Нечто подобное планировалось и в Киеве, и Родионов был к этому готов, только вот о Тимофее Кольцове услышал впервые.
О том, что Весник летит с ним, Родионов тоже услышал впервые, и было это странно, и неприятно, и как-то слишком подозрительно. Начальник пиар-службы ни в какие такие командировки, ясное дело, с авторами никогда не ездил. Не по статусу ему это было вовсе, и непонятно, на кого оставить все дела в Москве, ибо заместителям Весник полностью не доверял никогда и приговаривал только, что «в случае чего», как на войне, спрос будет только с него и Марков, не поморщившись, спустит с него три шкуры.
Издатель на секунду оторвался от пейзажа, глянул на писателя Аркадия Воздвиженского и сказал, словно отвечая на его мысли:
– Мне Тимофей Ильич только вчера позвонил. Сказал, что собирается в Киев. Там же выборы скоро, а он дружит с одним из кандидатов.
– А… кто там кандидаты? – осторожно поинтересовался далекий от украинской политики Родионов.
– Головко и Мищенко. Еще какие-то есть, но они не в счет. Тимофей Ильич летит Головко поддержать.
– А я тут при чем, Валентин?
– Хочет с вами познакомиться, – выговорил Марков так, как будто признавался, что Тимофей Кольцов решил познакомиться с иранским дервишем, и недоумевал, зачем это ему нужно. – Говорит, что читает вас и любит.
– Он… книги читает?! – искренне поразился Родионов, и Марков засмеялся:
– Вы напрасно полагаете, что он совсем уж… от сохи, Дмитрий!
– А он откуда? Из дворца?
Всем в державе была известна биография данного конкретного олигарха – неблагополучная семья, детский дом, ПТУ, какие-то темные истории, какой-то мелкий и еще более темный бизнес, который постепенно укрупнялся и – от укрупнения, видимо, – все светлел и светлел, и нынче Тимофей Ильич, губернатор Калининградской области, член Совета Федерации, владелец всего, чем только можно владеть, был уж практически святой. Ну, если не святой, так уж точно просветленный.
Вон даже и книги взялся читать. С чего бы?..
– Он, кажется, только детективы и читает, – сказал Марков с усмешкой, – но много. Просил, чтоб я его с Марининой познакомил. А то, говорит, с королевой Английской Елизаветой я знаком, а с нашей – нет.
– Познакомили?
– Ну конечно. Он был так счастлив, как будто тендер выиграл на строительство Кольцевой дороги вокруг Москвы.
Родионов улыбнулся.
– А Маринина? Была счастлива?
Марков тоже улыбнулся:
– Да как вам сказать… Тимофей Ильич человек сложный, а Марина Анатольевна идолопоклонством не страдает. Сказала, что он лучше, чем кажется на первый взгляд, вот и все.
– Ну, и все-таки я при чем?
– У вас получается один выходной, и мы Головко и Кольцовых вписали в этот выходной. Надеюсь, вы не возражаете?
Ну, конечно, Родионов не возражал. Заодно он не возражал против того, что вечером над Патриаршими прудами взойдет луна. А хоть бы и возражал! Луна-то все равно взойдет!
– Так что в свете того, что вы должны встретиться с кандидатом в президенты Украины и с одним из самых влиятельных людей России, эти странные звонки в ваш адрес как-то все… усложняют.
Родионов и думать забыл про звонок.
Теперь его интересовали только Кольцов и Головко.
Кандидата в президенты Украины он в глаза не видел и сейчас соображал, как бы посмотреть его досье в Интернете, чтобы не опозориться при встрече.
Секретарше надо сказать. Пусть она ищет. Я «неорганизованный».
– Наша служба безопасности, конечно, проверит ваши звонки, но я думаю, что время уже упущено. А утечка информации могла быть откуда угодно.
Они еще помолчали. Марков думал, Родионов томился.
– А можно попросить Марью Петровну подняться ко мне? – спросил наконец Марков задумчиво. – Сам я вряд ли смогу что-то установить, а наш начальник службы безопасности, может, что-нибудь и выяснит…
Звонок шефа застал Машу и Сильвестра в пиар-отделе, где мальчика поили чаем, кормили пирогами, конфетами и орехами из большой железной коробки.
Маша выскочила в длинный и светлый коридор, очень просторный и чистый. Между прочим, она давно заметила, что самый главный показатель процветающего учреждения – это коридоры и туалеты. Если в коридоре узко и мрачно, вздыбленные полы и стены с обитой штукатуркой, а в сортирах фанерные дверки с оконными защелками, болтающимися на одном гвозде, чугунные раковины и развешанные по батареям чудовищные тряпки из мешковины, значит, пиши пропало. «Учреждение» никуда не годится, начальникам ничего не нужно, а подчиненные ходят на работу исключительно с целью время провести и из дома куда-нибудь смыться!
В издательских коридорах было чуть ли не краше, чем в кабинетах. На полу ковры, на стенах картины, на потолке светильники – благолепие и чинность.
Маша Вепренцева, когда бывала в хорошем настроении и в зоне видимости никого не оказывалось, по коридорам всегда бежала и подпрыгивала, просто так, от удовольствия быть здесь и от радости жизни.
Сейчас в коридоре маячил Весник, который издали распахнул руки ей навстречу, словно заранее приготовляясь обнять.
У него была внешность чудесного плюшевого мишки, которого хочется ласкать, почесывать по гладкой кофейной шерсти, прижиматься к его теплому боку и чувствовать себя защищенной.
Еще у Весника были глаза ястреба, хватка крокодила, быстрота ягуара и безжалостность тираннозавра. При всем этом он был порядочен, смешлив и очень хорошо образован.
– Машуня, – начал он задолго до того, как Вепренцева приблизилась, – Машунечка, как я рад! А где гений наш?
Они сошлись и смачно поцеловались. Они всегда целовались исключительно смачно, и это ровным счетом ничего не означало.
– Гений у Маркова.
– Ну-у, это серьезно.
– Серьезно, – подтвердила Маша.
– А ко мне вы когда?
– Вот сейчас я к ним поднимусь, а потом мы сразу к тебе.
– Гений-то готов к свершениям?
– Он всегда готов, ты же знаешь, Илья! Ну, ворчит немножко, что мы смерти его хотим, ты в особенности, но… готов.
Весник поправил и без того безупречно сидящие на носу очки и посмотрел на Машу заговорщицким взглядом.
– У нас там изменения в программе.
Маша Вепренцева знала Илью Весника уже давно, и она различала, когда он говорит «просто так», а когда «со смыслом». Сейчас пиарщик явно говорил «со смыслом».
– Что за изменения, Илья?
– Вот ты идешь к Маркову, и иди себе, иди. Вернешься, поговорим. А еще я тебя с таким парнем познакомлю – высший класс! У меня сидит.
– Илья!
– Да ладно, не век же тебе в девках куковать!
Маша махнула на него папкой и побежала дальше. Ее раздражало, когда взрослые и умные мальчики пытались устроить ее личную жизнь. Она мигом начинала чувствовать себя старой девой или, хуже того, матерью-одиночкой, как выражаются в собесе.
– Приходи скорей, – вслед ей крикнул Весник, – и гения приводи! У меня но-вос-ти!
– Да ну тебя с твоими новостями, – себе под нос пробормотала Маша Вепренцева и выскочила на лестничную площадку.
Здесь всегда было много народу – курили, стреляли друг в друга глазами, обсуждали последние новости, новых и старых авторов, мужей, жен и «шестой этаж», где сидело начальство.
Вот и сейчас тут стояла небольшая толпишка, центром которой был знаменитый на все издательство Лазарь Моисеевич Вагнер.
Никто толком не знал, за что именно в издательстве отвечает этот великий и всесильный человек, поэтому казалось, что он отвечает решительно за все. Может, так оно и было. Хотя по штатному расписанию числился он главным администратором. Вагнер был своего рода гуру – к нему обращались, ему плакались, у него просили помощи, поддержки и содействия, и его слово было истиной в последней инстанции. Все знали, что, если Лазарь считает, что дело не выгорит, к начальству «на шестой» идти бесполезно – на самом деле не выгорит! А если он тебя поддержит, значит, дело исключительно стоящее, и даже если его не одобрят «на шестом» с ходу, всегда можно будет «подключить» Лазаря Моисеевича, и помощь придет.