Собственно основа деятельности подобных подразделений почти ничем не отличалась. Пусть в директивах русской «пятерки» не говорилось, к примеру, о пытках, разрушениях и поджогах, при желании спецгруппа Олега Шустова могла и разрушить, и поджечь, и провести допросы не совсем обычным способом. Как следовало из секретных донесений дословно, 5-е управление французской полиции имело право убивать. Члены же Департамента "5" имели право на ликвидацию. Впрочем, все это от стилистики агентов, составлявших донесения. На создание секретного подразделения повлияло, в частности, выступление на закрытом совещании в Совете безопасности главы департамента по борьбе с терроризмом, в котором затрагивались жизненные темы, прозвучали прямые обвинения некоторым структурам, которые «пытаются ликвидировать существующий строй неконституционными методами». Также глава департамента "А" позволил себе сказать несколько слов в адрес своего коллеги из отдела экономической контрразведки, которая не совсем эффективно борется с коррупцией.
В заключение совещания Председатель правительства, присутствующий в конференц-зале, повторил популярную фразу: «...плодотворной работе ФСБ по раскрытию в экономической и других сферах мешают, в частности, наличие депутатской неприкосновенности, маленькая зарплата сотрудников ФСБ и нехватка законодательного обеспечения». Правда, он не упомянул о еще одной причине неудач: часть офицеров ФСБ и МВД так или иначе состояла в сговоре с преступниками.
В ответ высказав свою – и не только свою – точку зрения, директор службы безопасности в очередной раз вынужден был признать, что в вопросах экономической преступности и терроризма связан по рукам и ногам.
Прошла всего неделя, и перед заместителем директора ФСБ Бенедиктовым стоял полковник Рожнов, на которого и была возложена задача хоть в какой-то мере ослабить эти путы. Венедиктов доверял Рожнову, их не связывали родственные узы или товарищеские отношения – только дело. Замдиректора выбирал долго, из двух десятков претендентов на пост начальника вновь создаваемого управления он выбрал именно полковника Рожнова. Он прочитал на него досье и нашел, что Михаил Константинович больше всех получил выговоров, немалая часть которых вошла в личное дело. Привлекли его внимание и еще несколько фактов из биографии бывшего полковника ФСБ, решающим стал тот, из-за которого, собственно, разгорелся скандал вокруг Рожнова, неосмотрительно отдавшего приказ своим подчиненным на ликвидацию довольно влиятельного лица в столице.
Бенедиктову Рожнов показался нетерпимым к беспределу. С одной стороны, это указывало на слабость полковника, нетерпимость виделась нетерпением.
С другой – было ясно, что тому не хватает полномочий, средств, возможности полностью взять инициативу в том или ином деле в собственные руки. Рожнов хотел найти единомышленников среди своих подчиненных, а нашел даже не противников, а предателей, – это его личное определение. Все эти негативные факты сыграли положительную роль в дальнейшей судьбе Михаила Константиновича.
Поначалу в приватной беседе с полковником замдиректора ФСБ высказался за то, чтобы отдел назывался Департаментом эффективной контрразведки.
Сокращенно выходило или «Декон», или, что еще хуже, пришедшее на ум генерал-лейтенанту, – «Дефект». От названия зависит многое, во всяком случае, так думал капитан Врунгель. Так подумалось и Бенедиктову, который отмел оба названия и прислушался к мнению Рожнова.
Вот так совершенно неожиданно новое секретное силовое подразделение ФСБ получило довольно простое название. Венедиктов, по большому счету, знал, что на своем месте он просидит недолго. Он не рассчитывал, что в анналах службы безопасности его имя всплывет подобно яхте того же Врунгеля с поэтическим названием «...беда», не рассчитывал и на полную «Победу», но он все же сделал хоть что-то полезное, кроме того, что удачно протирал штаны в своем высоком кресле, выполняя указы «сверху».
Такие наступили для ФСБ времена, что порой приходилось прислушиваться и исполнять волеизъявление различных министерств, включая и Министерство иностранных дел, и высокопоставленных чиновников, которые сидели в зданиях пониже. Но так быть не должно, в определенных вопросах служба безопасности является приоритетным органом и вправе не обсуждать детали той или иной операции, к примеру, с Генпрокуратурой. Однако люди в ФСБ стали другими, кроме скрытых противников, которые мелькали в коридорах на Лубянке, можно было столкнуться и с «предателями», как произошло с полковником Рожновым.
Кое-кто в ФСБ заинтересовался новым подразделением, но информация о нем была строго засекречена. Вряд ли кому удалось даже определить руководителя и состав подразделения, проследить, куда уходят довольно солидные суммы и оружие. Деньги и оружие уходили на разработку и осуществление силовых акций, которые выполняли бывшие офицеры спецназа, а ныне обыкновенные наемники, получающие за свою работу деньги. Рожнов сразу все расставил на свои места. Деньги были не единственным стимулом в работе сотрудников Департамента "5", но едва ли не самым главным. По крайней мере никто из членов спецгруппы «Ноль» не стал бы продавать информацию криминальным элементам или же попросту грубо работать на криминал именно из-за нехватки денег.
Если полковник Рожнов нашел единомышленников среди начальства, то в маленьком отряде ликвидаторов его мизерного ведомства единства в полном смысле этого слова не наблюдалось. До некоторой степени это был расчет со стороны руководителя «пятерки». Слаженность в команде была на высшем уровне, папки с досье на членов спецгруппы «Ноль» становились толще с каждой проведенной ими операцией.
И не только. В них были отражены личная жизнь, связи на бытовой почве и тому подобные нюансы.
Также Рожнов завел отдельную папку собственно на группу в целом и скупыми словами опытного следователя отмечал несхожесть характеров боевиков, легкое противостояние, отсутствие настоящей дружбы.
Другого руководителя озадачили бы подобные факты, однако полковник не был обеспокоен, понимая, что имеет дело с наемниками. Только двое из них – Нораир Оганесян и Андрей Яцкевич – были более-менее дружны. Но и их отношения выглядели скорее приятельскими. Что касается командира – Олега Шустова, до недавнего времени работавшего в центре специальной подготовки ФСБ, – тот был холоден, не терпел, когда его мнения, касающиеся выполнения или корректировки отдельных моментов в проведении боевой операции, обсуждались или подвергались критике со стороны товарищей.
