(Почему Иисус на кресте) так жадно потянулся к питью и не мог стерпеть жажду, как ее часто переносит любой человек (II, 37)? Вы, крепко верующие, упрекаете нас в том, что мы не считаем его богом и не соглашаемся с вами, будто он претерпел это для пользы людей, чтобы и мы презрели наказания (II, 36). (Но ведь его пример и вся его деятельность никого не убедили); он был казнен и претерпел такие страдания, не убедив никого при жизни, даже своих учеников (I, 39); да и сам не показал себя свободным от всех пороков (II, 41). Иисус не был безупречен (II, 42). Не скажете ли вы о нем, что, не убедив живущих здесь (на земле), он направился в Аид, чтоб убедить находящихся там (мертвецов) (II, 43)?
Если, выдумывая нелепые оправдания, по поводу которых вы самым смешным образом обманываетесь, вы думаете в самом деле защитить себя, то что мешает считать всяких других осужденных, окончивших жизнь самым жалким образом, особо великими людьми и божественными посланцами? (Ведь на таком же основании) такой же бесстыдник мог бы говорить о казненном разбойнике и человекоубийце, что он не разбойник, а бог: он, дескать, предсказал членам своей шайки, что с ними произойдет то, что в действительности произошло (II, 44).
Далее, те, которые были с ним при жизни, слушали его речь и следовали ему как учителю,- видя его казнь и смерть, не умерли ни вместе с ним, ни за него, не убедились, (что надо) презирать мучения, но стали отрицать, что они (его) ученики: а вы теперь с ним умираете (II, 45)! Лично он завербовал десяток лодочников и самых отверженных мытарей, и то не всех. Если при жизни он никого не убедил, а после его смерти желающие убеждают столь многих, то это разве не верх нелепости? (II, 46).
На основании какого рассуждения вы пришли к тому, чтоб считать его сыном божьим? (Вы говорите): "Мы к этому пришли, ибо мы знаем, что казнь произошла ради одоления отца зла"; так что же, разве не были казнены многие другие, и не менее низкие (II, 47)? (Или вы говорите): "Мы на том основании считаем его сыном божьим, что он исцелял хромых и слепых и воскрешал мертвых" (II, 48). (Но), о свет и истина, (Иисус сам) собственными устами, согласно вашему писанию, ясно заявляет, что появятся и другие пользующиеся подобными силами злодеи и шарлатаны, и он называет того, кто хитро подстроит это, некиим сатаной; таким образом, он и сам не отрицает, что такие (чудеса) не представляют ничего божественного, а являются делом людей дурных. Под давлением истины он одновременно раскрыл (проделки) других и самого себя изобличил. Разве это не наглость - на основании одних и тех же действий одного считать богом, а других - шарлатанами? Почему мы на этом основании должны считать негодяями других, а не его, следуя его же свидетельству? Он сам признал ведь, что все это не признаки божественной сущности, а неких обманщиков, величайших подлецов (II, 49). Что вас привлекло (к нему), как не его предсказания, что он якобы воскреснет после смерти (II, 54)? Ну хорошо, поверим вам, что он это сказал. Но сколько есть других, которые распространяют такие басни, убеждая простодушных слушателей и используя их заблуждение? Ведь то же самое говорят у скифов о Замолксисе, рабе Пифагора, в Италии - о самом Пифагоре, в Египте - о Рампсините; этот даже играл якобы в аду в кости с Деметрой и вернулся оттуда с подарками от нее - золототканым полотенцем. Такое же рассказывают об Орфее у одризов, о Протесилае в Фессалии, о Геракле в Тенаре и о Тесее.
Посмотрим, однако, действительно ли кто-либо когда-нибудь воскрес после смерти во плоти. Или вы думаете, что у других это считается и в действительности является сказкой, у вас же это драматическое происшествие придумано прилично и правдоподобно - его возглас на столбе, когда он испустил дух, и землетрясение, и затмение? А что он, хотя не сумел постоять за себя при жизни, став трупом, восстал, показал следы казни, пробитые руки,- то кто это видел? Полубезумная женщина или кто-нибудь еще из той же шарлатанской компании, которому это пригрезилось вследствие какого-то предрасположения или который по своей воле дал себя увлечь обманчивому, фантастическому видению, как это с очень многими случалось, или, что вероятнее, захотел поразить остальных шарлатанской выдумкой и этой ложью открыть дорогу другим бродягам (II, 55). Если б Иисус действительно, как вы говорите, воскрес, если б он на самом деле хотел явить божественную силу, ему следовало показаться тем, кто его оскорбил, кто его осудил, вообще всем (II, 63); ведь, раз он умер и был, как вы утверждаете, богом, ему уже нечего было бояться кого-либо из людей, да и не затем он был с самого начала
Замолксис - бог гетов во Фракии. Позднейшая эллинская рационалистическая традиция превратила его в человека, раба Пифагора, и объявила его "просветителем" Фракии, чудесным образом исчезнувшим с земли. Рампсинит - мифический царь Египта. Миф о схождении Рампсинита в преисподнюю приведен у Геродота (II, 122). Протесилай - один из героев троянского похода, павший в бою первым, был отпущен из подземного царства на один день на землю для свидания с молодой женой. Геракл, или Геркулес,величайший эллинский герой-богатырь, занимающий видное место в сонме эллинских и римских богов. В числе приписываемых ему в мифологии подвигов (из них 12-основных) значится сошествие в ад, откуда он вывел трехголового пса Цербера, охранителя ада. Тесей, "житие" которого написано Плутархом,главный национальный герой и покровитель Аттики; в числе множества подвигов Тесея греческая мифология сообщает также о его сошествии в ад, послан, чтоб скрываться (II, 67). Если это имело столь большое значение для доказательства (его) божественности, ему, во всяком случае, следовало бы исчезнуть прямо со столба (II, 68), (так чтоб все это видели. А он предпочел скрыться; но) кто же когда-либо, будучи послан как вестник, скрывается, когда нужно возвестить то, что (ему) было поручено? Пока он, облеченный в плоть, не внушал доверия, он всем проповедовал без устали, а когда он, восстав из мертвых, мог бы внушить крепкую веру, он явился тайком только одной какой-то женщине и собственным своим приверженцам; когда его наказывали, его видели все, а когда он воскрес - только один человек; а ведь должно было быть наоборот (II, 70). (Так-то он рассчитывал) просветить благочестивых и пожалеть заблуждающихся и покаявшихся (II, 71)! Если он хотел остаться в неизвестности, то зачем раздался голос, объявляющий его сыном божьим? Если же он не хотел скрываться, к чему было подвергаться наказанию и умереть? (II, 72). (А если) он хотел (примером) перенесенных им страданий научить нас презирать смерть, то, восстав из мертвых, (он должен был бы) открыто призвать всех и объяснить, ради чего он сошел (на землю) (II, 73).
Все это мы подносим вам из ваших же писаний, мы не нуждаемся ни в чьих других показаниях, вы побиты собственным своим оружием (II, 74)... О всевышний, о небо, какой же это бог, пребывая среди людей, не вызывает (к себе) веры, хотя является при этом (как раз) тем, кто на него надеется? Почему его никак не признают те, кто давно его ждет (II, 75)?
... (Так что) зря он грозит и бранит, когда говорит "горе вам", "наперед говорю вам": ибо этим он неопровержимо признает, что убедить он не в состоянии, а этого не бывает ни с богом, ни даже (просто) с рассудительным человеком (II, 76).
Мы, (иудеи), надеемся, что некогда действительно воскреснем во плоти и обретем жизнь вечную, примером и вождем в этом будет нам посланец (бога), который покажет, что для бога нет невозможности (воскресить) кого-либо во плоти. Но где же он, чтоб мы (могли) его увидеть и уверовать (II, 77)? (Мы видели, что не Иисус был этим посланцем; ведь он никого не сумел убедить); или, может быть, он для того и явился, чтоб мы не уверовали (II, 78)?
Итак, Иисус был человеком, притом таким, каким его рисует истина и показывает разум (II, 79).
Часть 2.
КРИТИКА ХРИСТИАНСТВА С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ФИЛОСОФИИ И ИСТОРИИ.
Глупейшим образом спорят между собою христиане и иудеи, и их беседы между собой о Христе ничем не отличаются от вошедшего в поговорку спора о тени осла. Популярная в греческой литературе поговорка о споре, который "выеденного яйца не стоит". Основана она на анекдотическом споре о том, кому принадлежит право укрыться от солнца в тени осла,- владельцу его, которому "принадлежит" и тень, или нанимателю.