Позднее сады камней и говорящие деревья были объявлены бесовским наваждением и повсеместно уничтожены.

Белый режущий луч ожег глаза Рузеля. Фегеляйне, вскинув бинокль с цейссовскими стеклами, уже давно оглядывал холм, выискивая профессора. Ежась под взглядом этого «совершенного животного», профессор покинул холм.

По приказу высшего командования Вермахта холм подлежал уничтожению. К полудню солдаты саперного подразделения провели траншеи и заложили фугас. Пользуясь своим научным авторитетом и дружбой с высокими чинами, доктор Рузель дал указание выкопать несколько деревьев с вершины холма и вместе с крупными кристаллами кварца приготовить к отправке в Германию.

Вечером Фегеляйне пригласил профессора на прощальный ужин. Окорок из кабана и свежие овощи были поданы по-походному, но в этой простоте, по мнению Фегеляйне, заключалась особая прелесть.

– Доктор, что вы думаете о происшествии с мотострелками? – за ужином поинтересовался штурмбанфюрер.

Профессор пожал плечами и опустил глаза в алюминиевую миску, опасаясь несносной проницательности Фегеляйне.

– Понимаю, вам трудно поверить в эту чертовщину: варлоки , оборотни… Это так далеко от вашей науки…

– Отнюдь нет, – попытался улыбнуться профессор. – Современная наука не может отрицать превращений. Ведь превращение головастика в лягушку не считается чудом! Да и человек, находясь в материнской утробе, весьма напоминает детеныша животного. Немного изменив биохимический фон внутри человеческого организма, можно изменить и его облик. Насколько мне известно, звук воздействует на воду. От частоты этого звука зависит многое, вода слышит слово и реагирует на звук, а ведь именно вода и есть главная составляющая тканей человеческого организма. Изменяя структуру воды при помощи звука, слова, музыки или молитвы, маги древности достигали удивительных результатов, и оборотничество – лишь малая часть их действительных возможностей.

– Все это мне известно… – отрезал Фегеляйне. – Но ведь лесная девка еще и летала!

– Германские викинги тоже умели впадать в священный раж, – осторожно напомнил Рузель. – В своем боевом неистовстве они могли парить наравне с орлами и ястребами. Русская колдунья знала, как при помощи вращения преодолеть гравитацию.

– Эта чертовка отмахивалась от наших пуль, как от мух! – проворчал Фегеляйне.

– Вспомните героическую песнь о Нибелунгах, – подсказал профессор. – Зигфрид омылся в крови дракона, чтобы стать неуязвимым. Кровь Дракона – древняя магическая практика. Об этом посвящении Зигфрида знала только Кримхильда. Именно она знала то место, куда упал листок во время омовения в крови Дракона. Похоже, речь идет о нордической любовной магии, делающей мужчину сверхчеловеком. Как часто судьба нации находится в руках женщин!

– Да, мы, немцы, неистребимые романтики, – согласился Фегеляйне, наливая шнапса себе и профессору. – Мы ищем Грааль на ледяных плато Тибета, мы верим в Атлантиду и ждем прилета Валькирий.

– Валькирия – это сила нашей крови, душа нашей расы, – вновь подыграл профессор. – Присутствие в мифах воинственной девы – есть признак гиперборейских народов. У римлян – это Беллона, у греков времен античности – Афина.

– А что вы скажете про русских? – внезапно спросил Фегеляйне.

– У русских тоже были свои Валькирии. Их называли Перуницами. Эти крылатые воительницы сопровождали бога-громовика, как две капли воды похожего на германского Доннара. Участие женщин в войне делает ее поистине священной. Помните у Гете: Вечная женственность влечет нас ввысь!

– В таком случае я пью за немецких женщин! – штурмбанфюрер залпом опустошил стакан шнапса.

Внезапные крики дозорных прервали их трапезу. Фегеляйне вскочил и, вскинув бинокль, посмотрел на озеро. С дальнего берега поверх волн двигалась легкая детская фигурка в светлом одеянии. Штурмбанфюрер молча протянул бинокль профессору. Чаша озера светлилась гораздо ярче, чем это возможно после заката солнца. Казалось, что водная рябь отлита из серебра, но Рузель отчетливо увидел девочку лет двенадцати в белой развевающейся на ветру одежде. Ребенок переходил озеро словно посуху: должно быть, там лежала отмель или был невидимый сверху брод.

Через несколько минут девочку привели к штабному блиндажу.

Дикарка была одета в длинную рубаху, сплетенную из выбеленного на солнце крапивного волокна. Длинные белокурые волосы были заплетены в косу и перекручены травяной тесемкой. Ее глаза цвета майских фиалок мягко светились в сумерках блиндажа. Прелестный ребенок! Лет через пять она превратится в ослепительно красивую девушку. Хотя кто может увидеть будущее сквозь безжалостные годы войны? Поймав ее взгляд, профессор попытался ободряюще улыбнуться, и она ответила вопрошающим тревожным взглядом.

– Я не выдам тебя, дитя, – беззвучно произнес профессор. – Затаись и молчи. В этом все твое спасение.

– Вы хорошо знаете русский язык, попробуйте поговорить с девчонкой, – попросил Фегеляйне.

На короткие вопросы Рузеля ребенок отвечал молчанием, и, даже когда потеряв терпение, Фегеляйне схватил ее за руку и резко заломил назад, девочка не издала ни звука.

С трудом сохраняя спокойствие, профессор почти весело обратился к Фегеляйне:

– Эта дикарка не говорит, но у нее довольно высокий расовый индекс. Чистота – вот главное сокровище на Земле: чистота воды, чистота земли, чистота крови и помыслов… После допроса я бы хотел забрать ее с собой.

– Этого звереныша надо застрелить! – отрезал Фегеляйне.

– Но она совсем ребенок! – напомнил Рузель.

– И что с того? Дети тоже солдаты. Эти щенки наносят больше вреда нашему наступлению, чем их папаши. Вы читали последние приказы русских? Сталин разрешил расстреливать с двенадцати лет. Этой девке никак не меньше двенадцати.

– Хорошо, – согласился Рузель, – но как ученый, я обязан осмотреть и освидетельствовать ваш трофей, а после делайте с ней, что хотите.

– Валяйте, профессор, а я пока приму «ванну», – махнул рукой Фегеляйне и вышел из блиндажа.