Кстати: Око, похоже, убивает неосторожных. Придется поручить нести его полным болванам, чтобы людей зря не терять.

Что до мальчишки-змеи, Гут не сомневался: рано или поздно попадется. Он еще не в том возрасте чтобы заводить учеников, а ветвь без боковых побегов легко перерубить с одного замаха.

Гут отдал распоряжения и Той поспешно удалился из покоев господина. Стало легче, но ощущение ходьбы по краю пропасти долго не покидало его, второго в клане.

Ихо шел напрямую через лес, взбираясь на склон, не особо крутой, но и не тот, который назвали бы пологим. Иногда приходилось пользоваться и руками, упираться в плотную землю.

Лазутчики Орлов наводнили местность. Сначала Ихо решил, что это про его душу. Даже когда дежурившие у дороги Орлы пристали к трем случайным путникам (тогда он еще считал их случайными), не усомнился в том, что стал целью наиболее могущественного клана в Империи. Назло всем уложил зазевавшегося соглядатая и хотел уходить на юго-восток, к дороге на Столицу.

Дальнейшее показало, что Орлы охотятся не только на него. Едва удалившись от места схватки с неосторожным стражем, Ихо почуял пробирающихся в стороне от дороги людей. Он не видел их: птицы подсказали, что кто-то движется, укрываясь в зарослях.

Ихо взглянул: оказалось, что обнаружил он одиннадцать человек в серых балахонах горцев-пилигримов. Шли они тихо и быстро, как заправские следопыты.

«Такие же пилигримы, как я – князь», – понял Ихо. Сам не зная зачем двинулся следом.

Вскоре он обратил внимание на странную вещь: птицы, умолкавшие, когда «пилигримы» и Ихо проходили внизу, долго не подавали голос, даже когда вся компания удалялась на приличное расстояние. Только трещотки-цон предательски стрекотали где-то позади.

Ихо ушел в сторону и залег у корней вывороченной ели. Ждать пришлось совсем недолго, Ихо не успел бы и трубки выкурить, если бы курил. Мимо торопливо протрусили еще двое в балахонах, почему-то отставшие от основной группы.

На всякий случай Ихо выждал некоторое время, но теперь птицы там, откуда пришел он и остальные, вели себя совершенно спокойно, а две пестрые цон, перепархивая с дерева на дерево, сопровождали отставших «пилигримов».

Стараясь не шуметь по пустякам, Ихо двинулся за вереницей торопливых странников.

Потом произошло побоище в деревне – иным словом он не смог назвать события следующего часа. Орлам изрядно перепало, этому стоило порадоваться. Сначала троица, которую он прежде встречал на верхней дороге, разделалась с пятеркой под предводительством одного из Орлов – Ихо уже сталкивался с ним и знал, что зовут его Хти-ястреб. Впрочем, если быть точным, сражались только двое, но как сражались! Ихо затаил дыхание от восхищения. Третий, похожий на подростка, остался стоять в стороне. После этого троица в спешке покинула деревню, направившись дальше на северо-запад. Оставшиеся Орлы явно намеревались броситься в погоню, но тут словно тени возникли горцы-пилигримы…

Ихо стал сильным бойцом, поучившись стилю змеи у старого мастера. Но он не мог поручиться, что сумеет одолеть любого из этих горцев. Оставалось только порадоваться, что его смертельные враги – Орлы – не вызывают симпатий и у незнакомцев. Хотя, к Орлам трудно испытывать дружеские чувства. Вставшие на путь зла становятся всеобщими врагами.

Исчезли серые балахоны быстро и слаженно. Только что добивали растерянных соглядатаев, и вдруг, повинуясь незаметному со стороны сигналу, стремительно отступили, растворились, как туман под Солнцем.

Ихо поразмыслил и уполз в заросли, так и оставшись незамеченным. Ничто в этом мире не держало его и не привязывало к какому-либо месту. Он решил последовать за троицей, ибо враги Орлов – друзья одинокой Змее.

Горцев-пилигримов Ихо больше не встречал. Зато на следующий день подслушал разговор двух Орлов-дозорных у глубокого ущелья. Именно здесь он впервые узнал об озере Десяти Гротов и о вещи, которую с трепетом в голосе называли «Око Каома». И что трое умельцев, рвущихся к озеру – монахи. Желание встретиться с ними возросло, ведь Ихо знал, что в монастырях чтут боевые искусства и слуги Каома достигли немалых высот. А поучиться чему-нибудь новому в ши-тао он всегда был готов.

Чем выше поднимались в горы проскользнувшие мимо дозора путники, тем труднее становилось за ними следить. Сначала лес превратился в кустарник и заросли стланика, потом пошли луга, а вскоре вокруг громоздились лишь неприступные скалы да коварные осыпи.

Ихо решил сократить путь: знал одну неприметную тропу. Может быть, получится успеть к Гротам первым. Всегда ведь удобнее наблюдать за представлением, заранее заняв лучшие места.

Обогнув гранитную скалу, похожую на склонившегося медведя, Ихо остановился. Было тихо, только ветер пел в горах. Темной риской на фоне неба парил вдалеке беркут. Воздух, свежий и прохладный, как и всегда на высоте, полнил грудь пьянящей пронзительной волной.

«И чего меня вечно тянет в Столицу? – сам себе удивился Ихо. – Век бы жил здесь, на Фын-Бае…»

Отыскав чуть заметные впадины на скале, Ихо стал ловко карабкаться по отвесному камню, цепляясь за трещины, за малейшие неровности. Что-что, а взбираться по внешне гладким и неприступным стенам он прекрасно умел.

Прошло совсем немного времени и он уже стоял на покатой спине «медведя». Отсюда начиналась секретная тропа, уводившая в узкую и неглубокую расщелину. Ихо бросил последний взгляд со скалы: мир, позолоченный закатным Солнцем, расстилался у самых ног и он на мгновение ощутил себя властелином мира.

Малую луну уже можно было разглядеть; пройдет около часа и взойдет большая – желтая и ноздреватая, словно ломоть сыра, в отличие от малой, ослепительно-белой, без малейшего пятнышка. Пока она еще виднелась тусклым серпиком, но едва сядет Солнце, она засияет и осветит мир, словно дивный фонарь Каома.

В горах темнеет быстро; Ихо, размеренно дыша, пробирался по расщелине. Скалы по бокам казались стенами причудливых замков. Каменное крошево, за долгие ленивые годы вылущенное с этих стен, негромко хрустело под ногами. Ихо шел в основном на ощупь – плотная тень застилала дорогу. Где-то далеко уныло пел сверчок, одинокий, как пиратский парусник в прибрежных водах. Здесь не водились цикады, неисчислимые на равнинах – слишком высоко и прохладно.