– Я пошутила! – немедленно выпалила Лола. – Ты мне ужасно нравишься, я вообще обожаю собак, но к ротвейлерам испытываю особенную симпатию, и если ты меня пропустишь, я тебе принесу отличную отбивную! Что ты предпочитаешь – телятину или свинину?

Ротвейлер рыкнул насмешливо – наверное, он хотел сказать «нашла дурака» или что-нибудь в таком же роде. А может быть, дал понять, что телятине и свинине предпочитает свежую человечину.

– Ну, давай не будем ссориться, – продолжала уговаривать его Лола, – я действительно очень люблю собак, у меня самой дома замечательная собака, ее… то есть его зовут Пу И… он чихуахуа…

Ротвейлер отчетливо хрюкнул. Если бы он был человеком, этот звук, безусловно, можно было бы назвать издевательским смехом. Во всяком случае, этим странным звуком он очень ясно выразил все, что думает о древней мексиканской породе чихуахуа.

– Зря ты так, – обиженно проговорила Лола, – Пу И – настоящая собака, он очень преданный и смелый… Несмотря на свой маленький рост, он готов жизнь за меня отдать!

Ротвейлер всем своим видом выразил недоверие.

– Ах вот ты как! – проговорила Лола. – Ну, если ты так думаешь про Пу И, я считаю, что у меня развязаны руки!

Во время предыдущего разговора она медленно, стараясь не делать резких движений, которые могли спровоцировать ротвейлера на агрессивные действия, перебирала содержимое своей замечательной сумочки и наконец нашла то, что искала, – маленький позолоченный флакончик с известным каждой уважающей себя женщине логотипом фирмы Коко Шанель. Но в этом флакончике были не знаменитые духи «Шанель № 5» и даже не менее известные «Шанель № 8». В этом флакончике была совершенно отвратительная смесь из красного перца, табачной крошки и кое-каких химических добавок, смесь, от которой любая уважающая себя собака бежит, как черт от ладана.

– Значит, ты смеешься над моим маленьким другом? – угрожающе осведомилась Лола, вытаскивая из сумочки флакон.

Ротвейлеру ее интонация очень не понравилась, он обнажил огромные желтоватые клыки и приготовился к прыжку. Но Лола успела брызнуть ему в морду содержимым флакончика.

Несчастный пес попятился, присел на задних лапах, как обиженный щенок, жалобно заскулил, на его морде появилось выражение детской обиды, испуга и отвращения.

«За что? – казалось, говорили его глаза. – Я вел себя, как примерный, законопослушный сторожевой пес, слушался хозяина, беспрекословно выполнял его приказы и команды, не брал угощение у незнакомых людей… За что же мне это ужасное наказание?»

Он чихнул от отвращения, развернулся всем телом и помчался прочь, подальше от этой коварной женщины с ее ужасным флаконом…

Лола перевела дыхание и спрыгнула с подоконника. Она взглянула на часики и поняла, что нужно скорее возвращаться в зал, пока кто-нибудь из охраны не обратил внимания на ее длительное отсутствие. Но прежде, разумеется, нужно было привести себя в порядок.

Выскользнув в коридор и убедившись, что там никого нет, она добежала до туалета, где придирчиво оглядела себя в зеркале. Гусиная кожа… красные пятна от холодного ветра… растрепанные волосы… ну, это поправимо. Она слегка поработала над прической, подправила макияж, и самое главное – придала своему лицу надменное выражение убежденной в своей неотразимости светской красавицы. Прежде чем выйти в коридор, не удержалась и взглянула на камею.

Плоский резной камень в золотом обрамлении был прекрасен. Нежное женское лицо казалось таким живым, что трудно было поверить в то, что ему две с половиной тысячи лет…

– Неплохо выглядишь, бабуля! Мне даже кажется, что мы с тобой чем-то похожи! – прошептала Лола и спрятала камею обратно, в укромное местечко на груди.

Она вышла в коридор и как ни в чем не бывало направилась вниз по широкой лестнице.

Охранник уставился на нее с удивлением, но Лола высокомерно изогнула брови и проговорила:

– Скажи старшей горничной, чтобы сменила мыло в туалете! Оно так пахнет, что собаки разбегаются!

Найдя Леню среди гостей, Лола подошла к нему сзади и шепнула:

– Все в порядке! Но это было не так просто, как ты обещал!

– Слава богу! – отозвался Маркиз. – Я уже начал беспокоиться! Тебя так долго не было… Хочешь шампанского, детка?

– Благодарю покорно! – Лола передернулась. – Мне бы спирта медицинского… или хотя бы коньяку грамм двести… и скорее домой!

– Да, нам действительно нужно поторопиться! – озабоченно проговорил Леня, оглядевшись по сторонам. – Пока Костоломов не заметил пропажу… Да и наши голубки скоро должны проснуться!

Известно, что человек, потерявший сознание, возвращается к жизни постепенно: сначала осязание и слух, потом уже зрение. И только потом человек осознает, что с ним произошло и где он находится.

Андрей Зайковский долго выходил из сна, приближенного к обмороку. Сначала он осознал, что ему очень и очень неудобно. Он лежал скорчившись, в один бок упиралось что-то острое, в другой бок немилосердно дуло. Пахло пылью и еще чем-то давно забытым и чрезвычайно неприятным. Кажется, клопами, с удивлением осознал Зайковский. Он пошевелился, и тотчас кто-то стукнул его по уху, но не сильно. Рука затекла, он попробовал пошевелить ею, но мешало что-то живое и теплое. Это живое завозилось и тоненько застонало.

Зайковский понял, что нужно срочно открыть глаза.

Лучше бы он этого не делал, потому что взору его предстала ужасающая картина. Он лежал на жутком продавленном диване, и все пружины впивались ему в спину. Темная комната с низким потолком тонула во мраке. Лишь вдалеке виднелся свет. Но не яркий.

Кто-то упорно возился рядом с Зайковским, он скосил глаза и увидел женские ноги, причем одна даже в туфельке. Туфельку эту он узнал – только Надин могла носить такой маленький размер. Зайковский осторожно провел рукой по щиколотке и выше, дошел до коленки и понял, что это именно тот острый предмет, который впивается ему в спину. Странно, он никогда не думал, что у Надин такие острые коленки…

Нога снова пошевелилась и нацелилась ему в глаз каблуком туфельки. Зайковский отпихнул ноги и попытался сесть. Это удалось ему с третьей попытки, зато он увидел остальную Надин у себя в ногах. Они спали валетом.

Вдалеке, там где свет, задвигались какие-то тени.

– Эй, кто-нибудь! – крикнул Зайковский, готовясь к самому худшему и зажав в руках туфельку Надин с острым каблуком, потому что никакого другого предмета для защиты поблизости не наблюдалось.

Вскоре появился перед диваном тщедушный старичок в аккуратной, хотя и далеко не новой спецовке.

– Эге, паря! – весело заговорил он. – Никак проснулся! Хорошо поспали?

– Где я? – прохрипел Зайковский. – Что это за место?

– Известно где, – охотно объяснил старичок, – на объекте.

– Какой еще объект? – удивился Зайковский.

– Котельная номер восемь Центрального района, – обиделся старичок, – еще какой важный объект! Четыре дома обогреваем!

Надин простонала что-то неразборчивое и спустила ноги с дивана. От потрясения она разом забыла все русские слова и разразилась длинной фразой по-французски.

– Ух ты! – восхитился старичок. – Иностранка! Ишь как чешет!

– Как мы сюда попали? – продолжал расспрашивать Зайковский, хотя в голове мелькнула мысль, что нужно думать не как он сюда попал, а каким образом отсюда выбраться.

– Ну как, – старик мигнул честными выцветшими глазами. – Обнакновенно. Иду это я, значит, себе на объект, гляжу – аккурат у двери вы лежите вот с дамочкой. Ну, думаю, известное дело, перебрали люди, со всяким может случиться, еще не дай бог замерзнут тут ночью-то. Потому как хоть и плюсовая температура, а только платьишко-то у ней так себе, видимость одна, а не платье. Вот, на себе вас сюда перетащил, проспаться дал…

– Ограбили! – внезапно заверещала Надин. – Полиция! Воры! Преступники! Террористы!

Зайковский хотел ей помешать, но старик уже расслышал и искренне обиделся.

– Уже едут! – сообщил он злорадно. – Вот сейчас и узнаем, кто тут вор и кто, между прочим, террорист!