- Мнительный! - захохотел от души Абитай. - Поверьте, они и носа не сунут к нашему дому - ведь отец Армон-хана - безжалостный судья!
Доводы Абитая, особенно насчет отца Армона, успокоили Бессаза, но ненадолго. И когда приблизились они уже к дому, Бессаз вдруг закричал, увидев за оградой сада две фигуры:
- Они уже здесь! - И так, будто сам не поверил собственным глазам: ведь был уверен он, что холм - островок защиты от людской толпы, обмана и несчастий, и стоит сделать еще десяток шагов, и Бессаз в полной безопасности.
Бессаз бросился к Абитаю, ища защиты, но тот от неожиданности сам испугался и засуетился, прыгая с камня на камень.
- Сейчас, сейчас я их поймаю, - бормотал он. - Дайте только собраться с духом...
Две фигуры - Бессаз сразу узнал Фарруха и Майру, - задрав головы, смотрели на крышу дома, словно искали путь наверх. Но, заметив Бессаза в компании брата и сестры, супруги спрятались за деревьями, и Бессаз умоляюще просил Абитая не оставлять их одних с Хатун, ибо Фаррух мог в любую минуту выскочить даже из-под земли.
- Я прогоню их! - говорил Абитай, но сам почему-то медлил и, вместо того чтобы действовать, стал пространно объяснять: - Ведь, увидев их снизу, толпа может подумать, что здесь есть нечто любопытное, и все покарабкаются наверх. - Абитай шел, прижавшись плечом к плечу Бессаза, будто не он был приставлен охранять и тайно наблюдать за Бессазом - а наоборот...
Наслышавшись путаных историй о страже на скале и о том, что мошенника земляки приняли за бога мушриков и прочее, прочее, Абитай, еще не видя Фарруха, в душе уже побаивался его.
Так, напуганные, пробирались они к воротам, но открыть их не успели: неизвестно откуда появившиеся Фаррух и Майра деловито пробежали совсем близко от них и скрылись за углом.
Абитай от неожиданности поднял руку, желая схватить Фарруха за шиворот, но промахнулся и первым вбежал в дом. И уже в коридоре, сконфуженный, ощупывал всего себя, не понимая, как это Фаррух сумел ловко и незаметно снять с его плеча связку лука и исчезнуть, чтобы полакомиться в кустах скромным ужином из черствого хлеба и лука.
Хатун - ей все еще не разрешалось появляться в доме - в страхе смотрела на лестницу, ожидая, что с минуты на минуту спустится Тарази и отругает ее, но и выйти наружу тоже боялась. Мужчины своим поведением обескуражили ее. Прижавшись спиной к воротам, она как бы желала принять первый удар на себя. Дерзкое мужество появилось в ней от отчаяния. Страх перед Тарази был столь велик, что она забыла о еще большей опасности, которая ждала ее снаружи. Хатун бросилась к воротам, но не смогла открыть их, в отчаянии застучала кулаками по створкам.
За то короткое время, пока напуганная тройка толпилась в коридоре, растения успели сползти с крыш и закрыть ворота. И Хатун оказалась запертой, как когда-то Бессаз-черепаха, которая пыталась сбежать от Абитая.
Бессаз недавно рассказывал ей, какой ужас испытал он при этом, хотя и был зверем, и Хатун пожалела его, но так и не поняла: отчего запертые ворота могли смертельно напугать ее жениха? Сейчас же, сама оказавшись в таком же положении, всем своим существом почувствовала и пережила то отчаяние, которое испытал тогда Бессаз. И ей стало так жаль его, что через сострадание снова почувствовала с Бессазом родственную близость.
На шум быстро спустился Армон, но все трое сделали вид, будто ничего не произошло, только Абитай забормотал оправдания:
- Хатун, как всегда, заболталась... забыла о запрете и пошла в дом. И ворота закрылись за ней...
Армон, похоже, не придал этому значения, долгий взгляд его остановился на Бессазе.
- Как вы перенесли первый выход к людям? - кратко и сухо спросил он, подражая интонации Тарази.
- Немного непривычно, - уклончиво ответил Бессаз, но Абитаю не терпелось отвлечь внимание Армона, и он сказал, взбегая вверх по лестнице:
- Я возьму саблю и срублю снаружи мох. Пусть Бессаз-хан мне поможет. Пора приучать его к работе...
- Да, но только не размахивать бесполезно саблей, - усмехнулся Армон и почему-то с жалостью глянул на Бессаза.
Абитай рад был услышать от Армона хотя бы эту колкость - ведь в последние дни хозяин совсем перестал разговаривать с ним, ходил, не замечая никого, подавленный, будто потерял отца или мать. И Абитай мучительно думал, чем же он так провинился перед хозяином, которого нежно и трогательно любил.
Знал бы сейчас Абитай, что творится в душе Армона, как, мучительно переживая, избавляется он от многого, что было ему дорого, - надежд, юношеских мечтаний, честолюбия, слуга конечно же выбросил бы из головы всю эту суету с мужеством сестры и сидел бы день и ночь у порога комнаты Армона, страдая и думая, как бы ему помочь безболезненно перенести горечь утраты.
Ведь теперь, после долгих размышлений, стало ясно, что наши тестудологи так и не смогли ничем помочь Бессазу. Все, чего они добились, изнуряя себя мучительной работой, лишь на короткое время вернуло Бессазу его прежний облик, чтобы уже в последний раз, прощаясь, глянул на себя в зеркало и навсегда запомнил, какое лицо у него было... в длинном, нескончаемом ряду человеческих лиц...
Свежая кровь, которую влили в его сосуды, скоро начнет опять портиться, смешиваясь с дурной, звериной его кровью, и перед тестудологами снова предстанет то беспомощное существо с черной мордой и слоновьими лапами...
- Тарази-хан ждет вас наверху, - сказал Армон и повернулся, понуро ступая по лестнице.
- Можно, ханум [Xанум - госпожа, обращение к светской женщине] еще немного побудет со мной? - в панике спросил Бессаз, и Армон, даже не разобрав, о ком речь, согласно кивнул...
IV
Тарази заглянул в комнату Бессаза и случайно поймал его на том, как он любезничает с Хатун.
- Ведь вам запрещено входить в дом! - нахмурился он, но тут же жалостливо добавил, смягчившись: - Нельзя, сестра...
Бессаз вскочил и начал было объяснять, но Тарази не слушал, а лишь укоризненно покачивал головой, поглядывая на дверь:
- Прошу, оставьте нас одних...
Абитай, как всегда неизвестно откуда появившийся, испуганно выглянул из-за спины Тарази и показал саблю, как бы говоря, что не даст ее в обиду Фарруху и Майре, все еще бродившим вокруг дома.
Хатун, устыдившись, молча вышла из комнаты и вместе с братом стала спускаться к воротам.
- Не смейте ее сюда приглашать! - вдруг переменился Тарази и закричал, чтобы скрыть сострадание к несчастной Хатун, ибо знал он, какой удар готовит ей судьба и как тяжело она будет его переживать. - Порядочная и скромная женщина не должна заходить в дом к мужчине, вы это знаете?! А жениться я вам разрешу только после... если, конечно, - не договорил он, ибо не знал, как поубедительнее выразиться. - А пока ведите себя с ней сдержанно! Иначе все наши труды полетят к чертям!
Тарази устало опустился на кровать Бессаза и стал смотреть на него растерянным взглядом. Бессаз в беспокойстве даже пощупал свое лицо, думая, не заметил ли Тарази какие-нибудь изменения к худшему...
- Вы жестоки, - вдруг резко возразил Бессаз. - Я столько времени нахожусь здесь... одни лишь унижения... вы лишаете меня даже маленькой радости...
Тарази почему-то смутили его слова, будто Бессаз уличил его в чем-то постыдном, недозволенном, и тихо сказал:
- А мне разве не хочется этих маленьких радостей? Я как вдовец при живой жене и детях... вынужден скитаться... Вот вы - кем бы вы ни были человеком... черепахой... даже самое маленькое насекомое порхает, машет крылышками, чувствуя дуновения жизни... А я бродяга... отовсюду отторгнутый... Ладно! - махнул рукой Тарази, но, разволновавшись, стал расхаживать взад-вперед по комнате. - Пока у меня нет уверенности в вашем выздоровлении... Зачем же вы даете Хатун надежду? Мы всегда кого-то обманываем, я не говорю. - умышленно. Из слабости, из эгоизма, из ложных мечтаний. Но в итоге-то остаемся обманутыми сами... Вам хочется женщину, и вы стараетесь, не думая, что с ней будет потом. - Тарази остановился посреди комнаты и, скрестив руки на груди, мрачно уставился на Бессаза: Что будет с Хатун, если вы опять... Ведь она не в том уже возрасте и не из тех женщин, которые проглотят досаду и завтра повернутся к другому мужчине. Вы не подумали, что... - Тарази не договорил и вдруг обнял Бессаза за плечи, да с такой теплотой и сочувствием, что Бессаз невольно поежился, не ожидая такого прилива чувств от всегда замкнутого, холодного на вид человека. - И я потеряю все... Вся моя жизнь окажется одной большой ошибкой... хотя и ошибкой свободного человека. Ради этой свободы я потерял семью, друзей, родину... И если я проиграю самое главное - свою свободу, жизнь, тогда и мой орел прилетит... И со мной случится танасух... В этом смысле вам повезло больше - вы испытали это странное чувство раньше - и боль ваша притупилась... Мой же танасух впереди... хотя для вас это не утешение.
