Особых дел к ней не было. Захотелось поговорить и только. Стих на него такой нашел - выяснять отношения. Вчера с Доктором, а сегодня с Сьюзен. Ему казалось, что, встретившись, выговорившись, он избавится от каких-то пут, повязавших его по рукам и ногам и не дающих ему быть самим собой. И это хорошо, что о встрече они не договаривались,- пусть она произойдет по одному его хотению. Сьюзен и не предполагает, что ее ждут в беседке под старыми кедрами и что она не попадет сразу к себе в коттедж, а будет остановлена на полпути, кто-то нарушит естественную череду событий в ее сиюминутной жизни. И этот кто-то - он, Марио, который сам так решил, сам того хочет. Река, в которую его швырнула чья-то воля, несла уже не труп, а живое тело, и он все больше ощущал себя пловцом, способным пристать к тому или иному берегу и даже плыть против течения. Он непременно поплывет, когда узнает, кто он и зачем здесь.
Сьюзен шла не одна, и это было настолько неожиданно, что захотелось спрятаться. Река не признавала в нем пловца, он оставался для нее жертвой обстоятельств. Он еще надеялся, что с ней кто-то из сотрудников - вышел проводить, пройдут немного и расстанутся. Но они продолжали идти рядом, и им было по пути, потому что она шла с Жаном Трене.
Беседка, такая удобная для тихих разговоров и ожидания, оказалась западней. Нельзя спрятаться или хотя бы сделать вид, что не замечаешь их. Надо было решить: сидеть и ждать, пока они подойдут, или подняться навстречу? Качалки только две: уступить место или пусть сами решают, кому сидеть, кому стоять?
Она опустилась в кресло, откинула голову на спинку и закачалась, ловя лицом истонченные хвоей лучи вечернего солнца. Жан передвинул столик, взгромоздился на него с таким видом, будто всегда только на столах и сидел и никакой другой мебели ему не надо. Все прекрасно устроились. Со стороны посмотреть - дачники, изнывающие от безделья и скуки. И никаких к нему вопросов: почему он здесь, кого ждет или просто так.
- Такие вот дела, Марио, - сказал Жан тоном в прах проигравшегося игрока, которому и делов осталось, что влезть на стул да потуже затянуть на шее петлю.
- Он хочет сказать, что с того дня, как ты здесь, мы ни разу не были в Башне, - Сьюзен все так же жмурилась от солнца, лениво покачиваясь в кресле.
- Именно это я собирался сказать. - Жан поболтал ногами.
- Еще он хочет сказать, что Марио зачастил в город. - Она смахнула с лица упавшую с кедра иглу.
- Возможно что-то такое у меня вертелось на языке. - Он скрестил на груди руки.
- И что у Марио в городе появились интересные знакомые. Она открыла глаза.
- Нет, извините, этого я не собирался говорить. Это ему скажет Полковник. - Он дернул плечами.
- Тогда нам нечего больше сказать. - Она выбралась из качалки.
- Такие вот дела, Марио. - Он сполз со стола.
Они пошли к коттеджу.
Марио передвинул столик на старое место; он же растет здесь, как гриб... Качались кресла, качались деревья и небо.
...шаги он услышал издали и замер, не отдавая еще отчета, что они значат. Он так долго вслушивался, так долго всматривался - все в нем окаменело, и когда, наконец, ожидание кончилось, не поверил, не хотел верить... По правую руку - он знал, но не видел, адская темень, звезды и те попрятались, торчал земляной горб; оттуда с порывами ветра долетали щекочущие ноздри пары - это пьяно дышала цистерна, должно быть, краны слабо завинчены. А шаги - с той стороны, слева, и пусть бы они там оставались - сами по себе, и пары сами по себе. Но звуки крались к запахам, тянулись к ним алчными щупальцами. "Стой! Кто идет?" - немо прокричали застывшие губы. Шаги расплылись в наглой ухмылке. "Стрелять буду!" Шаги оскалили рыжую пасть. Марио не почувствовал, как забился в конвульсиях автомат. Ночь занялась пожаром.
Телефонная трубка голосом автосекретаря, таким же скучным, как у Полковника, ответила, что его нет и сегодня, скорее всего, не будет. Его нигде не было. Привалился, испустил дух, растаял. Марио обзванивал все службы подряд - нет, нет, был, вышел, нет, - но с контрольно-пропускного пункта уверили, что он не выезжал и, следовательно, где-то в зоне. Оставалось последнее - воспользоваться системой экстренного вызова. Марио набрал номер. "Минуточку, - сказал дежурный, поинтересовавшись, кому тот понадобился. В трубке слышно было, как щелкали переключатели... Еще один щелчок.
- Я слушаю, Марио. Что произошло, почему так срочно?
- Вы не хотите пригласить меня поужинать, Полковник?
- Вы сошли с ума, я вам не мальчик...
- Возможно, сошел. Только и слышу, что я сумасшедший. Так как насчет ужина?
Трубка вспотела, трубка полезла в карман, достала платок и вытерла лысину.
- Я говорю из ресторана, только что из-за стола. Если так необходимо, сейчас подойду. Вы где?
- Не утруждайтесь, Полковник, проще мне. Закажите кофе. И для меня тоже. Я мигом.
Малахитовый зал приятно звучал и приятно светился. Посетителей было куда больше, чем в тот раз, когда он впервые пришел сюда с Полковником. И как тогда, его появление вызвало легкое движение. Повернулись головы, оборвались разговоры. Только смотрели на него уже другими глазами, не с любопытством, какое вызывает человек, о котором много и давно наслышаны, но впервые видят: вот, мол, тот самый, ну, сам знаешь... Во взглядах теперь другое - тяжелое, настороженное, будто сделал он нечто постыдное, ужасное и может совершить еще более постыдное и более ужасное. Так смотрят на человека с громкой, но дурной славой... Было, конечно, глупо с его стороны прийти сюда.
Где же Полковник? Преодолевая угрюмые взгляды, Марио осматривал зал, столик за столиком. Лица расплывались, черты смазаны - попробуй тут кого узнать...
Подошел метрдотель.
- Вы ищете мистера Филдинга? Он ждет вас у себя в бюро.
Тот всегда прекрасно чувствовал обстановку и решил, видимо, что встречаться им сейчас в ресторане те следует.
Марио еще в приемной уловил всепроникающий запах.
- Вы хотели кофе - пожалуйста. - Полковник уже расставил кофейный прибор. - Может, не такой вкусный, но иногда мне удается.
Сам он пить не стал. Откинулся в кресле, сложил на животе руки, сцепив в замок. Птичий взгляд, оказывается, тоже может что-то выражать - например беспокойство.
