Как это ни обидно для русской гордости, но больше всего в сорок первом мы походили на турок XVIII столетия и даже более позднего времени. У тех турок-османлисов, читатель, формально имелся отличный флот: с прекрасными по тем временам многопалубными парусными линкорами, ходкими и с днищами, обшитыми медными листами. Ведь строились эти линейные корабли и линкоры по лучшим западным образцам. Имелись на османском флоте отличные пушки, отлитые в Англии и Франции. Однако экипажи кораблей, все эти гальонджи-матросы, по психологии своей отставали от имевшиейся у них техники на целую эпоху. И поэтому турки всегда, сталкиваясь с меньшими силами русских, терпели сокрушительное поражение, невзирая на техническое совершенство своих кораблей и численный перевес. Хотя у русских корабли были зачастую даже хуже по качеству. Восемнадцатый век принес сокрушительные поражения турецкого флота — при Чесме, Очакове, Калиакрии, Фидониси. Адмирал Ушаков буквально вымел турецкие ВМС из Черного моря. Позже турки также терпят морские поражения: при Наварине и Синопе. И даже в войну 1877-1878 годов, когда Турция обладала подавляющим превосходством на Черном море и Дунае (броненосцы, паровые бронепалубные фрегаты и канонерские лодки, мониторы), она не смогла противостоять русским на небронированных пароходах и хрупких паровых катерах. Причина — все та же. В отставании развития людей, все еще принадлежавших аграрно-средневековой эпохе.

Вот и мы в 1941-м походили на турок. Правда, турки так и не смогли преодолеть разрыва, не выиграв ни одной битвы. А вот мы учились очень быстро и скоро стали наносить поражения западному врагу. Однако в июне 1941-го все было еще впереди, и техника с оружием в Красной армии оказались в руках еще неученых.

Крестьянское «вчера» русских-советских предопределило многое в катастрофе сорок первого. Например, мы по-детски увлеклись созданием громадных по численности соединений, погнались за количеством дивизий и мехкорпусов, совершенно забыв о технологиях организации и связи. И без этого сильнейшая на бумаге армия превратилась в неуправляемую по сути массу. РККА лета сорок первого перешла порог сложности, возможности штабов с их телефонами, посыльными и громоздкими радиостанциями на порядок не соответствовали тем сложным организмам, коими штабы должны были управлять. Или чего стоили все тысячи советских самолетов, если авиация не управлялась, как у гитлеровцев, централизованно, оказалась раскиданной по фронтам, да еще не имела ни радиосвязи, ни развитой службы наземных наводчиков? Поэтому численное превосходство красного воздушного флота оказалось сведенным на нет, враг бил наших пилотов пачками, а единственным видом авиации, имевшим централизованное командование, была тяжелобомбардировочная авиация. Ее-то и пришлось бросать на решение фронтовых задач, без прикрытия истребителями. Отчего и она погибла.

А против нас стоял меньший по численности, но зато лучше организованный и управляемый враг, уже получивший бесценный опыт молниеносной войны. Кстати, а вы не задумывались, в силах ли люди с крестьянской психологией быстро постичь секреты молниеносной войны-психотриллера? Ведь блицкриг — это борьба не за пространство, а за время. Блицкриг подразумевает бешеный темп операций, действие на опережение, согласование во времени множества как бы разрозненных операций. Вспомните операции немцев в Европе, напоминавшие хорошо разработанные или сымпровизированные гангстерские акции. Тут надо было увязывать действия подпольщиков из пятой колонны, акции высадившегося воздушного десанта, движения танково-механизированных кулаков, маневры флота и налеты ВВС. Войны в таком темпе могли вести только люди, отцы и деды коих давно привыкли к ритму жизни с секундами и минутами на циферблате, люди городские и индустриальные. С развитым чувством линейного времени, выработанным среди заводов и фабрик, среди станков и машин, в царстве хронометража, графиков и диаграмм.

А русские в душе оставались крестьянами, чье время — неспешно и циклично. Крестьянин не знал, что такое секунды и минуты. Сами наручные часы в нашей стране тогда были величайшей редкостью. Естественно, наши не смогли до конца понять, какой противник нам противостоит. И реальное столкноваение с ним стало для русских беспримерным по тяжести потрясением.

К тому же, и досоветская история Россия имела примеры развала частей с крестьянской психологией при столкновении с индустриальным противником. Если вы прочитаете записки графа Игнатьева («Пятьдесят лет в строю») в части, касающейся Русско-японской войны, то узнаете, что уже в 1904 году он встречал солдат, норовивших уйти с фронта домой, приговаривая: «Не наша это война — пора по домам двигать». А развал русской армии в Первую мировую вообще стал притчей во языцех. Вот и в сорок первом немцы рассчитывали на формулу: «Потрясение — развал — массовое дезертирство — шок».

Но мы смогли с ними справиться и не сломились, разрази меня гром! Более того, смогли совместить крестьянкую стойкость с технической сметкой!

Да, Гитлер не так уж и ошибался, рассматривая вооруженные силы СССР 1941 года как плохо организованные полчища, которые можно рассеивать, рассекать и окружать, как делали подобное небольшие силы Александра Македонского с нестройными ратями персов. Кое-что чувствовал и Сталин, изо всех сил старавшийся оттянуть во времени войну с Германией. Догадывался он о незрелости, «сырости» советской военной системы. Чай, не зря изучал итоги и уроки войны с финнами в сороковом. Понимал, что юные, в общем-то, военные силы индустриального СССР страдают множеством детских болезней роста, и это тоже — последствия перепрыгивания, совершенного страной через ступени исторического развития…

Итак, с чисто материальных позиций СССР был несокрушим. Но в психологическо-моральной сфере он действительно был нестабильной системой в опасном периоде развития. И уничтожить нашу страну немцы могли только с помощью все того же блицкрига-психотриллера.

Что они и попытались сделать!

Надо сказать, немцы сделали для этого очень много. Хотя тотальной мобилизации своей экономики они так и не провели, народ свой на диету из маргарина и брюквы не посадили, однако к нападению подготовились намного лучше, чем к сороковому году на Западе. Они смогли нанести нам тяжелейшие поражения летом-осенью сорок первого, пустив в ход многое из своего футуристического арсенала.