Александр Прозоров

Битва за обоз

О мужестве и самоотверженности

Не знаю, как для обитателя западного полушария, но для меня, воспитанного на кровавых воспоминаниях воинов Красной Армии, вынесших на себе Вторую Мировую Войну, всегда было тайной - откуда берутся наемники? Какой смысл наниматься в солдаты, если тебя почти наверняка убьют, и заработанных денег ты все равно не получишь? Эти сомнения мучили меня, когда я узнавал о потерях, доходящих до 99% в ротах Великой Отечественной, те же сомнения одолевали, когда я читал о тысячах и тысячах погибших во время полевых сражений и штурмов древности, когда тысячи людей сходились на одном поле и нещадно резали друг друга мечами и саблями, кололи копьями и бердышами, рубили топорами и клевцами.

И тем не менее, едва ли не в каждом историческом романе или летописи имеются красочные картины того, как воины с криками радости седлают коней, опоясываются мечами и сбираются в дальние походы; как спорят о праве первым влезть на вражеские укрепления или кинуться в атаку. Зачем, куда, почему? Отчего так рвутся на смерть нормальные, здоровые люди? Почему сами рвутся на войну - когда Родине не угрожает смертельная опасность, когда нет необходимости спасать свою страну от гибели, как было во время Второй Мировой, или своих собратьев от рабства или узаконенного грабежа, как сейчас в Чечне?

Сомнения сии мучили меня много лет, пока в прошлом году я не наткнулся на очень подробное описание Судьбищенской битвы - одного из десятков и сотен сражений в многовековой борьбе России и Турции, разразившегося в местах, которые когда-то называли Диким полем, у села Судбищи (ныне село в Новосильском районе Орловской обл.) на реке Любовша.

Случилось это жарким летом 1555 года от рождества Христова, когда крымскому хану Девлет-Гирею захотелось в очередной раз пограбить богатые московские украины.

Лето №1555

Весной 1555 года до московского царя Ивана Грозного дошла весть о том, что крымский хан собирает своих воинов, чтобы напасть на обитающие на Северном Кавказе племена. Между тем, племена и князья черкесские уже успели присягнуть на верность Москве на веки вечные, став одним из русских народов, и допустить их разграбления царь не мог - какой же он правитель, коли не сможет защитить своих подданных? А потому Иван IV решился предпринять ответные меры и отправил прикрывать опасное направление боярина Ивана Васильевича Шереметева с 13000 войска.

В начале лета Иван Васильевич собрал доверенные ему войска в крепости Белеве, на самом краю Засечной черты и двинулся на юг, торопясь перекрыть ведущие на Кавказ дороги. Воевода даже не подозревал, что Девлет-Гирей, следуя старинной татарской поговорке в одну сторону лук натянуть, а в другую стрелять развернул свои войска на север, и скорым маршем двигается по печально известному Муравскому шляху прямехонько на Тулу. С ним шло около 60 000 нукеров, а значит - не менее 150 000 коней, которые пробивали в травяном покрове широченную брешь, частью поедая, частью вытаптывая всю растительность. Вполне естественно, что пересекавший Муравский шлях боярин Шереметев такого следа не мог не заметить, и сразу понял все: татары идут на Москву!

На войне как на войне

Опытный воевода не мог не понять, что по воле судьбы он оказался в уникальнейшем положении - за спиной огромного войска, командиры которого даже не подозревают о присутствии русского отряда. И таким шансом нельзя было не воспользоваться. Конница поворотила коней и дала им шпоры.

Тут следует упомянуть про один очень важный факт - в русской армии никогда не существовало пехоты. Отправляясь в дальний поход, боярин садился на трех коней, любой стрелец или ратник шел воевать не меньше, чем на двух скакунах. А в тех случаях, когда в случае крайней нужды выставить ополчение, "черные сотни", требовали с ремесленных слобод и крестьянских деревень, при нехватке средств на полноценного воина селение выставляло не пехотинца - селение выставляло коня. Таким образом, русские войска обычно передвигались с очень большой скоростью.

Вот и в этот раз, кинувшись в погоню, спустя несколько дней стрельцы и кованая конница нагнали врага, и со всего хода нанесли ему сокрушительный удар...

Нет, не в тыл - служилые люди, профессиональные воины напали на обоз, смяв несколько тысяч охраны, перебив большинство возничих и взяв в плен два десятка татар. Роли переменились - вместо степняков на козлы уселись боярские дети и стрельцы, они же заделались табунщиками. Обширный, богатый обоз стал медленно поворачивать, расползаться в стороны - к Рязани, Мценску, Ряжску. Добыча оказалась столь велика, что для увода ее и охраны в пути пришлось выделить целых 6 000 человек!

Однако основные силы продолжали двигаться дальше - но уже не так торопливо, как ранее.

Через день до хана, уже успевшего дойти до стен Тулы, дошла тревожная весть о подлом русском наскоке и пропаже всего воинского обоза. На глазах у изумленных горожан огромная татарская рать, не сделав ни единого выстрела, развернулась, и ринулась назад - туда, откуда пришла.

Обычно татарский обоз двигался за основными войсками с отставанием на 5-6 дней пути, дабы обширные стада скота, табуны запасных коней и отары овец могли удобнее кормиться. Примерно через четыре дня пути крымская конница рассчитывала встретить свой обоз - но вместо этого, всего в двух переходах от Тулы, в 150 верстах, у деревни Судьбищи она неожиданно напоролась на тонкие ряды одетых в длинные толстые тегиляи стрельцов. Начинать правильную атаку не имелось времени - татары ринулись "в лоб". Стрельцы положили на бердыши граненые стволы и нажали на спусковые кнопки.

Оглушительно грянул залп - над полем боя поплыли пушистые белые облака дыма, а жесткий залп смертоносной картечи снес первые ряды атакующей конницы, заметно проредив задние. Из-за спин стрельцов, опустив рогатины, рванулась в ответную атаку кованая конница.

Встречный конный бой - страшное дело. Копья пробивают любые доспехи, нанизывая людей на древки по самую рукоять, раскалываются от тяжелых ударов щиты, сабли режут мягкую человеческую плоть, окантовки ломают ребра и конечности, кистени крошат кости и черепа. Мощный удар собранного в крепкий железный кулак боярского ополчения стоптал передовой полк, правую и левую руку. Захватив в кровавой сече знамя князей Ширинских, бояре откатились назад за ряды стрельцов. Те к этому времени успели перезарядить пищали и начали частую стрельбу по сунувшимся было в новую атаку татарам.

Степняки смешались, отступили, но вскоре собрались в плотную массу и снова кинулись вперед - и опять им навстречу помчалась кованая боярская конница. Опять послышался треск ломаемых копий, крики боли и ярости, опять не ожидавшие столь ярого сопротивления крымчане отступили. Тем временем над полем боя начали неспешно сгущаться сумерки, и вскоре сеча начала затихать - потому, как различить врага стало невозможно...

Велика Россия, а отступать некуда...

Ночью в татарском лагере кипела работа: Девлет-Гирей пытал двух пленников, взятых на поле боя. Не выдержав мук, один из них признался, что у стоящего против 60-тысячного войска боярина Шереметева всего 7 тысяч ратников. Крымский хан встрепенулся - получалось, татар в десять раз больше! Десять на одного! Он преисполнился уверенности в том, что по утру без труда сомнет горстку смельчаков и ринется по Муравскому шляху спасать обоз. Вознеся благодарственную молитву, он лег спать, чтобы с первыми лучами солнца подняться в седло, и ринуться на тощий русский строй.

Когда солнце осветило поле на следующий день, там уже стояли поперек дороги русские стрельцы. Однако татары, теперь зная слабость, вели себя куда более весело.

- Сдавайтесь, русские! Сдавайтесь, мы все равно вас перебьем! Сдавайтесь, в плену хорошо! Мы будем добрыми хозяевами! Сдавайтесь! Бегите, русские, а то бить сейчас начнем!