– Ну, положим, – возразила я, – мои предки-викинги тоже чувствовали себя на волне не хуже, чем на родных скалах.

– Да и российский орел тоже не так уж плохо реет над волнами, – улыбнулся Николай. – Но Крис прав, у ребят с Островов есть чему поучиться. Все эти Морганы, Дампиры и Грэхемы… именно такие, как они, превратили королевство Британию в Империю, Над Которой Не Заходит Солнце! Впрочем, – продолжил он, – в тот момент французского флибустьера Белафонте мало волновало грядущее величие Великобритании. Содержимое трюмов «Релампаго» его занимало куда больше.

– Попробую угадать. – Ханко задумчиво уставился на украшавшие его правую руку темные ободки ногтей. Нахмурился. Я уже начала раскрывать рот для очередной, пятьдесят восьмой за текущий месяц, нотации, но вместо привычного перочинного ножа из кармана на свет божий явилась изящная маникюрная пилочка. – Они решили, что столь ценный приз следует как можно скорее куда-нибудь припрятать, – и направились к ближайшему острову, который, по их мнению, идеально подходил для этой цели.

– Истинно так, – подтвердил Рысьев. – Ближайшим же подходящим для оной цели островом, как вы, я полагаю, догадались, был Кокос.

– Вы еще скажите, – фыркнула я, – что, как только они закончили перетаскивать сокровища в тайник, у входа в бухту нарисовалась испанская армада.

– Нет-нет. Прятать добычу господам флибустьерам не помешал никто. Флот же – причем не испанский, а британский, занимавшийся согласно договору с испанским правительством отловом расплодившихся пиратов, – поджидал мсье Белафонте у берегов Коста-Рики, куда он отправился сразу после Кокоса. Не знаю, открыл ли Альфонс-Александр бывшим сотоварищам по «Юнион Джеку» свое истинное лицо или нет, – доподлинно известно, что на приговоре королевского суда сие не сказалось.

– Его расстреляли?

– Повесили, – сухо сказал вампир. – Расстрел, да будет вам известно, это в некотором роде честь, которую еще нужно заслужить. Личности же, подобные мсье Альфонсу, по мнению британского военно-морского устава, вполне могли удовольствоваться пеньковой веревкой и нока-реем.

– Наиболее же престижным видом казни, – подхватил Ханко, – числилось усекновение головы мечом. Здоровенным таким двуручником… впрочем, этой, как вы, граф, правильно заметили, чести удостаивались исключительно дворяне, да и то не всегда.

– И впрямь, новость, – медленно произнесла я. – Для меня. Жаль, право, что об этом также не знали бедолаги на обочинах мексиканских дорог – мне частенько доводилось натыкаться на них. А уж те из них, кого удостоили удара мачете по голове… знаешь, любимый, хороший удар мачете способен раскроить череп ничуть не хуже твоего двуручника.

– Знаю, – мрачно сказал мой муж. – В шестьдесят третьем… ну да, второго июля… на одном Маленьком Круглом Холме я так лихо размахнулся «Спрингфилдом», что в щепки разлетелся не только приклад, но и ложа[10].

– А что стало с головой мятежника, на которого ты замахнулся?

– Ничего! – еще более угрюмо сказал Крис. – Я промазал и попал по стволу дуба. А реба заколол парень, бежавший следом за мной.

– Второе июля 1863-го, – задумчиво повторил Рысьев. – Да… я помню тот бой, Крис. Правда, я наблюдал за ним с другой стороны…

– Вы что, сражались в рядах мятежников?!

– Боже упаси! Я всего лишь изображал мирного репортера при штабе Ли.

– И как вам понравилось шоу?

– Ну, – начал Рысьев, – по сравнению с Бородином и Лейпцигом…

– Стоп-стоп-стоп! – вмешалась я. То, что двое ветеранов любой войны способны предаваться воспоминаниям о-очень долго, – истина столь же непреложная, как падающий сверху вниз дождь. – Давайте вы насладитесь громами былых битв как-нибудь в другой раз. Сейчас мне все же хотелось бы дослушать окончание истории Грэхема-Белафонте.

– Собственно, – моргнул Николай, – история Грэхема-Белафонте, равно как и большей части его команды, закончилась, как я уже сказал, в пеньковых петлях. А нежданно явившееся миру в пятьдесят третьем продолжение возникло благодаря некоей Мэри Уэлч.

– У парня, который выдумывал эти истории, явно было туго с фантазией по части имен персонажей, – ехидно заметил Крис. – Сначала два Диего, теперь вот вторая Мери.

– А кто, – спросила я, – была первая?

– Шхуна Томпсона называлась «Мери Диар».

– Точно.

– Оная Мери Уэлч, – продолжил вампир, – претендовала не более не менее как на звание дамы сердца Белафонте, а также, – очередная многозначительная пауза, – на обладание некоей картой, переданной ей возлюбленным незадолго до казни. Полагаю, нет нужды объяснять, что именно было изображено на этой карте.

– Пояснить нужно бы другое. – Крис закончил стачивать ногти на правой руке и принялся за изучение левой. – Почему за тридцать с хвостиком лет мисс – ведь она все еще оставалась мисс? – Уэлч так и не удосужилась сплавать за вышеупомянутыми сокровищами десяток-другой раз?

– Объяснение сей загадки крайне просто, – улыбнулся Рысьев. – На каторге, я, к сожалению, не припомню, австралийской или тасманийской, весьма плохо обстояло дело с организацией морских круизов – за исключением тех, которые обеспечивала британская Фемида.

– Довольно, граф, не томите! – Я постаралась изобразить свою лучшую умильную улыбку, но добилась в итоге лишь дежурного хмыканья от мужа. – Они нашли клад?

– Нет, конечно же, – сказал вампир. – По прибытии на остров оказалось, что за три десятка лет все на нем изменилось до неузнаваемости, так что карта Грэхема-Белафонте оказалась ничего не стоящим клочком бумаги. Впрочем, – быстро поправился русский, – на самом деле вовсе не таким уж никчемным, ибо даже после неудачного возвращения Мери сумела весьма выгодно продать его… некоему Антуану Гроше.

– Где-то я уже слышал эту фамилию, – наморщил лоб Крис. – Гроше… Гроше… черт, да это же один из друзей любимого мной мсье Верна!

– Быть может, – кивнул Николай. – Однако боюсь, даже близкое знакомство с Великим Мечтателем отнюдь не способствует выработке у человека взгляда, пронзающего десятиярдовую скалу.

Последняя фраза пробудила во мне одну смутную идею.

– А что, обнаружить клад с помощью магии никто не пытался?

– Пытались, разумеется, и множество раз, – сказал Рысьев. – В экспедицию Мери Уэлч входил лучший во Фриско маг школы Земли… Юлиус Сакраментский, если я правильно помню. А уж сколько народу мчалось на остров с очередными патентованными лозоискателями…

– И все без толку?

– Увы. Во-первых, не забывайте, что в «кладе Лимы» было множество реликвий Церкви. Чего стоит одна только семифутовая статуя Пресвятой Девы, снятая с главного собора Лимы. Во-вторых, у пиратов были свои методы сокрытия, в основном заимствованные их карибскими собратьями из арсенала вуду. Простые, кровавые – но весьма эффективные.

– Если эта статуя была отлита из чистого золота, – хрипло сказал Крис, – то лучше не спрашивайте меня, чего она стоит. Проклятье, лучше об этом не думать… от таких цифр голова болеть начинает.

– Я знаю, любимый, – нежно проворковала я. – Ты часто на это жалуешься.

Замок Джахор

– Как видишь, Гнейс, я был прав, говоря о двух кенджаа.

– Монсеньор, я и не претендую…

– А зря. Мог бы время от времени.

– И что дальше? – предпочел сменить направление разговора вампир.

– Дальше? Дальше действуем по сценарию, – усмехнулся его собеседник. – Моему сценарию. Гномов мы уже удивили, теперь пора подкинуть пищу для размышлений и второму участнику нашего будущего дуэта. И позаботься о слухах.

– Слухи уже расходятся, монсеньор.

– Гнейс… мой милый Гнейс… будь добр… – От нарочитой ласковости голоса собеседника вампира пробрала дрожь. – Постарайся сделать так, чтобы они не расходились и уж тем более не ползли, как сонные улитки, а разбегались! Ясно?!

– Да, монсеньор, – пятясь к двери, униженно забормотал вампир. – Конечно же, монсеньор, будет исполнено сей же час, монсеньор…