– Привет вам, отроки младые! – Саша протянула им по кассете «Сам себе режиссер». – Это из последних, может, не так тяжко будет переносить наше общество.

– Теть Сань, спасибо!

– У нас таких еще нет, точно, Симка? – у мальчишек засияли глаза.

– «Теть Сань», пора за стол, – тут же пригласила подругу подошедшая Валерия, – хватит молодежь очаровывать. Мальчики, за стол.

Тосты произносились длинные и витиеватые. Именинницу забрасывали одами, вычурными комплиментами и прочими словесными вензелями, высокие фужеры поднимались с каждым тостом все выше. Пришедшие друзья юности с поздравлениями не спешили, их час еще не пробил. И только после изрядного принятия горячительных напитков, когда гости сами устали от своей чопорности и невозмутимости, гул за столом пошел по нарастающей. В зал впрыгал пухленький, беленький «зайчик». Сидящие за столом приветствовали зверя взрывом хохота и шутками. «Заяц» исполнил печальную песнь о безответной любви к Валерии, а затем стал затягивать на веревке упирающегося «верблюда». «Верблюд» – Игорь упирался по-настоящему. Сдуру согласившись на эту роль, он не предполагал, что веселить придется солидное общество, и теперь упирался что было мочи. «Заяц» – Ольга изо всех сил тянула его за веревку, и ей помогала уж если и не сила, то собственная масса. Так он и появился перед гогочущими зрителями. Делать ничего не оставалось, кроме как войти в роль. Игорь важно запрокидывал голову с петлей на шее и плевался направо и налево. Игорь Аркадьевич Томичев был прекрасен в образе. Ольга нацепила ему огромную коробку, и тот никого к ней не подпускал, склонив колени лишь перед именинницей. Подарок в огромной коробке искало все семейство Григорьевых, и в азарте Валька чуть не выбросил миниатюрную упаковочку. Валерия открыла крышечку и ахнула. На фоне роскошных, дорогих подарков это изящное колечко с маленьким бриллиантиком было эталоном элегантности и утонченного вкуса. Оленька умела выбирать. «Верблюда» и «зайца» тут же заставили выпить за прекрасный подарок, и остальные гости присоединились.

Потом была очередная смена блюд, очередные тосты, дальнейшие возлияния. Сценарий этого дня рождения ничем не отличался от любого другого праздника. Саша быстро уставала на таких застольях. Спиртного она не пила совершенно, поэтому вскоре вместе с мальчишками исчезла в детской, где они тут же поставили новые кассеты.

– Теть Сань, они вас все равно в покое не оставят – отыщут, – усмехнулся Симка, ставя перед ней креманку с шоколадным мороженым.

– Кому я там нужна, Симочка? Люди уже вошли в должную стадию, им и без меня замечательно.

– Ну не скажите! Вон папин коллега Сатаев с вас прямо глаз не спускает, – обнаружил Валька недетскую проницательность.

– Теть Сань, а он ведь холостой, ага, – хитро подключился брат.

– На всех холостых, драгоценные мои, меня одной не хватит, поэтому рекомендую от видика не отвлекаться.

– Напгасно, напгасно, Сатаев недугён, весьма недугён, – закартавил Валька.

– Зря вы, Александра Михайловна, нами, мужиками, бросаетесь, – вступился Симка за свой пол. Он хотел поделиться еще какой-то мудростью, но его прервала шумная компания.

– Шур! Хочу музыки! Но-о-сталь-жи-и-и! – нещадно фальшивил хозяин дома.

Компания расположилась тут же.

– Давай, Андрюха, про тополь! – голосил страдающий ностальгией Григ.

Андрей перебрал струны пальцами, и гитара запела, и полилась песня, простенькая, немудреная, из далекой юности:

Андрей и Саша пели двухголосьем, выворачивая душу наизнанку. Не проняло только Сатаева:

– А при чем тут тополь? Сказали, про тополь петь будут!

Симка и Валька переглянулись.

– Нет, объясните, а где здесь про тополь! – Сатаев жаждал справедливости.

– Зря мы его Шуре сватали, – как на глубоко больного смотрел на упрямца Симка.

– Точно, туговат на голову, – согласился Валька, – пусть уже сидит, про тополь ждет.

Сатаев впервые попал в эту компанию, которая собралась около двадцати лет тому назад, а то и больше, в круг друзей, где понимали друг друга с полуслова, и даже если слова были не те. Какая разница – тополь или клен, главное, что песня именно та самая.

По домам разошлись в двенадцатом часу, а бывало, что досиживали и до утра. Но завтра Ольге надо было в «Кратер», копаться в бухгалтерских летописях, Саше необходимо было отпустить туда же Брутича и, следовательно, явиться к Арине, а мужикам выпала доля испытывать сладость солидарности. Идти решили пешком. Лунный свет отражался от снега, морозец был мягкий и незлой.

– Посмотрите, хорошо-то как! Уже и до Нового года ждать недолго.

– Оль, ты у нас зайчихой будешь, посмотри, как тебя публика принимает!

– Вот еще! Я уже напрыгалась, надо вносить разнообразие, – возмущалась Ольга.

– Оля, будешь! Ты была зайцем, а будешь зайчихой, это огромная разница! Время еще позволяет, так что вживайся в образ.

Так, болтая ни о чем, дошли до дома Базилей. Распрощались тепло. Дальше Александру провожал Игорь.

– Ты чего это так поскучнел, отдыхать устал?

– Я, Саша, думаю.

– Это ты зря, тебе все равно думать нечем, – подкусывала приятеля Санька.

– А пустой головой думается легче, – не обижался тот, – для мыслей больше места.

– Солнышко мое, Игорек, у тебя всегда только одна мысль, и на фига ей такое пространство, как твоя голова, она и в грецком орехе может уместиться.

– Крушинская, вредная ты баба. Прямо Снежная королева какая-то! Возьми вот меня к себе в Каи. Я тебе за Баксом ходить буду, на выставки его таскать стану, шерстку выщипывать.

– Изувер! Кота не дам! А ты себе молоденьких ищи. Хотя, подожди! Ты же у меня соловьем разливался, все рассказывал, какая у тебя фемина обязанности жены исполняет!

– Это Катька, что ли? Тоже мне – фемина! – фыркнул Игорь. – И никакие обязанности она не исполняет. Я одного понять не могу, зачем молодые девахи к мужикам взрослым липнут? Ведь вроде молоко на губах, как Ленка у Ольги, а прилипнет – не отдерешь!

– А это они твою тягу к семье чуют. Ну, до встречи, ухажер! – Санька вошла в подъезд и, стуча каблучками, поднялась на свой этаж.

Утром, едва Александра привела себя в надлежащий вид, в дверь позвонили. На пороге стоял Линчук Аркадий Юрьевич.

– Здравствуйте, Александра Михайловна, – его тон был строгим и казенным. – Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Хорошо, проходите, только задавайте побыстрее, а то я на работу могу опоздать.

Линчук расположился за столом основательно, похоже, скорая беседа в его планы не входила.

– Скажите, как давно вы знаете семью Захаровых?

– Женя Захаров учится в нашей школе с сентября прошлого года, с тех пор с ним и знакома, знаю, что у него с матерью недавно несчастье случилось. Я, кстати, приходила к вам по этому поводу… Ну, чтобы вы провели расследование на должном уровне, я понимаю, это звучит нелепо.

Под серьезным взглядом серых глаз Саша чувствовала себя неуютно.

– А кого еще вы знали из этой семьи?

– Видите ли, я до четырех часов работаю гувернанткой у девочки, которая живет в этом же подъезде, поэтому приходилось встречаться и с матерью Жени, и с его сестрой, но близкого знакомства не получалось. Ирина Николаевна не одобряла Женино решение учиться вечером, ну и со мной особенно общаться не собиралась. А так… С Таней даже разговаривать не приходилось, правда, наслышана о ней…

Александра послушно старалась как можно полней отвечать на все вопросы, а их у Линчука было немало. Саша искренне считала, что сегодняшний визит ответственного сотрудника – это результат ее похода в милицию и товарищ всерьез работает над делом Захаровой Ирины Николаевны. Линчук полез в портфель, вытащил фотографию и положил перед Сашей:

– Вы узнаете, кто это?

Александра взяла снимок, и будто кто-то жесткой рукой перекрыл ей дыхание. Под почерневшими кустами, на голой земле лежала, согнувшись, Таня Захарова с темной полосой на шее. Страшное лицо и неестественная поза говорили больше, чем слова.