Так он и не смог потом вспомнить, когда же это навалило: раньше, чем вышла Сьюзен, или уже после крика. Скорее всего, как раз в ту секунду, когда она сказала "схожу". Женщины тоньше чувствуют, они первыми ловят - еще только тень, запах один, а они уже ловят. Потому она и пошла, что уловила. Он это на лице ее прочел, глянул только и понял: нехорошо что-то, бедой пахнет - такое оно было растерянное, тревожное. Тут и навалило: дышать нечем стало... Да, она еще на него посмотрела. "Схожу", - сказала, поднялась, отодвинула стул, чтобы из-за стола выйти, и посмотрела. Пока сидели, Доктора ждали, не замечала, ни одного взгляда, а сейчас беспомощно так, словно защиты искала, умоляла: да сделайте же что-нибудь, помогите... Когда же по дому полетел крик, то и сомнения уже не было - беда, и ничем тут не поможешь.
Марио вошел в комнату последним. Сьюзен куда-то убежала, Жан стоял у телефона и никак не мог правильно набрать номер. На диване в неудобной позе полулежал Доктор. Голова повернута к стене, одна рука на весу, ноги касались пола - как только он не свалился. Обут, в костюме, даже галстук аккуратно подправлен, будто только что его ладили перед зеркалом. И в комнате убрано, чисто, ни одной брошенной или небрежно положенной вещи. На тумбочке у дивана, как раз в изголовье, - пестрый квадратный предмет, и тоже лежит аккуратно. Марио сразу обратил на него внимание - это была зажигалка...
Смерть Эгона Хагена потрясла Нью-Беверли. Нелепая, неожиданная, она на какое-то время заслонила другие события. Но когда первый шок прошел и случившееся стало восприниматься реальным фактом, а не эмоциональным всплеском (ужасно, просто не верится!) - тогда те же события предстали вдруг предельно обнаженными, и оттого показались еще более безысходными.
К тому времени Большой Мозг, что называется, закусил удила. Его словно клюнул петух подозрительности, и он производил полную ревизию всей своей тайной бухгалтерии. Санкции следовали одна за другой. Вслед за НХ-78003 он дал отставку еще шести абонентам. Началась паника. Если поначалу на его "фокусы" смотрели как на каприз и противились им не столько из соображений дела, сколько из принципа, чтобы не создавать прецедента (уступишь раз, потом Ему еще захочется - так можно далеко зайти), то теперь запахло катастрофой. Потеря семи клиентов - это же двадцать два миллиона долларов годовых, да еще плати неустойку. Непотопляемый финансовый корабль филиала получил пробоину - пока не смертельную, но неприятную. Не теряли, однако, надежду, что буйство Башни удастся укротить, и надежда эта связывалась прежде всего с Доктором. Правда, веры в него особой не было. Подозревали, догадывались, что случай тут отнюдь не медицинский, ничего общего с нервными расстройствами и психическими аномалиями не имеющий. Смешно даже думать о возможных неврозах или стрессах. Если и заскок, то скорее всего - идеологический. Он свихнулся на каких-то идеях. В кулуарах поговаривали о буддизме, коммунизме и других измах, но это досужий разговор, пустые пересуды. В Докторе видели не только специалиста. На него надеялись больше как на доверенное лицо, одного из немногих, ктR был вхож в Башню. И вот так нелепо, неожиданно...
Узнав о смерти Хагена, Башня объявила траур и прервала работу.
Марио ничего этого не знал. Сьюзен и Жан знали больше, но тоже не все. Когда унесли Доктора, и ушли наводнявшие дом люди, они втроем остались в холле на втором этаже. Молча сидели по разным углам и, казалось, как за завтраком, ждали прихода Эгона, только никто теперь не спрашивал, почему он запаздывает, и не порывался поторопить его.
Жан принес виски, три фужера, но пил один. Медленно, обжигая рот и горло, цедил огненную жидкость и ждал, когда она растопит застрявшую в голове глыбу льда. Глыба шевелилась, беспокойно ворочалась, разламывая черепную коробку, но таять не хотела.
Спиной к нему, у окна неподвижно стоял Марио. Он смотрел в парк, пытаясь на чем-то остановить взгляд, но внимание его блуждало. Он думал о зажигалке, которая и сейчас, возможно, лежит на тумбочке в изголовье дивана. Имеет ли она какое-либо отношение к смерти Хагена? Не это ли имели в виду те двое в ресторане, когда грозились сделать больно?... Должно быть, Ему в эти минуты очень больно...
Будь Марио не так поглощен своими мыслями, он непременно почувствовал бы взгляд Сьюзен. Спрятавшись под листьями оранжерейной пальмы, она сверлила глазами его затылок. Интуиция подсказала ей, что именно со смертью Хагена нужно думать о Марио. Она была далека от мысли видеть здесь прямую связь. Надо окончательно погрязнуть в суевериях, чтобы все свалившиеся на их головы беды связывать с его появлением в Нью-Беверли. Но и обманывать себя нельзя: что-то мистическое во всем этом есть. Откуда он взялся, зачем пришел к ним? Сын - не объясняет, а затуманивает. В самом этом имени таилось нечто сверхъестественное. Когда она пыталась представить Его Сына, ей становилось не по себе.
Они не знали, сколько прошло времени, как они сошлись в холле, и долго ли еще пробудут здесь, прячась от гнетущей тишины обворованного смертью дома. Сигнальный писк часов застал их врасплох. Не могли поверить. Повернулся Марио, выскользнула из пальмового укрытия Сьюзен, враз отрезвел Жан. Случилось невероятное - вызывала Башня. Сразу всех. Троих.
- Я не хочу, не имею права подвергать вас опасности, начал голос. - И не могу дать гарантии. Смерть Эгона Хагена - свидетельство моего бессилия. Не будем гадать, убийство это или он сам ушел из жизни, - в любом случае его нет потому, что он был Доктором, моим Доктором, следовательно, из-за меня. Такая же участь может постигнуть каждого из вас. Вот почему с этого дня, с этой минуты я освобождаю вас от всех обязательств передо мной. Вы свободны и вольны поступать так, как найдете нужным.
Это первое, что я считаю своим долгом вам сказать. Теперь основное. Я очень хочу, чтобы вы меня поняли. Может, для этого нужно побыть на моем месте и прожить мою жизнь, тем не менее надеюсь на понимание. Постараюсь говорить предельно ясно и кратко.
Все, что происходит сегодня со мной, - не каприз, не прихоть, не болезнь. Это то, что называют зрелостью. Я вступил в такую пору жизни, когда начинаешь думать, кто ты есть, что делаешь, во имя чего существуешь.
