Выбравшись из микроавтобуса на конечной остановке у метро, я глянул на свои «Командирские» – времени было в обрез. Пришлось поспешить, но, сбежав по лестнице, я не удержался и купил-таки слоеный пирожок, который так соблазнял меня этим утром. Не сам пирожок был мне важен – я перекусил, выходя из дому, – но мне хотелось совершить нечто вроде ритуала, подчеркнуть таким образом переход на новый уровень жизни. Взять то, что раньше я хотел, но не мог себе позволить. Ведь теперь у меня была работа. А может, две? Нет, это бред, конечно. Просто ответ подсознания на утренний стресс. Как еще можно рассматривать этот сон? Не ждать же действительно три тысячи долларов! Шестьсот – отлично. Мне хватит шестисот.

Пока поезд метро, в котором я ехал, проминал собой темноту тоннелей, у меня в голове вертелись разные варианты того, как обустроить быт, исходя из новой зарплаты. На войне про удобства как-то не особенно думаешь, да и шестисот долларов в месяц у меня никогда не было. Это ведь с одной зарплаты можно новый телевизор купить! Или оставить старый, но взять видак.

И тут меня осенило. Можно ведь и машину купить. Старую какую-нибудь «копейку», долларов, может, за четыреста-пятьсот. Тогда и на жизнь целая сотня останется. А потом, через месяц, мне снова дадут шесть сотен и я снова буду в порядке. А машина останется.

Раньше о приобретении автомобиля я и не задумывался. И некогда, и незачем. Но сейчас твердо решил – куплю. Воображение живо нарисовало неплохой «жигуленок», почему-то темно-красного цвета. Пространство, отгороженное от непогод и суетного мира, да еще на колесах в придачу. Я начал было углубляться в дебри фантазии, но вовремя спохватился, вспомнив, что дали мне всего три сотни, а шесть пока только пообещали. Через месяц, если выдержу испытательный срок. Так что с машиной придется повременить.

Настроение, такое приподнятое после поездки в маршрутке, под землей стремительно начало ухудшаться. Когда подъезжали к станции «ВДНХ», я сомневался уже не только в том, что получу обещанное через месяц, но и в том, что сейчас, в одиннадцать ночи, вообще не окажусь перед запертой дверью. Представилось, как будет хохотать над шуткой Кирилла вахтер, когда я начну барабанить кулаком в дверь.

«Не буду ломиться, – твердо решил я. – Дерну дверь слегка. Если заперто, тихонько уйду. Хрен им будет, а не шутка над боевым офицером!»

Когда я вышел со станции, ночное небо роняло мелкие капли дождя. Оранжевый свет фонарей отражался в мокром асфальте и в лужах, шум города напоминал низкое гудение насекомых. Прохожие спешили по делам или домой с работы, не замечая друг друга, словно каждый из них находился в отдельной, удобной ему реальности. У закрытых торговых палаток, поглядывая по сторонам, курили двое милиционеров.

Подняв воротник плаща, я протиснулся через очередь на остановке маршруток и поспешил к киностудии. Некоторые окна в здании были освещены, что давало хоть какую-то надежду на то, что Кирилл мог нанять меня всерьез. Если бы все окна оказались темными, я бы не стал переходить дорогу, чтобы не позориться. Не очень приятно ощущать себя полным лохом, в особенности когда прекрасно осознаешь собственную неприспособленность к изменившимся условиям, но сделать ничего не можешь. Прослужив много лет в войсках, погоняв молодых как следует, я попал на гражданку и сам ощутил себя здесь салагой. А вот бывалым воякой тут был Кирилл – это по всему видно. Избежать издевательств и мелких подколок от людей такого рода, как он, у меня все равно не выйдет, так что лучше уж не обращать на это внимания.

Шагнув к двери, я потянул ручку и с некоторым, прямо скажем, удивлением обнаружил, что она не заперта. Вахтер вопросительно глянул на меня.

– Мне было сказано явиться в двадцать три часа к вам на вахту, – сказал я.

– Фамилия?

– Фролов. Александр Фролов.

Вахтер порылся в журнале, со скрипом водя заскорузлым ногтем по строчкам, и ответил:

– Есть такой. Распишитесь за постоянный пропуск.

Он протянул мне какой-то бланк, и я расписался не глядя, затем еще раз, уже в журнале. В обмен на подпись получил картонную карточку с печатью, но без фотографии.

– Действителен с паспортом или правами, – напоследок сообщил вахтер.

Я предъявил ему паспорт, куда он глянул лишь мельком, после чего поспешил к знакомой лестнице.

Наверху царил полумрак, никаких голосов слышно не было, лишь одинокое эхо моих шагов отскакивало от стен. Но едва я, чуть ли не ощупью, добрался до лестничной площадки, в глаза мне ударил яркий свет пламени бензиновой зажигалки. Я остановился как от удара об стену и невольно зажмурился – глаза успели отвыкнуть от света.

– Ценю пунктуальность, – донесся до меня голос Кирилла.

«Черт! – подумал я, открывая глаза. – В более дурацкую ситуацию давненько не попадал».

– Перекурим? Угощайся! – предложил мой новый начальник, протягивая раскрытую пачку сигарет, каких я до этого никогда не видел.

Я взял одну и прикурил от до сих пор не погасшего огонька. Только после этого Кирилл со звоном закрыл крышечку зажигалки и сунул в карман. Он по-прежнему был в черной кожаной одежде, но мне показалось, что не в той же, что утром.

– Готов к труду, дорогой?

– Вполне, – ответил я.

– Ну и прекрасно. Твоего предшественника я уже рассчитал, так что дела принимать не у кого. Как-нибудь сам разберешься со временем. А сейчас, прямо сегодня, мне нужны светлые мысли. Вроде тех, какие ты выдал сегодня на съемках. Нервничаешь?

– Да.

– Это хорошо. Значит, не дебил. Тогда так… Сегодня я тебе уделю некоторое внимание, познакомлю с народом, покажу, как тут все взаимодействует, а потом сам будешь барахтаться.

Он затянулся сигаретой, распалив уголек, при этом его лицо, высвеченное алым светом, повисло в воздухе призрачной маской – черная кожа одежды делала другие части тела невидимыми во тьме.

– Сегодня же придется поработать в новом качестве. Задание дам позже. И не нервничай так. Не надо показывать остальным, что ты полный профан в нашем деле.

– А то они не знают…

– Знает только Зинаида Исайевна. Остальные могут догадываться, могут строить предположения. Не более. Я не жду от тебя всплесков гениальности, но совершенствоваться заставлю. Или уволю. Это честно, дорогой. Согласен?

– Да.

– Замечательно. Давай докуривай. И пойдем. Хочешь увидеть, как монтируют ту передачу, где ты сегодня снимался?

– Не знаю… – пожал я плечами. – Если это важно для той работы, которой я буду заниматься…

– Только не старайся выглядеть еще большим придурком, чем ты есть на самом деле. И так нормально. Сойдет.

Побросав окурки в урну, мы прошли через студию, в которой я заметил те же лица, что и с утра, только массовка отсутствовала. Увидев меня, Зинаида Исайевна приветливо кивнула, а остальные были заняты и мое появление проигнорировали. Я думал, мы идем в кабинет Кирилла, но он повел меня дальше, по коридору, в который выходили двери с непонятными надписями «АЛМ-1», «АЛМ-2», «АЛМ-3». На последней двери надпись отличалась на одну букву – «АНМ», а цифра отсутствовала.

– Заходи, – Кирилл толкнул эту дверь и пропустил меня вперед.

Большую часть места внутри занимала громоздкая аппаратура, а в оставшемся пространстве без намека на комфорт могли разместиться не более чем четверо. Как раз столько было крутящихся кресел. Два были заняты – на одном сидела женщина лет тридцати пяти, с копной длинных черных волос и очень грубыми на мой взгляд чертами лица, а рядом с ней восседал грузный блондин лет двадцати пяти. Лицо его было широким и добродушным. Я заметил у него на лбу капельки пота, но это немудрено в такой духоте. Не знаю уж, какой там КПД у применяемой здесь аппаратуры, но тепла она излучала в избытке. Пахло перегретым пластиком и пылью, которая всегда оседает на узлах высокого напряжения.

Женщина просто сидела, рассматривая изображение на телевизионном экране внушительного размера, а молодой человек орудовал компьютерной мышью и кнопками на клавиатуре, производя какие-то манипуляции с кадрами утренней массовки. Мельком я заметил на экране и себя – стою, раззявив рот в стоп-кадре, рядом с никому не доставшейся «Ладой».