еще не в себе. Всегда решительная, холодноватая, а теперь часто колеблется, подбирает слова. Я принял подсадку, будучи поставлен перед фактом, Жанна знает о подсадке.

- Я заметил,- ответил Саша с неловкостью. Хотелось дать поговорить Леониду и Жанне напрямую, но это запрещено. К тому же надо отдать контроль над телом, то есть Леонид должен стать оборотнем.Почему она все еще без подсадницы?

- Сказался ее антисайнтизм. Родители, я их хорошо знал, убежденные технофобы, алармисты. Жанна ко всему относится с излишней осторожностью. Не потому ли занимается именно муравьями, которые не меняются уже полета миллионов лет? Впрочем, я тоже, как и она, не ре,шался на подсадку. Все выбирал, примерялся.

На пятый день Саша работал в паре с Евлаховым, лысоватым биологом, крупным и очень рыхлым. Евлахов в первый же день обгорел под палящим солнцем, ночью его спина покрылась волдырями. Потом шкуру снимали лохмотьями с ладонь размером. Все посмеивались, хоть и сочувствовали. Евлахов хохотал и, не обращая внимания на боль, снова выбирался под солнце. Он тоже был мирмекологом, на Жанну с первого дня посматривал откровенно оценивающе, раздевал глазами, и Саша сразу невзлюбил его. Однажды они работали с Евлаховым вдвоем на участке - Жанна осталась в лагере, жалуясь на плохое самочувствие. Евлахов понимающе подмигнул Саше, дескать, на три-четыре дня у начальника экспедиции испортится не только работоспособность, но и настроение. В такие дни лучше держаться подальше.

На подходе к муравейнику Евлахов ловко подхватил кузнечика редкостного размера. С любопытством рассмотрел его цветные крылья, преспокойно оторвал ему голову и бросил возле норки. Набежавший муравей отпрянул от неожиданности, затем яростно всадил жвалы в мягкое, незащищенное брюшко. Из норки, повинуясь неслышимому сигналу, выбежали крупные муравьи, бросились на судорожно брыкающегося кузнечика.

- Сожрут,- заметил Евлахов бесстрастно.- Прожорливые твари, а?

- Да,- подтвердил Саша, стараясь, чтобы голос не дрогнул.- Даже вегетарианцы защищают свои гнезда...

"Это не Евлахов, это псевдо-Евлахов,- раздался в голове тихий голос Леонида.- Этот человек решился подмять под себя личность Евлахова".

"Что делать? К дяде милиционеру не побежишь. Мы в центре пустыни".

"Этот мерзавец торпедирует идею подсадки. Его нужно остановить. Поговори с Жанной. У нее есть рация, пусть вызовет охрану. Евлахов очень опасен. Ты растешь в мире, где преступности почти нет, а я застал... Не трусь, расчехляй рацию. У нас в армии были такие же, я расскажу, что делать".

Алина рассеянно готовила обед. Дважды тарелки выскальзывали из пальцев, но повезло - не разбились. Алина не могла отделаться от растущей тревоги. Топоров опять направлялся в Институт добиваться подсадки Уркаганова. Теперь уже на расширенном бюро. А вдруг пойдут навстречу?

Неожиданно в голове раздался холодноватый голос Марианны:

- Пожалуй, я смогла бы тебе помочь.

Это было так неожиданно, что Алина дернулась, не нашлась с ответом.

Марианна рассмеялась:

- Не веришь? Если я скажу, что стараюсь не задаром, поверишь?

- Как ты можешь помочь? - спросила Алина с надеждой.

- Я сестра Волкова. Мы росли вместе. Он всегда прислушивался к моим советам. Благодаря подсадке я вижу Топорова дома, где он не блещет той мощью, что на конференциях. Если скажу Волкову, что Топоров не выдержит напора Уркаганова, Волков мне поверит. И Топоров никогда не получит Уркаганова.

- Только бы получилось,- прошептала Алина, сложив руки на груди.- Ты впервые протянула мне руку помощи.

- Спасибом не отделаешься,- отпарировала Марианна насмешливо.- За спасибо не работаю. Сделаю это лишь при одном условии. Ты уступишь мне свое тело.

У Алины потемнело в глазах и панически изменился голос: - Нет, нет! закричала Алина.

- Не сопротивляйся! - сухо засмеялась Марианна.- Твое тело теперь мое тело.

Загнав остатки сознания Алины в глубины мозга, Марианна медленно поднялась с постели. Тело ее дергалось, ныло, будто после долгой езды по ухабистой дороге. Алина на 30 лет моложе, ей не приходится напрягаться, чтобы встать со стула или сделать шаг.

В зеркале отразилась полноватая, миловидная женщина. Марианна критически смотрела на свое отражение. Хорошо быть молодой. Конечно, она была бы во сто крат ярче, но не умела пользоваться козырными картами умной и знающей женщины. Если бы молодость знала, а старость могла!

Соизмеряя движения, она перебрала гардероб Алины. Жена крупнейшего математика могла бы разнообразить одежду. Все-таки участие в приемах, встречах, на фото рядом с мужем... Все из магазина готового платья.

Правда, фигура стандартная, но к женщине в хорошо сшитом платье отношение другое.