Литмир - Электронная Библиотека
* * *

– Проходите, Тамара Ивановна, присаживайтесь, – молодой врач любезно улыбнулся, указывая заплаканной седой женщине на стул, кивнул усатому капитану, мол, прошу. Тот поправил фуражку и заговорил:

– Итак, ваш муж, Трофимов Александр Кириллович, пропал в пятницу, шестого мая, в районе Рогожского кладбища?

– Да, – одними губами прошептала женщина, утвердительно кивнув.

– Э-э-э… Девятого мая, в День Победы, работники кладбища обнаружили в заброшенном склепе некоего гражданина без документов, но не похожего на бомжа. Им сразу стало понятно, что это – наш, так сказать, клиент. Но оказалось, что тут случай, так сказать, медицинский…

Врач кивнул и подхватил:

– Действительно, психика больного подверглась какому-то очень сильному эмоциональному шоку, после которого он впал в прострацию. Поскольку вы обратились с заявлением о пропаже мужа в милицию, а они, в свою очередь, разослали ориентировку по моргам и больницам, я сейчас попрошу привезти этого гражданина сюда для опознания.

Врач нажал кнопку вызова. Спустя пять минут железная дверь загремела, и два дюжих санитара ввели в кабинет лысоватого невысокого мужчину в застиранной пижаме. Мужчина невидяще смотрел в одну точку и безостановочно бормотал себе под нос:

– Сова разжмурилась… Сова разжмурилась… Сова разжмурилась…

– Тамара Ивановна, посмотрите… – начал было капитан, но женщина перебила его, с протяжным криком бросившись к своему пропавшему мужу:

– Саша! Сашенька-а-а…

Глава первая

В детстве Илья не любил осень, зато очень любил весну. Конечно же, дело было вовсе не в банальном природопробуждении, да и какая в Москве может быть природа? Так, симуляция одна – чахлый скверик, тухлый прудик…

Нет, тогда, в детстве, весна для него, как и для миллионов пацанов и девчонок, в первую очередь означала: все, учебе – конец, и на носу – вовсе не веснушки, а каникулы!

Эх, время-времечко… До сих пор Илья с какой-то щемящей тоской вспоминал ту пору, и в памяти всегда всплывали два детских стишка. Первый, написанный Барто еще чуть ли не до Великой Отечественной:

Весна, весна на улице, весенние деньки!
Как птицы, заливаются трамвайные звонки.
Шумная, веселая, весенняя Москва.
Еще не запыленная зеленая листва!

И второй, уже другого автора, кажется Михаила Яснова. В общем-то, это был даже не стишок, а песенка из мультфильма «Чучело-мяучело»:

Утро начинается, начинается!
Город улыбается, улыбается!
Открываются окошки,
Разбегаются дорожки,
Громко хлопая в ладошки,
Запели громко дети!

Когда детство кончилось, Илья не заметил. Скорее всего, наиболее ярко он ощутил, что все, детства больше нет и никогда не будет, в армии.

Вроде такая же весна, такое же небо и даже тополя у дувалов такие же – с блестящими, словно бы лаковыми, листочками…

Только все дорожки в той забытой всеми богами стране у подножья фантастически красивых гор – кривые…

И окошек в сложенных из камня хижинах нет…

И дети, а также их родители в ладоши хлопают, только когда танцуют сарги, бешеную пляску над телом убитого врага…

А еще эти черноголовые дети не умеют смеяться. Правда, взамен они умеют минировать горные тропы и стрелять из всего, что стреляет. Эхо от выстрелов долго гуляет между скал, а ты уже знаешь – кто-то из пацанов, из тех, с кем еще пару минут назад курил один хабарик на двоих, уткнулся лицом в сухую траву. Все, он – больше не человек, не Вован, не Игоряха, не Санек. Он – «груз 200», похоронка на сероватой бумаге и слезы матери…

И все же, все же, даже если они стреляют в тебя, они – дети, и нет большей несправедливости, чем убитый ясным весенним утром ребенок. Он лежит на желтых камнях, под синим-синим небом, и в глазах его отражаются маленькие белые облачка, похожие на овец, которых он еще вчера гнал с пастбища.

С тех пор Илья возненавидел весну…

Впрочем, это все уже давно в прошлом – и чужие горы, и никелированная длинная «буровская» пуля, пробившая плечо за месяц до дембеля. Самолет, госпиталь, операция, другой госпиталь, еще одна операция и – суровая врачебная космиссия, единодушно вынесшая вердикт: «К строевой службе не годен по состоянию здоровья».

Вернувшись из горной азиатской страны в Москву, Илья вдруг остро ощутил, насколько столица оторвана от остальной России, да и всего мира. И еще он понял, почему ТАМ, на войне, не любят тех, кто родился и жил ТУТ, в Москве. Это как с американцами – вроде и неплохие они люди, однако ненавидят их во всем мире люто. А москвичи, выходило, – это русские американцы, люди добрые, но инфантильные, шумные и бестолковые, сытые и без комплексов.

Для тех, кто не живет, а выживает, нет ничего страшнее человека без комплексов. Это Илья почувствовал, ощутил, впитал в себя. И перестал быть москвичом…

Поддавшись уговорам отца и настоятельным просьбам матери («Ты уж как хочешь, сынок, а без образования сегодня – никуда. Мы люди не богатые, так жизнь сложилась. Так хоть ты карьеру сделай»), Илья поступил в финансово-экономический университет. Не то чтоб он спал и видел себя бухгалтером, просто все равно ему было. Перед глазами еще стояла желтая горная пыль, в ушах еще слышался грохот талибских ДШК, а по ночам снились такие сны, после которых хотелось по неимению огнестрельного оружия просто вскрыть себе вены…

Годы учебы… Наверное, они должны были стать для Ильи если не самыми счастливыми, то, по крайней мере, самыми беззаботными в жизни. Группа подобралась боевая, веселая. Москвичей, ненавистных Илье земляков, раз-два и обчелся. Зато полно уроженцев таких замечательных краев, как Алтай, Урал, Поволжье и прочая Сибирь. Причем парней в группе оказалось вместе с Ильей всего пятеро, а все остальные – девчонки. И не наивные недотроги-школьницы, аленькие цветочки, а лихие девки глубоко за двадцать, уже очень хорошо понимающие, чего они в жизни стоят и хотят.

Как говаривала пермячка Зинка Кочеткова, успевшая до поступления в университет и замужем побывать, и в следственном изоляторе за растрату в магазине, где работала продавщицей, посидеть, – «У нас у всех была своя армия».

Группа дружно гуляла в уютной МФЭУ-шной общаге, где Илья ночевал чуть ли не чаще, чем дома, так же дружно сдавала зачеты и экзамены, щедро делясь друг с другом шпорами и различными хитростями непростого экзаменационного дела.

Но к четвертому курсу боевые подруги озаботились устройством своей личной жизни и по одной начали упархивать в объятия Гименея. Ряды завсегдатаев общажных посиделок стали стремительно редеть, что, в общем-то, было вполне понятно. Какой же здравомыслящий муж станет отпускать свою дражайшую супругу молодого возраста и аппетитной наружности на студенческий гульбарий? Если уж козла в огород не пускают, то лису в курятник – тем более…

Илья тоже попал в поле зрения алчущих семейных уз одногруппниц. Высокая чернявая Лиза, стройная шатенка Даша, спортивная пышка Танечка… Не чувствуя в себе готовности создать и возглавить ячейку общества, Илья отбивался от девушек так самозабвенно и увлеченно, что как-то пропустил момент, когда остался совсем один.

Тогда он сам попытался найти себе если не супругу, то хотя бы герлфренд. Чернобровая Ксюша, которую Илья подцепил на универском вечере выпускников, оказалась разведенной москвичкой без детей и жилищно-материальных проблем. Они встречались два месяца. Чаша терпения Ильи переполнилась после того, как нежащаяся на шелковом белье по окончании зажигательного секса подруга выдала: «Скучно с тобой, Привалов. У тебя, Привалов, нет ни своей квартиры, ни джакузи. А я люблю джакузи… В нем трахаться хорошо, можно пукнуть – и никто не заметит!» Илья молча оделся, вытащил из мобильника симку, выкинул ее в унитаз, спустил воду и ушел от Ксюши навсегда. С тех пор попыток устроить свою личную жизнь он не делал, решив, что все как-нибудь когда-нибудь устроится само собой.

3
{"b":"35666","o":1}