Звездарик сначала подумал, что забивает лившийся на веранду свет солнца, повернулся в тень - и у него самого потемнело в глазах: все веточки индикатора кассеты, которым полагалось сиять бело-голубым накалом, были темны!

– Фимочка-а-а,- подойдя к мальчику, произнес Семен Семенович тем яростно-ласковым голосам, каким урезонивал загулявшего в сутях Васю,-

Фимочка, друг мой, но ведь кассеточка-то пуста! А пси-заряд где?!

– Я же сказал: нету,- ответил тот, не поднимая головы.

– Как это нету? Как нету?! А где? Будь хорошим мальчиком, Фима, иначе тебя ждут серьезные неприятности. Куда делся заряд такой силы? Ведь не мог же ты…- И у начальника ОБХС слова замерли на языке; сверкнула мысль: а почему, собственно, не мог?..

Фима поднял на него свои большие глаза. На пушистых ресницах блестели готовые пролиться слезы.

– Ладно,- сказал он, шмыгнув носом,- пойдемте, покажу. Они вышли во двор.

Мальчик повел детективов за сарай. Обрыв здесь выдался мыском, с него хорошо просматривалась река, противоположный берег с гиперболоидной башней пси-вокзала и гостиницами. Метрах в пяти от края стояла скамья - доска на двух столбиках. Возле нее и находилось то, что Фима решил показать: маленький, не более метра в длину, могильный холмик с пирамидкой, покрытой алюминиевой краской. На стороне ее, обращенной к скамье, была фотография под стеклом: вислоухий жизнерадостный щенок со смышленым взглядом.

– Вот…- сказал Фима, садясь на скамейку; в голосе его тоже были слезы.

Мегре и Звездарик присели по обе стороны его, глядели вопросительно.

Комиссар на всякий случай снял кепку. Оба ничего не понимали. Мальчик вздохнул и начал рассказывать.