Дал он обещание.
И святой отец за это
Щедро одарил его
И к себе его приблизил
В круг князей и рыцарей.
Стал с тех пор его слугою
Обольщённый Каупо.
Наконец отца святого
Выслушав напутствие,
Рыцарское ополченье
В край балтийский двинулось.
Юношей, что в Рим с собою
Вывез куниг Каупо,
По монастырям монахам
В обученье отдали,
В их числе, гласит преданье,
Был латышский Индрикис56
Зиедонс вновь пришёл. Оделись
Горы, долы зеленью.
Бурно ожила природа,
Славя бога щедрого.
Но с природой не делили
Люди ликования.
Не видали, не слыхали,
Как цветёт, шумит земля.
Их желания иные
И иные страсти жгли:
Обирать народ несчастный,
Праздно жить и пьянствовать.
Там, где Ридзиня впадала
В Даугаву, там тьмы людей
Рыли, сваи забивали,
Новый город строил57,
Окружали крепким валом.
Посредине каменный
Встал собор, покрытый круглым
И тяжелым куполом58.
Был у Ридзини возникший
Город назван Ригою.
Под бронёй соборных чёрных
Стен епископ Альберт там
Властвовал59. Попов с войсками
Рассылал оттуда он.
Убивать, крестить и грабить
Начали в стране они.
Замок Икшкиле и замок
Саласпилс60 он выстроил.
Ужасом объяты были
Жители окрестные.
Люди поняли, да поздно,
Что они обмануты.
И оплотом стала Рига
Чужаков и хищников.
Не тогда ль о ней сложили
Песню эту горькую:
"Рига, сколько ты убила
Наших юных сыновей!
Рига, сколько породила
Ты рыданий, стонов, слёз!
Рига, сколько потравила
Ты зелёных наших нив!
Рига, сколько ты спалила
Наших гумен и домов!
Рига, сколько осушила
Бочек нашей браги ты!
Рига, сколько истребила
Ты богатства нашего!
Рига, сколько погубила
Ты народу нашего!
Рига, так чего же больше
Пожелать могла бы ты?"
А пока над Даугавой
Новый город строился,
Далеко, в земле немецкой,
В некоей обители
Лаимдота в плену томилась,
Ложью из родной земли
Увлечённая и силой
К немцам привезённая.
Злая Спидала и Кангарс
Злое дело сделали.
Тихой ночью велей к замку
Буртниекса пришли они.
Деве Спидала явилась
В виде мёртвой матери
И в засаду за собою
Ночью завела её.
Взяли Лаймдоту, связали
И умчали в Турайду,
А оттуда прямо к морю
Той же ночью вывезли.
И не помогли ни просьбы
И ни слёзы Лаймдоте
На корабль её втащили,
Увезли в Неметчину.
Приходил в пути к ней Дитрих,
Утешать хотел её,
Говорил, чтоб не боялась,
Что вреда не будет ей,
Что на корабле с ней едут
Многие сородичи
Добровольно и что с ними
Едет куниг Каупо.
Что на жизнь в немецких землях
Поглядеть хотят они...
И что там предрешена ей
Слава несказанная,
Что её себе в невесты
Избрал Кристус - бога сын.
Но с презрением глядела
Лаймдота на Дитриха.
Гордо дева отвечала,
Коротко, с достоинством:
"Если Кристус твой насильно
Может брать невест себе,
Хоть была бы я свободна,
Не могла б любить его.
Я в отчизне сужена
Молодому витязю.
На союз любви отец мой
Дал благословение.
Отпусти меня на волю,
Не томи, не мучь меня,
Иначе жених мой, витязь,
Страшно отомстит тебе!
Я же человеческая
Дочь, людьми рождённая,
Никакому сыну бога
Не гожусь в невесты я!"
Совесть вытравивший в сердце
Дитрих, лжец испытанный,
Весь от злобы стал багровый,
Услыхав ответ её.
И, оставя уговоры,
Он покинул Лаймдоту.
Но не облегчилась доля
Горемычной пленницы.
Защитить её просила
Лаймдота у Каупо.
Тот сказал: "Её насильно
Стать невестой Кристуса
Не принудят", - и при этом
Дал ей обещание,
Что он сам её обратно
Отвезёт на родину.
По лукавому совету
Дитриха решился он
Лаймдоту оставить в некой
Девичьей обители.
Но, ошеломлённый Римом,
Ослеплённый виденным,
Позабыл обратно Каупо
Взять с собою Лаймдоту.
Дитрих словом не напомнил,
Ибо видел ясно он,
Что за адамант прекрасный
Им подарен Западу,
И что будут благодарны
Там ему за пленницу.
Настоятельница с нею
Ласкова сперва была,
Лишь надоедала часто,
Муча уговорами
Позабыть богов латышских,
Поклониться Кристусу.
Видя тщетность уговоров,
Начала угрозами
Устрашать. Отдать грозила
Пленницу какому-то
Графу; он её своей, мол,
Сделает наложницей.
И угрозы эти слыша,
Испугалась Лаймдота.
Стало ей к тому ж известно,
Что беспутный родственник
Настоятельницы - графский
Сын - был в их обители,
Что её он мельком видел
И, пленясь красой её,
Очень сильно захотел он
Завладеть красавицей.
"Ибо, - граф сказал, - для этой
Некрещёной грешницы
Нет ни права, ни закона
В просвещённом мире их
И что поступать с ней можно,
Как бы им ни вздумалось".
Лаймдота просила дать ей
Срок для размышления.
На чудесное спасенье
Бедная надеялась.
Минул данный срок. Напрасно
Чуда прождала она.
Поутру она ответ свой
Дать должна игуменье,
От богов родных отречься,
Позабыть великие
Книги, что она читала
В древнем замке Буртниексов.
Нет, отрадней смерть, чем это
Страшное решение!
Пала вечером на ложе
Лаймдота в рыданиях,
Умоляла добрых духов
Прилететь на помощь к ней.
В полночь в монастырском замке
Страшный шум послышался,
Топот, крики, лязг оружья,
Треск ворот ломаемых,
Ближе гул шагов тяжёлых.
Распахнулась дверь её.
На пороге кельи стали
Люди, в сталь одетые.
Старые монахи, слуги
Замка окружали их,
И один, заплывший жиром,
Обратился к рыцарям:
"Если только вы хотите
Взять у нас язычницу,
Отдаём её с охотой
И благословляем вас.
Много дней она святой наш
Монастырь поганила!
Забирайте' Увозите!
Только нас не трогайте!"
Настоятельницу вызвать
Попросила Лаймдота,
Ибо под её защитой
Здесь она находится.
Но монахи отвечали,
Что сейчас нельзя её
Вызвать, ибо затворилась,
Устрашась насилия,
В алтаре она со всеми
Остальными сестрами.
Тут железными руками
Ухватили Лаймдоту,
Вынесли за стены замка,
Подняли в седло её.
И с добычей поскакали
К лесу похитители.
Но внезапно некий рыцарь
Преградил дорогу им.
Палицей в шипах железных
Тяжко замахнувшись, он
Прогремел им: "Отпустите
Девушку, бездельники,
Или мозг ваш по дороге
Сей же час разбрызгаю!"
Те от неожиданности
В первый миг опешили,
Но обрушились тотчас же
Все на неизвестного.
Но с неслыханною мощью
Он в толпу их врезался.
Отражая град ударов
Кованым щитом своим,
Страшной палицей дробил он
Скорлупы железные.
Черепками разлетались
Черепа с покрышками.
Всех побив, свалил с коня он
И того, кто Лаймдоту
На руках держал. Чеканный
Тяжкий шлем сорвал с него:
Нечестивца, сына графа,
Он узнал в разбойнике.
Грозно молвил: "Пёс немецкий!
Знаешь ли, что эта вот
Дочь свободного народа,
Стольких совершенств полна,
