Стараясь не зачитываться крамолой, Эгин по возможности быстро проверил все страницы. На предпоследней цвет чернил сменился с черного на красный.

Вместо всяких там «Грютских Скачек» Эгин увидел замкнутую линию, очерчивающую яйцеобразный контур. Внутри контура теснились столбцы скособоченных знаков.

«Если это письменность, то уж никак не наша…»

На линию, окружающую шифр-таблицу, были нанизаны восемь картинок. Что-то вроде кольца… Рогатое кольцо… Еще одно рогатое кольцо… Изогнутый узкий придаток…

Дверь за спиной Эгина распахнулась. Прежде чем его рассудок осознал это, ладони Эгина уже бесшумно закрыли книгу.

Книга отправилась на койку.

Вслед за этим Эгин обернулся. Обгоняя мысли, его правая рука продолжилась сталью меча, который, казалось, с самого утра так и не возвращался в ножны.

– Спа-акойно, а-аф-фицер! – с издевательской растяжкой сказал высокий мужчина, переступивший порог каюты.

В двух ладонях от его груди застыло лезвие меча Эгина, который, как всегда, не был Эгином, а, как мог судить всякий по браслету на правом запястье и по застежке плаща, являлся плоскозадым и ленивым волокитчиком из Морского Дома.

Незваный гость был одет точно так же, как и Эгин, но в отличие от последнего носил щегольские усики. Его браслет имел ту же незатейливую форму гребенчатой волны и украшался скромными слезами янтаря. А вот его сарнод был побольше, кичился позолоченными оковками на углах и редкой, дорогой кожей тернаунской акулы.

Эгин с трудом подавил облегченный смешок, но внешне остался совершенно бесстрастен. Не изменившись в лице, он вернул меч ножнам.

– Чем могу быть полезен, офицер? – спросил Эгин, чуть склонив голову набок.

– Ничем, – сухо ответил тот, раскрывая сарнод.

– Как мне вас понимать? – Эгин неожиданно разозлился на этого сухопарого хлыща, который, конечно, наверняка какой-нибудь ушлый рах-саванн Опоры Писаний, и все же это еще не дает ему права так разговаривать с эрм-саванном Опоры Вещей.

– Так и понимайте, офицер, – сказал обладатель щегольских усиков, протягивая ему прямоугольную пластинку из оружейной стали.

Гравировка на пластине изображала двухлезвийную варанскую секиру. На обоих лезвиях были выгравированы глаза. На левом глаз был закрыт. На правом – открыт.

«Свод Равновесия» – гласила надпись, полукружием обымающая секиру сверху.

«Гастрог, аррум Опоры Писаний» – под секирой снизу.

«Дырчатая печать» Свода Равновесия была как бы небрежно оттиснута на пластине слева внизу.

Да, все правильно. Подделать можно что угодно, но только не «дырчатую печать», официально именуемую «Сорок Отметин Огня». Крохотные отверстия в пластине имели звездообразно оплавленные края с многоцветной синей окалиной и вместе составляли схематичное изображение той же секиры, которая любовно была нанесена граверами на пластину.

Когда Гастрог принимал свой жетон обратно, в отверстиях «дырчатой печати» вспыхнули синие искорки. Иначе и быть не могло.

Если кто-то, убив или обокрав офицера Свода, завладел бы его жетоном, тот остался бы в руках убийцы или похитителя всего лишь железкой. Сорок Отметин Огня отвечают синими искорками только своему истинному владельцу. Офицеров Свода учат, что никому в Круге Земель не по силам добиться подобного эффекта и, следовательно, подделать жетон Свода невозможно.

Эгин даже не мог помыслить тогда, что в Круге Земель есть магии не менее действенные, чем магия кузниц Свода Равновесия. Даже не мог помыслить…

Эгин, которому от досады хотелось выть волком, достал и протянул Гастрогу свой жетон.

– Ну что же, эрм-саванн, – сказал Гастрог по-прежнему насмешливо, но уже несколько более дружелюбно. – Как старший званием на две ступени и как офицер превосходящей Опоры, прошу вас немедленно покинуть каюту покойного Арда окс… – Гастрог запнулся, напрягая свою память, и Эгин злорадно подумал, что нечего было лезть вам, офицер, не в свое дело.

– В общем, не важно, – махнул рукой Гастрог. – Так или иначе, вы свободны, эрм-саванн.

– Прошу прощения, аррум, – сказал Эгин, пытаясь вложить в свои слова ровно столько нажима, сколько нужно, чтобы не превысить свои полномочия и при этом все-таки произвести на Гастрога впечатление человека, имеющего право на собственные суждения. – Я нахожусь здесь по долгу службы, и я еще не закончил этот долг выполнять.

– Да? – спросил Гастрог. Его брови сошлись на переносице подобием грютского лука. – И вы осмелитесь утверждать, эрм-саванн, что ваш долг заключался в том, чтобы привести в негодность свой Зрак Истины?

«Какая наблюдательная тварюка!» – мысленно возопил Эгин.

– Аррум, – Эгин с усилием сглотнул ком, подступивший к горлу, – Зрак Истины пришел в негодность самопроизвольно, когда я осматривал книги Арда окс Лайна на предмет наличия в них жуков-мертвителей.

– Вот как? – поинтересовался Гастрог, и его подвижные брови взмыли ввысь знаком ироничного изумления. – В книгах, наверное, сыскались целые орды жуков-мертвителей?

– Нет, аррум. – Эгин из последних сил сохранял подобие невозмутимости. – Причиной порчи послужили сами книги.

Гастрог не ответил. Он брезгливо поднял с койки отброшенный Эгином трактат и, быстро пролистав его, уперся в то же место, что и эрм-саванн десятью минутами ранее: в предпоследнюю страницу с рисунком красными чернилами.

– Вы открывали ее? – отрывисто осведомился Гастрог, стремительно захлопывая книгу.

– Нет, аррум. Лишь пристально посмотрел на нее через Зрак Истины. Зрак молниеносно взялся Изумрудным Трепетом – я не успел отвести глаза.

Эгин знал, что его очень легко уличить во лжи. Гастрогу было достаточно поглядеть на книгу через свой Зрак Истины, чтобы убедиться, что Изумрудный Трепет возникает отнюдь не «молниеносно».

Эгин с тревогой ожидал, когда аррум потянется за Зраком. И тот да, потянулся. Эгин обмер.

– Ну вот что, – сказал аррум нарочито тихо и невнятно. – Держите мой Зрак Истины. Он такой же, как и ваш. Ваш, испорченный, я оставляю себе. Вы немедленно уходите отсюда, забрав недосмотренные вещи с собой. Своему начальнику – Норо, если не ошибаюсь, – Эгину показалось, что при этих словах в голос Гастрога вкрались скрежещущие нотки угрозы, – вы можете сказать, что вас прогнал из каюты аррум Опоры Писаний. И это чистейшая правда. Вы можете назвать ему мое имя – Гастрог, – иначе он не поверит, что вы согласились уйти, не взглянув на мой жетон. Это тоже правда. Все.

Однако, как оказалось, еще не все.

– Про вот это, – добавил Гастрог, легонько постучав пальцами по книге, – вы должны забыть до скончания времен, и если даже шестьсот кутах будут медленно крошить вас в оринский салат, вы не должны хоть словом обмолвиться о происшествии с вашим Зраком Истины. Вы меня поняли, эрм-саванн? – Гастрог впился взглядом в лицо Эгина.

– Да, аррум. – Эгин понимал, что, быть может, сама его жизнь сейчас зависит от той степени искренности и глупости, которую изобразят его глаза.

– Поняли. – Гастрог чуть заметно кивнул. – И еще. Я бы мог убить вас, но не сделал этого потому, что мы оба офицеры Свода и работаем ради общей священной цели. Сегодня вы совершили служебный проступок, тяжесть которого не в состоянии осознать. Я прощаю вас, но имейте в виду: я помню – ваше имя Эгин, вы эрм-саванн Опоры Вещей и живете вы в доме Голой Обезьяны, что по Желтому Кольцу. Ваша любовница – Вербелина исс Аран, ваш начальник – аррум Норо окс Шин, вам двадцать семь лет, и сегодня вас произведут в рах-саванны за отличную службу. Не стоит портить себе карьеру и жизнь, рах-саванн.

Слишком много ударов ниже пояса.

– Что, прямо так и сказал?

– Да. Так и сказал.

Человек, одетый по самой что ни на есть щегольской моде – ярко-зеленые, словно бы даже флюоресцирующие штаны, которые в столичном высшем свете именуются «литыми ножками», рубаха с отложным воротом и приталенный кожаный жакет, – примолк и задумался.