– Что произошло? – выдавил я, стараясь не глядеть на Ирку.

– Я шла по проспекту и наткнулась здесь на тебя, – вздохнула Ирка. – Респиратор у тебя оказался снят, оружие валялось в паре шагов, а лицо было все в крови. Кто-то напал на тебя, но потом почему-то ушел. Я одела тебе респиратор на лицо, оказала первую медицинскую помощь и стала ждать, когда ты очнешься.

– Сколько времени прошло? – спросил я, силясь встать. – У меня тоже язвы?

Девушка покачала головой.

– Ты чист, Сережа. Тебе, как всегда, повезло. Ты ведь особенный…

– Сколько времени? – повторил я.

Мне удалось приподняться на локтях. Конечностей я по-прежнему практически не ощущал, но теперь хотя бы смог убедиться в их наличии.

– Прошло почти два часа. Темнеет, – ответила Ирка. – Скоро я умру.

Я не знал, что ей сказать на это, и продолжил медленно подниматься. Девушку между тем снова одолел приступ кашля. Она несколько раз отплевывалась кровью, а под конец темно-алая струйка пролилась из уголка ее рта на землю.

– Зачем ты убежала? – спросил я.

– Я написала тебе. Мне все это надоело. Надоела моя никчемность. Моя неспособность дать тебе то, что ты хочешь. Я не могу быть другой. Я такая, какая уж есть. Что может быть хуже того, чем перестать любить саму себя? Я смотрела на себя в зеркало на протяжении последних дней и понимала, что все кончено. Я никому не буду нужна, после того как ты меня бросишь. И вот ты бросил…

Я снова попытался встать. На этот раз мне кое-как удалось подняться и опереться рукой о стену.

– Почему я ничего не чувствую? – выдавил я.

– Ты долго лежал на земле! – сказала девушка. – Конечности затекли и замерзли.

– Ясно, – пролепетал я. – Поему же они ушли?

– Кто?

– Мужчина с девушкой. Они ведь что-то со мной хотели сделать. Это были не простые бандиты.

– Я никого не видела, – призналась Ирка, тяжело дыша.

– Прости меня, Ирка. Господи, я такой идиот!

– Все нормально. – Девушка снова попробовала улыбнуться, но ее пронзила судорога боли. – Можешь пообещать мне две вещи? – с напряжением выговорила она.

– Да, – не колеблясь, ответил я.

– Назови в честь меня что-нибудь ценное для тебя!

– Хорошо, – кивнул я.

Ирка вновь зашлась в кашле. Я отчетливо видел, как ей сейчас больно и тяжело дышать.

– А второе? – напомнил я.

– Прекрати мои мучения, – прохрипела девушка. – Раз уж ты все равно погнался за мной – убей меня!

– Нет! – Я сделал шаг назад, с удивлением глядя на изможденную Ирку. – Мы дождемся помощи! Тебя спасут, тебя вылечат! Зачем? – Я едва не потерял равновесие.

– Я бы сама застрелилась, пока ты был в отключке, но оружие выстрелит лишь в твоей руке. Сделай это! Я не думала, что будет так больно… Пожалуйста!

Гравистрел действительно был устроен таким образом, что стрелять из него мог лишь я сам. Значит, Ирка уже пыталась воспользоваться оружием, пока я был без сознания.

Что же делать? Неужели нет никаких шансов?

– Пожалуйста! – вновь попросила девушка.

Я, покачиваясь и едва переставляя ноги, подошел к тому месту, где лежал «довод».

– Ты правда считаешь, что так будет лучше? – неуверенно глядя на Ирку, спросил я.

Девушка не ответила. Она села прямо на мокрый асфальт, жалкая, промокшая до нитки, покрытая язвами. В горле ее что-то пронзительно булькнуло, и изо рта густым потоком хлынула темная кровь.

Я не запомнил, как гравистрел оказался в моей руке. Зато я никогда не смогу забыть Иркиного лица в последнюю минуту ее жизни.

Очень сложно исполнять такие предсмертные желания, особенно когда ты сам виноват в том, что человек так сильно страдает. Но еще сложнее стрелять в того, кто даже в столь ужасном состоянии каждой клеточкой своего тела источает лишь неистовую любовь к тебе.

Ирка кивнула.

И я выстрелил.

Казалось бы, так просто. Такое короткое, едва заметное даже мне самому движение указательного пальца. И больше нет человека. Больше нет целого мира, сознания, вороха эмоций, идей… Не стало крохотной части ноосферы этой чертовой галактики.

Ирки больше нет!

Господи, какое странное чувство! То, что осталось от нее после выстрела, лежало в нескольких шагах от меня, и я все никак не мог отвести взгляд от этих останков.

Я убил ее.

Нет, не сейчас. Не этой волной из своего гравистрела. Я обрек Ирку на гибель намного раньше. Тогда, когда прилетел на Марс. Тогда, когда пошел с ней в ресторанчик и там надрался как последняя скотина. Может, не будь этого вечера, девушка не окончила бы жизнь так нелепо и рано. Не стоило мне пытаться воскресить те отношения, которых, в общем-то, никогда и не было.

Но я влез в Иркину жизнь. Лишил ее дома, работы, свободы. Привязал к себе, подарил надежду, а потом попытался изменить ее. Но измениться она не смогла. И тогда я просто ее бросил, поставив во главу угла свой эгоизм. Бросил – и тем самым убил.

Когда меня нашел Смирнов, сопровождаемый тремя солдатами, я сидел в луже, прислонившись спиной к стене, и бросал мелкую кирпичную крошку в воду. Я тихо плакал, вспоминая о том, как любил точно так же сидеть на берегу родного озера и кидать туда камни.

Как все было просто тогда, и какими надуманными оказались тогдашние проблемы! Как не хватает сейчас дружеской руки Пашки и теплых маминых слов! Глупость за глупостью, ошибка за ошибкой. Неужели этому не будет конца?

– Сейчас в голову всажу пулю – поговорите тогда! – в десятый раз донесся до меня раздраженный голос из глубины бункера. – Сказал же – валите отсюда!

– Мы не заражены! – снова прокричал Смирнов. – Нас пятеро. Мы вышли из бункера около двух часов назад! Если бы мы подхватили вирус, то уже погибли бы!

– Сказал же, проваливайте! Через южный вход выходили, там и заходите! Если вас там впустят, конечно!

– Мать твою! – не выдержал один из солдат. – Какого хрена ты там умничаешь? Скоро тут совсем стемнеет! Что нам делать прикажешь? Кевин, это ты, раздави твои яйца хиллер?! Я до тебя доберусь, хренов пижон!

Из бункера некоторое время не доносилось ни слова, потом знакомый голос проорал чуть менее уверенно:

– Ты, что ли, Гризли?

– Я, конечно! – пробасил солдат.

– Чего вам в южный вход-то не войти?

– Говорят тебе, мать твоя макака, вход закрыт. Охранник с нами. Вот он. Питер зовут, может, знаешь такого? Дверь на том входе только изнутри открывается. Сколько тебе еще объяснять, шакалья рожа?!

– Сломался сканер, – посетовал голос из бункера. – Ваши личные дела не читаются. Откуда я знаю, кто сюда из развалин приперся?

– Да мы это! Свои! Спасали одного чудика!

– Ладно, – неожиданно согласился невидимый охранник. – Подходите сюда, стрелять не буду. Посмотрю сначала, есть ли язвы.

Я кое-как побрел вперед, поддерживаемый под руки Смирновым и тем солдатом, который только что общался с часовым Кевином. Выстрелов не прозвучало, и я немного расслабился.

– Стойте! – Команда раздалась совсем близко. Я поднял голову и увидел охранника в черном респираторе и с автоматом.

Мы послушно остановились. Часовой что-то неразборчиво крикнул внутрь бункера, вероятно прося подстраховать его. Из глубины послышался бодрый ответ. Кевин повел плечами, снял с предохранителя автомат и подошел к нам вплотную.

Первым, конечно, он стал осматривать меня.

Несмотря на то что в глазах у меня стоял туман, а конечности практически не слушались, язв на коже не обнаружилось. Да и сам я чувствовал, что здоров, а чутью своему я привык доверять.

– Что с ним такое, Гризли? – кивая на меня, спросил у высокого солдата часовой.

– Мародеры напали, – пробурчал тот. – Повезло ему, что жив остался! Мы, наверное, спугнули их.

– А что такого-то? – Кевин принялся осматривать остальных. – Обобрали бы, да и все.

– Ты хоть новости слушаешь, укуси тебя джейн? Я тут за прошлые сутки такого понасмотрелся! Столько мрази повылазило, флагшток им в дюзы!

– Ну, слышал я, что тут разные бродят, – надулся часовой. – Так и что с того?