– Женюшка-а-а-а-а! – вместо ответа чуть не в ноги кинулась ей баба Нюся. – Это ж я, старая калоша-а-а-а! Дома вас с ребятенками лишила-а-а-а! Хоть возьми теперича меня да и зашиби насме-е-е-ерть… Прямо вон той дубиной, да мне и по хребту-у, и по хребту-у… Лешка, охальник! Брось дубину! Я ж не тебе сказала! – немедленно цыкнула на соседского мальчишку бабушка, когда тот уже подобрал дрын и примерился к хребту. Мальчонку отогнала, но на всякий случай проголосила: – Да и ты, Женюшка, шибко-то за полено не хватайся, потому как меня угробить завсегда можно, а дома все одно не вороти-и-и-ишь! Да и старый он у вас бы-ы-ы-ыл, рухля-я-я-ядь!

Бабушка все больше в голос добавляла жалости и звука. Маленький Данька проснулся первый, такого воя перенести не мог, а потому громко и испуганно заревел, тут же к братцу присоединился Санька.

– Даня, не плачь, бабушка так… песенки поет, тра-та-та, тра-та-та… Санечка! Это баба Нюся так радуется! А-гу-у! – растерянно успокаивала Женя малышей, и когда те немного притихли, тяжко вздохнула и обратилась к бабке: – Баб Нюсь, ну хватит уже реветь, а? Приглашай в дом, хоть расскажешь – что у нас стряслось-то…

Старушка мигом успокоилась, подхватила коляску с близнецами и бодро потрусила в дом:

– Пойдем, Женюшка. Я уж нам и блинов напекла, со сметанкой. Сейчас поедим, да и… Еддриттвою!.. Да что ж за колымага такая, все куда-то ухнуть норовит!

У бабы Нюси в доме было тепло, чисто и уютно. На столе уже высилась приличная блинная горка, а в холодильнике дожидалось холодное молоко – видно, по печальному поводу бабушка последние остатки пенсии угрохала.

– Тут ведь как беда-то нашла… – тяжко вздохнула бабушка, вытерла рот платком и рассказала.

Ничего мудреного не случилось, все оказалось просто.

Дело в том, что Женька всю жизнь прожила в том старом деревянном домике, на окраине маленького городка Рубинска, которого и на карте-то не отыщешь. И сколько она себя помнила, столько по соседству с ними жила старенькая бабушка Нюся. Родители у девушки погибли рано, и с пятнадцати лет Женя проживала одна. Соседская старушка всегда помогала девчонке. К себе взять не могла – сын вырос пьяницей, мужа отродясь не водилось, а с невесткой происходили еженедельные скандалы с выселением. Выселяли бабу Нюсю. И идти той было некуда, кроме как к соседской девочке. Правда, года два назад сын уехал куда-то на заработки вместе с семьей, и не стало от них ни ответа, ни привета. А вот теперь уже и сама Женька не могла представить – как это она бросит свой домик и пойдет жить к бабушке. Тем более что теперь проживала не одна, а с сыновьями. Баба Нюся продолжала помогать. Пока Женька бегала на работу, бабушка забирала близнецов, случалось, что и ужин готовила. Правда, мальчишки росли, и теперь бабке было уже не управиться одной с двумя, но все равно – старалась хоть как-то облегчить жизнь молодой мамаше. Вот и сегодня – ожидая возвращения хозяйки, старушка решила подсуетиться. На дворе уже стояла осень, и в доме без теплой печки было ой как холодно. А ведь у Жени малыши. А пока-то она придет с работы, пока-то затопит! Бабушка раскочегарила соседскую печь: всю жизнь у бабы Нюси ключи от Женькиного дома висели на одной связке со своими, да и направилась к себе – блины печь. Пока пекла, кто его знает, как там произошло, – пожарные говорят, что уголек выпал, а может, и не один. Короче говоря, загорелся половик. Но баба Нюся ничего не приметила, только глянула на трубу – идет ли дым? Дым, как и полагается, шел! Бабушка не спеша отправилась на городской рынок. Пенсию получила. Собиралась мяска купить и маслица, чтоб подешевле. Потом еще с бабой противной спорила – хотела выторговать овечьей шерсти детишкам на носочки, а та – злыдня – уж такую цену заломила! А шерсть-то не больно и чистая, вся в колючках! Да потом еще… Короче – чего там, походила бабуся, а уж когда вернулась – из всех окошек вырывалось пламя. Пока к соседям бегала – пожарным звонить…

– Да кушай, Женюшка, кушай, – закончила печальный рассказ бабуся, – ребятишек-то я накормлю. Давай-ка, блинчика им сунем. Чего ж, зря, что ль, на те блины дом угробила… Ну давай их кашкой покорми, на молочке…

Когда усталые мальчишки, раскидав ручонки, сопели на широченной бабкиной кровати, Женька с бабой Нюсей все еще сидели в маленькой кухоньке за печкой и спорили – как жить дальше.

– Ты мне даже и не говори своих глупостев! – негодовала старушка, сверкая близорукими глазами. – Ишь чего удумала – проходимца энтого искать! И чего тебе неймётся?! Живи у меня! Мои-то сынок с женушкой евойной, видать, много денег заработали – вишь, не показуются! И не покажутся! Я так до смерти рада буду, коль мы с вами-то под одной крышей жить станем! А коль помру… а чего, и помру когда-нибудь! Так весь мой дом на вас и перепишу! Да хошь завтра пойдем – перепишу!.. А про энтого твово кобеля…

– Ну баба Нюся! – не могла слышать такого Женька. – Ну какой он тебе кобель?! Он же деньги зарабатывает! На квартиру благоустроенную! Я же тебе тридцать раз говорила!

– А я тебе все пятьдесят разов говорю! Плевать он хотел на тебя и квартиру твою! Сбег он, паразит! – топала ножкой сухонькая старушка. – Это у яво токо фамилья така – Добрович! А сам хамно хамном!

– Ну баб Нюся!

– Не бабай! – сердито прервала ее баба Нюся. – Это ж надо, чего удумал! Двоих детишков настрогал, а сам убёг! Крутися с имя, как хошь!

Женька уже не спорила – она терпеливо ожидала, когда у бабки кончится запал.

Она уже давно привыкла, когда ей только ленивый не говорил: «Ты – дура, что родила, он – негодяй, что бросил!» А он и не бросал! И сколько раз повторять – Паша вовсе не негодяй! Он… он…

Это случилось около двух лет назад. На дворе стояла зима, а вечер выдался особенно неприветливый. В окна хлестались ветки тополя, вьюга не просто выла, а закатывала дикие истерики – ревела, визжала и швырялась в окна мусором. Но у Женьки в доме было тепло и уютно. Девушка вернулась с работы – трудилась в жилконторе, намерзлась, растопила печь и наконец за весь день впервые согрелась. Она жарила картошку, когда на крыльце послышались шаги и в дверь заколотили.

– Хозяева!! Где улица Зеленая, не подскажете? – кричал кто-то за дверью.

Женька выскочила в сени и отворила двери.

– Проходите, – буркнула она и побежала переворачивать картошку. И вот так – ворочая ложкой, рассказывала, как добраться до нужной улицы. – Зеленая улица это как наша, только выше. Вам надо сейчас дойти до перекрестка, а там вверх…

Она даже и не видела, кому объясняет, а когда обернулась, слова застряли в горле – перед ней стоял… принц! Ну, честное слово, принц!! Ну, на крайний случай, Дед Мороз! Он был такой красивый, такой… высокий… Весь мохнатый от инея, с побелевшим кончиком носа, с красными от мороза руками… Он все еще топтался возле порога и смотрел на нее удивленными глазами, пронзительного синего цвета! Принцу было лет двадцать семь, и это… это еще больше кружило голову. А потом он снял шапку, и на нее брызнули растаявшие снежинки.

– Раздевайтесь… – растерянно проговорила она заученную с детства фразу.

– Как – уже? – насмешливо дернул он бровями.

– Я в смысле… Чего вы в сапогах-то проперлись? Я ж полы мыла… – стушевалась девушка.

– А-а… пардон! А… У вас картошка горит… – стаскивал он сапоги.

– Ну и что… у меня еще есть… – следила за тем, как он снимает дубленку, Женька. – А вы же хотели… Зеленую улицу? – вдруг вспомнила она.

– Так вы же сказали – раздевайтесь! И потом… разве вы не будете меня угощать? – искренне изумился принц. – Я думал, все по-человечески, накормите, напоите, спать уложите, а потом уже и вопросы задавать начнете.

– Да потом-то чего уж задавать… – рассудила Женька. Но к столу пригласила. – Ну садитесь… Только у меня одна картошка, больше ничего…

– А чай? – вытаращился гость.

– Ну и чай есть, такой, со слоником.

– Со слоником – это к счастью, – проговорил гость и ухватился за ложку.

Женя осторожно присела рядом и исподтишка разглядывала незваного гостя. Гость был хорош. И вероятно, об этом ему не раз говорили, потому что вел он себя довольно свободно. А вскоре и Женька почувствовала себя с ним так, будто знала его сто лет.