- Так получилось.

- Хорошо получилось, - со странным удовлетворением отметил Феликс. Кстати, возвращаясь к племяннику. Он мне сегодня понарассказывал... Это что, пассивный пласт эйленского фольклора? Я таких легенд не припомню.

- А вы из Эйле? - Хальк ощутил, что начинает злиться. Феличе кивнул и небрежно прибавил, что нынешняя работа для него - что-то вроде развлечения. Способ приятно и нехлопотно провести лето, не особенно мучаясь от безделья. А вообще-то у усадьбы есть хозяин. Между прочим, владелец одного из столичных издательств.

- Вы ведь пишете? Хотите, я возьмусь пристроить ваши рукописи? Но только стихи.

Хальк залпом допил вино. В голове шумело. Он не понимал почти ничего из этой странной беседы. Почему стихи? Это издательство что, ничего другого не печатает? Может, ему взяться дамский роман написать? Да, это будет здорово, тетки на кафедре изящной словесности разом заткнутся.

- А сказку нельзя? Это же не легенды, я сам...

- Нельзя, - сказал Сорэн. - Ни при каком раскладе. Даже и не думайте.

Было в его голосе что-то, что заставило Халька моментом протрезветь. Озноб пробежал по спине.

- Почему? - чувствуя себя последним дураком, тем не менее, спросил он.

Феликс откинулся к плетеной спинке стула. Скрестил на груди руки. Помолчал. Потом сказал осторожно:

- Видите ли... Саша. Это все очень красиво, это заставляет ощутить... я не знаю, как сказать. Убогость нашего мира, серость, собственную тупость и трусость. Это красиво и очень страшно. Но пока только на словах. А вот если вы запишете... все эти ощущения можно смело помножить на десять. Не слишком ли? И потом. Вы же слушали курс философии. Помните, как там про бытие и сознание?

- Сознание вторично.

- Ерунда, - сказал Феличе убежденно. - Вот вы представьте хоть на минуту, что своим сознанием вы определяете чужое бытие. И не надо далеко ходить за примерами. Весь лагерь живет теперь вашим сознанием... созданием, если хотите. Но они дети, они веселятся, они не могут долго задумываться о всех... обо всем, что там всерьез. Они ловят призраков и ругают вашего коллегу Краоном. И это закономерно. Вы же не хотите, чтобы сорок пять детей и трое взрослых испытывали такую же боль, какую испытываете вы.

Мотыльки летели на свет. Пахло приближающимся дождем. Синяя молния расколола небо над террасой. У Сорэна невольно дернулась щека.

- Я. Не. Понимаю.

- Смерть моны да Шер... я соболезную. Простите.

Хальк встал, с шумом отодвинув стул.

- В-вы!.. Кто вам?!..

- Неважно. Кстати, вот вам лишний повод задуматься над тем, как кончаются в жизни страшные сказки. Не придумай вы такого, кто знает, может, она осталась бы жива.

- Прекратите! Я не верю!

- И правильно, - Феликс вдруг широко, ослепительно улыбнулся. Как будто и сам углядел ущербность своих доказательств. - Не верьте. Когда вам скажут. Когда прочтете. Даже когда увидите собственными глазами - все равно не верьте. Есть только иллюзия. Смерти - нет.

- А я вас искала, - воспитательным тоном объявила Ирочка. - Александр Юрьевич, вы мне нужны.

Полная луна, проглянув сквозь облака, залила террасу зеленоватым светом. Луна была большая и пухлая, как тронутая плесенью плюшка, и Ирочка в своем сарафане с оборочками на ее фоне казалась крупной летучей мышкой. Хальк потряс головой, пытаясь прогнать наваждение. Наваждение не прогонялось. Наваждение отжало перекинутый через локоть купальник и плюхнулось на плетеную скамеечку перед столом. Только теперь Хальк заметил, что управляющий исчез. И унес с собой лампу. А чаеварка осталась. Хальк в растерянности уставился на бронзовое это чудовище: то ли под стол спрятать, то ли сделать вид, что он тут вообще не при чем.

- Ой, какая прелесть, - сказала Ирочка, пожирая чаеварку глазами. Антиквариат. Мне перед управляющим неловко, свалились ему на голову. Да, так вот... - Ирочка дернула носом: из покинутых чашек тянуло пьяной вишней, а бутылки не наблюдалось. Ирочка с сомнением посмотрела на Халька. - Гай сейчас придет.

- Зачем?

- Как зачем? - удивилась Ирочка. - Планерка у нас.

- В два часа ночи?

Ирочка передернула плечиками:

- Я вас не понимаю! Должны же мы обсудить... посоветоваться... вы все равно не спите!

- А очень хочется! -Гай появился и широко зевнул. На нем была байковая пижама с медвежонками, и выглядел он трогательно "до не могу".

- Садитесь, мальчики.

Следующие пятнадцать минут Ирочка развозила о серьезности поставленной перед ними задачи, о воздействии на юные умы... и обо всем прочем, чем славилась кафедра педагогики Эйленского университета. Гай вяло зевал. Хальк, ни на что не надеясь, повернул ручку чаеварки. Но того, что накапало в чашку, вполне хватило, чтобы эти минуты пережить.

- Короче, - сказал Гай. - Чего надо?

- У вас, мальчики, безобразие творится. Дети бегают сами по себе.

- А ты хочешь, чтобы они сами по мне бегали?

- Я хочу, - пояснила Ирочка терпеливо, - чтобы их досуг был занят. Умственно-полезной и развивающей общественной деятельностью.

- Они отдыхать хотят, - сообщил Гай. - И я хочу. И вот он - тоже хочет.

Хальк поднял глаза. Луна отразилась в них. С такими глазами идут на крест. Но дети - это же не крест, это же счастье, подумала Ирочка. И большая ответственность. Так что повод затоптать в себе угрызения совести у Ирочки имелся.

- В общем, так, мальчики, - она хлопнула по столу ладошкой. - Дети у вас бесхозные, катаются на чужих лошадях и играют в несанкционированные игры. А мы, как педагоги, обязаны взять все под контроль и руководство. Пускай играют. Но под присмотром. Поэтому вы, Саша, сейчас напишете примерный сценарий этой вашей... сказки, мы выберем актив, распределим роли и будем работать. Вот вы, Гай, кем хотите быть?

- Спящей красавицей.

Ирочка шмыгнула носом, помолчала и разревелась. "Мальчикам" стало стыдно. Сидят тут, мучают бедную девушку... она же не виновата, что такая дура.

И они стали набрасывать примерный сценарий.

... Полукруглое окно с витражными вставками по углам было распахнуто, солнце падало на широкий деревянный подоконник, на стоящее там блюдо с виноградной гроздью. Ягоды перестояли, пустили сок. По краю блюда ползала осоловевшая, совершенно счастливая оса. Оса была пьяная в тютельку и никак не могла понять, где выход. Несколько раз она с гуденьем вздымалась на отяжелевших крылах, долбилась носом в стекло и падала. Феличе подхватил животное носовым платком и выбросил в сад. Оса так и не взлетела. Плюхнулась в пыльные берсеневые кусты и там потерялась.

- Вечно все ищут обходные пути. Нет, чтоб прямо полететь.

Глубокий философский смысл фразы с трудом доходил до отупевшей от зноя головы Яррана, мессира Лебединского, милостью Господней барона Катуарского и Любереченского, магистра и Мастера Лезвия Круга. На бароне был упланд с бобровой подбивкой, стоявший коробом от золотого шитья, тяжелая цепь с гербом, юфтевые сапоги с загнутыми красными носами, а бархатный берет валялся рядом с блюдом.

- В такую шальную погоду рыцарь должен быть в пути, - изрек мессир Ярран. Растопыренной пятерней вытер вспотевшее лицо. Щетина невыносимо чесалась на подбородке. - Господи, Феличе, как вы это переносите?

Управляющий сидел на подоконнике в тонкой батистовой рубашке, распахнутой на груди, и прекрасно себя чувствовал.

- Вы, мессир, не переживайте, в Руан-Эдере еще жарче.

Ярран подергал цепь.

- Сегодня Капитул,- напомнил Феличе. - Так что вы решили насчет моны?

На виноград опустилась очередная оса, вылизала бражку и, закосев, подлетела к Яррану. Тот прихлопнул ее беретом. Резко встал.

- Если я не вернусь, отыщите гербовую бумагу в укладке в моей спальне. Там все необходимые распоряжения.

- Сколько мне положено ждать мессира?

- До утра.

- А что мне сказать моне?

Ярран резко развернулся и выскочил из покоя. Феличе задумчиво отщипнул виноградину, пожевал, выплюнул за окошко и, не дожидаясь положенного часа, отправился за документами.