Медицинское оборудование, некогда принадлежавшее центру онкологических исследований и занимавшее три этажа, было оставлено в наследство владельцам недвижимости. Итак, уладив все формальности, Роуан арендовала площадь, включавшую в себя жилые помещения, офисы, приемные, смотровые и лаборатории. Позаботилась она также и о том, что могло им понадобиться для серьезных исследований, начиная с вещей, необходимых в быту, и кончая арендой автомашин.

Лэшер наблюдал за ней холодным и настороженным взглядом, не сводя глаз с ее пальцев, когда те нажимали клавиши, и прислушиваясь к каждому слогу, слетавшему с ее уст.

— Ты знаешь, что этот город расположен недалеко от Нового Орлеана? — спросила она.

Она сочла своим долгом заранее поставить его в известность, пока он не обнаружил этого сам и не начал ее упрекать.

Ее кисти болели оттого, что он беспрестанно хватался за них, когда куда-то тащил. Кроме того, она изнывала от голода.

— Ну да, как же. Мэйфейры, — произнес он, указывая на напечатанный текст, который лежал в папке.

Не проходило и дня, чтобы он не изучал эту семейную биографию вместе со своими записями или не прослушивал заново магнитофонные пленки.

— Вряд ли они додумаются искать тебя здесь, — продолжал он. — Всего в часе лета от твоего дома, верно?

— Верно, — согласилась она. — Но если ты убил Майкла Карри, я покончу с собой. И ты от меня больше ничего не получишь.

— Думаю, и сейчас от тебя мало проку, — ответил Лэшер. — В мире найдется немало куда более дружелюбных людей, чем ты. Тех, которые, кроме всего прочего, даже лучше тебя поют.

— Тогда почему ты меня не прикончишь? — выпалила Роуан.

При этом она сконцентрировала все свои силы и выпустила в него смертоносную порцию невидимой энергии, но на него это не возымело никакого действия.

В эту минуту ей захотелось умереть или уснуть так, чтобы никогда не проснуться. Хотя, возможно, это было одно и то же.

— Я считала тебя необыкновенным, невинным созданием, — призналась она. — Чем-то совершенно новым и неведомым.

— Это мне известно! — грубо отрезал Лэшер, закипая от гнева.

Когда его голубые глаза начинали метать молнии, он становился воистину опасен.

— Но теперь я в этом стала сильно сомневаться.

— Твоя задача — выяснить, что я собой представляю.

— Я пытаюсь, — сказала она.

— Я также знаю, что ты считаешь меня красивым.

— Ну и что? — безучастно произнесла Роуан. — Все равно я ненавижу тебя.

— Да, это для меня не секрет. Это очевидно, исходя даже из твоих записей. «Новый вид», «существо», «создание». Такое впечатление, что я подопытное животное, к которому применимы твои научные термины. А знаешь что? Ты ошибаешься. Я отнюдь не молод, дорогая моя. Напротив, я стар. И гораздо древнее, чем ты можешь себе представить. Но теперь снова настало мое время. Мне подвернулся как нельзя удобный случай явиться в этот мир через собственного маленького потомка. Хочешь знать, что я такое?

— Ты — чудовище. В тебе нет ничего от человеческой природы. Ты жесток и импульсивен. Ты не способен ни конкретно мыслить, ни сосредоточиваться. Ты ненормальный.

Лэшер так разозлился, что на некоторое время потерял дар речи. Его подмывало ударить ее. Она видела, как сжимаются и разжимаются его кулаки.

— Представь, дорогая моя, — начал он, — что все человечество вымерло и все людские гены перешли в кровь одного несчастного обезьяноподобного существа. Оно передавало их дальше, из поколения в поколение, пока из обезьяны вновь не получился человек!

Роуан ничего не ответила.

— Думаешь, этот человек стал бы проявлять милосердие к недоразвитым обезьяноподобным особям? Особенно если бы ему нужно было спариваться? Он совокупился бы с самкой обезьяны, чтобы зародить новую династию высших существ...

— Ты далеко не являешься высшим по отношению к нам, — холодно проговорила она.

— Черта с два не являюсь! — в гневе прорычал Лэшер.

— Не знаю, как это было на самом деле. Но могу сказать одно: больше этого никогда не произойдет.

Улыбаясь, он покачал головой.

— До чего же ты глупа! Глупа и эгоистична! Придется тебе напомнить об ученых, чьи речи я читаю или слушаю по телевизору. Они утверждают, что это случилось слишком рано, когда время еще не наступило. А теперь это произошло как никогда вовремя. Поэтому сейчас не будет жертв. И мы будем стараться, как никогда прежде!

— Я прежде умру, чем помогу тебе.

Он слегка потряс головой и отвел взгляд в сторону. Когда он заговорил снова, то ей показалось, что он бредит:

— Думаешь, мы будем милосердны, когда придем к власти? Было ли хоть одно высшее существо милосердным по отношению к низшему? Были ли испанцы добры к туземцам, которых встретили в Новом Свете? Нет, история ничего подобного никогда не знала. Никогда на земле существа, имевшие над другими некоторые преимущества, не проявляли снисхождения к тем, кто оказался слабее их. Напротив, высшие виды всегда вытесняли низшие. Или ты можешь возразить? Это же твой мир, расскажи мне о нем! Расскажи так, как если бы я ничего о нем не знал.

Его глаза заполонили слезы. Опустив голову на руки, Лэшер заплакал. Наконец, успокоившись, он вытер глаза банным полотенцем и сказал:

— О, как бы хорошо у нас с тобой все могло сложиться!

Он снова начал целовать и ласкать ее, одновременно освобождая свое тело от лишних предметов экипировки.

— Прекрати. У меня уже было два выкидыша. Я больна. Посмотри на меня. Посмотри на мои руки, на мое лицо. Посмотри на мои предплечья. Третий выкидыш убьет меня. Неужели ты этого не понимаешь? Я умираю. Ты убиваешь меня. Куда ты денешься, если меня не станет? Кто тебе поможет? Кто вообще знает о твоем существовании?

Лэшер задумался. Потом внезапно отвесил ей пощечину. Он сделал это неуверенно, как будто его глодали какие-то сомнения. Тем не менее, эта грубая выходка принесла ему удовлетворение. Роуан в недоумении вытаращила на него глаза.

Потом он уложил ее на кровать и начал поглаживать ей волосы. У нее осталось очень мало молока. Отсосав его, Лэшер принялся массировать сначала ее плечи, затем руки и ноги. Он покрыл поцелуями все ее тело — от лица до ног. Роуан потеряла сознание, а когда поздно ночью пришла в себя, ее влажные бедра ныли от причиненной им боли и одновременно от ее собственного желания.

Когда они прибыли в Хьюстон, Роуан поняла, что собственными руками подготовила себе тюрьму. Здание пустовало. Они с Лэшером сняли два верхних этажа Первые два дня, пока они знакомились со всеми удобствами этой высокой сказочной башни, возвышавшейся посреди царства неона и мерцающих огней, Лэшер ей во всем потакал. Роуан наблюдала за ним со стороны, ждала подходящего случая, пыталась воспользоваться малейшим шансом, но тщетно: он ни на секунду не терял бдительности, слишком быстро откликался на новые обстоятельства.

А на третий день Лэшер опять ее связал, и ни о каких исследованиях, ни о каком научном проекте уже не могло идти и речи.

— Теперь я точно знаю, что мне нужно, — решительно заявил он.

В первый раз он оставил ее на день. Во второй — на ночь и большую часть утра. А в третий раз и вовсе отсутствовал дня четыре.

А во что он теперь превратил холодную современную спальню с белыми стенами, стеклянными окнами и ламинированной мебелью!

Ноги у нее нещадно болели. Хромая, она вышла из ванной и с трудом поковыляла к спальне. К этому времени Лэшер перестелил постель, и теперь на окруженной цветами кровати красовались простыни розового цвета. Представшее ее взору зрелище, как ни странно, пробудило в ее памяти воспоминание об одной женщине, которая когда-то в Калифорнии покончила с собой. Прежде чем принять яд, она заказала для себя множество цветов и расставила их вокруг своего спального ложа. Не исключено, что подобные ассоциации у Роуан возникали после похорон Дейрдре, прочно утвердив в ее сознании представление о том, что море цветов окружает лишь женщину в гробу, которая покоится в нем, как большая кукла.