– Справлюсь, конечно. Только это нужно проделать на улице, у крана, чтобы вшей в душевой не натрясти. Пойдем, крошка! – это уже относилось к бомжихе. Она явно не понимала, и тогда я рушительно взяла ее за руку и потащила из подвала.

Во дворе я развернула ее лицом к помойке.

– А теперь звездуй отсюда, пока рожа цела! Ща у меня метлой огребешь! Ходют тут всякие!

И для надежности я еще дала нашей гостье пинка под зад. Бомжиха так и полетела вперед. Потом я побродила по двору, ожидая, пока угомонится Лягусик, а в голове опять образовались непонятные залежи картофельных очистков.

Могла ли администрация кафе, которому Наталья подрядилась чистить картошку, прислать киллера? Убийство теперь – не такое уж дорогое удовольствие, можно нанять человечка и за двести долларов, но какие такие счеты у Натальи с владельцами кафешки, если они на двести долларов не поскупились? Нет, это – не вариант.

Ничего не придумав, я легла спать.

Утром по хорошей погоде, оставив Лягусика смотреть сладкие сны, я вышла помахать метлой и встретила Агнессу Софокловну с болонкой. Очевидно, у всех старушек – свои странности. Вот Натальина матушка – царица Клеопатра, а от Агнессы Софокловны я ни разу не слышала матерного слова. Тем не менее всегда можно понять, что она имеет в виду.

Я проводила ее на пустырь, а сама пошла к помойке. Там можно найти немало интересного. Я вот однажды выкопала из контейнера почти новую зимнюю курточку для моего Лягусика.

У помойки лежал на кирпичной приступочке толстенький томик с парочкой на обложке. Я обрадовалась – эту серию Лягусик больше всего любит. Она уже прочитала «Искру страсти», «Огонь страсти», «Пламя страсти», «Факел страсти», «Вспышку страсти», «Жар страсти», а теперь мне повезло – какая-то добрая душа вынесла на помойку «Пожар страсти».

Я отряхнула находку и поспешила обрадовать Лягусика, но столкнулась с Агнессой Софокловной.

– Люстрочка, детка, у меня ручку в ванной заедает, – пожаловалась старушка.

В прошлый раз я ей приклеила отлетевшую кафелину и получила банку растворимого кофе, где еще оставалось больше трети. Так что стоило подняться со старушкой на четвертый этаж и подергать ручку.

В Юльке иногда просыпается телепатия. Обычно она реагирует на деньги. Несколько раз бывало – как с Натальей расплатятся за заказ, так тут же к ней летит рыдающая Юлька, умоляя о политическом убежище. Причем знать об этом Юлька не могла, она действительно угадывала.

Вот и сейчас, стоило мне отвинтить ручку, раздался телефонный звонок.

– Детка, не поверишь, но это тебя.

Я взяла трубку.

– Люстрель, кошмар! – завопила Юлька. – Это не тот бык!

– То есть как – не тот?

– Этот – просто бык, а ей нужен этот, Осирис, что ли?

– Ну и где я ей возьму Осириса?

– Она говорит, он там на стенке!

– Как на стенке?!?

Среди всякого хлама, который нуждается в реставрации, у Натальи был хлам, так сказать, не имеющий исторической ценности. Она съездила в Египет и привезла оттуда прорву сувениров. Разумеется, большую часть этого добра прихватизировала бабка Клеопатра, но кое-что осталось. Например, кусок папируса, на котором в две краски, черную и красную, действительно был изображен рогатый бык, окруженный всякими выкрутасами и загогулинами.

Наталья поместила его в рамочку и повесила над диваном, а размером он был с половину газетного листа, не больше.

Я беззвучно прокляла дурную бабку Клеопатру, из-за которой перлась через пол-Москвы с идиотской гипсовой фигурой за плечами.

– Люстрель, умоляю! Она меня выгонит, если ей сию минуту не будет этот траханный бык! Она совсем озверела… ой! Ваше величество, доброе утро!

Я подумала, что старуха их здорово вышколила. И вообще надо бы показать бабку Клеопатру Яше Квасильевой, это же настоящий персонаж из ее романа. Глядишь, бабка и пригодится.

Юлька меж тем лебезила перед старухой, очевидно, делая вид, что телефонная трубка в ее руке – не трубка, а так, непонятно что. Старуха басом приказывала бросить кого-то из придворных в бассейн с крокодилами, а Юлька обещала сделать это сию минуту, вот только позавтракает.

– Люстрель? Я тебя умоляю! Привези этого быка ну хоть под бюст! Я по гроб жизни!..

– По гроб жизни – это слишком много, а мне бы рублей тридцать. Я ночью того быка тащила, чуть не сдохла, теперь – этого…

– Нет проблем! Так через час под бюстом?

Тридцать рублей на дороге не валяются. Я согласилась. И пошла доделывать дверную ручку.

– Не хотела бы я дожить до исторических галлюцинаций, – глядя, как я управляюсь с отверткой, задумчиво сказала Агнесса Софокловна. – Люстрочка, ты представляешь меня в образе царицы Савской? Или королевы Марго?

– Вам это не грозит, – ответила я. – А у нее, если верить Наталье, всегда была мания величия.

– У нее, деточка, комплекс неполноценности был, – поправила умная старушка. – Вот она и компенсирует. Чего-то она от жизни недополучила.

– Быка Осириса… – буркнула я.

– Тоже не исключено.

Старушка так усмехнулась, что мне сделалось неловко. Мы с ней явно подразумевали под «быком Осирисом» совершенно разные вещи. Но заводить светскую беседу было некогда – да и мое чувство хорошего вкуса против такой беседы протестовало. Прикиньте – за круглым столиком на одной ноге сидят, попивая кофеек, с одной стороны – чистенькая старушка в черных нитяных перчатках и в кружевной наколке, а с другой – тетка в сером и грязном дворницком халате, с брезентовыми рукавицами за поясом и метлой у бедра.

Поэтому я приняла в вознаграждение за ручку десять рублей и поспешила к себе в подвал – переодеваться и завтракать.

Казалось бы, что могла успеть Лягусик, пока я спозаранку махала метлой и бегала к Агнессе Софокловне? Разве что почитать в кроватке дамский роман и почистить зубы. Ан нет. Когда я вернулась, она мазала бутерброд очередному бомжу. Уж как она его подобрала, не вылезая из подвала и, возможно, из постели – я не поняла.

Бомж был мелкий и шустрый, как таракан. Я эту публику знаю – только успевай бить по рукам. Но этого я стукнуть не успела. Когда я, подсунув Лягусику почти новый дамский роман «Пожар страсти», выволокла это приобретение за шиворот и вернулась, оказалось – пропала сахарница.

Сахарница у нас была большая, из граненого стекла, в виде довольно высокого ведерка. Как бомж ухитрился ее на себе спрятать – уму непостижимо. Я высказалась в том смысле, что неплохо бы отдать бомжа какому-нибудь сексуальному маньяку, вооруженному для этой цели ржавым якорем. К сожалению, Лягусик еще не провалилась с головой в «Пожар страсти» и услышала мою гневную реплику.

– Ему эта сахарница нужнее, чем нам! Он ее продаст, а деньги пропьет! – убежденно и радостно сказала Лягусик.

– Если успеет… – буркнула я.

Просто я знаю, куда именно приносят бомжи свою добычу, чтобы обменять на стакан самопальной водки. Это не старый добрый самогон – это такая химическая субстанция, которой даже канализационные трубы промывать опасно – может разъесть. А они – пьют, и ни хрена!

Если сейчас же побежать туда с метлой, то я еще имею шанс отбить сахарницу.

Но что важнее – сахарница или убийство?

Неизвестно, сколько времени я потрачу на спасение сахарницы. За это самое время бабка Клеопатра, не дождавшись быка, вполне может выставить Юльку за дверь, и бедная баба поедет к какой-нибудь давней подружке – плакать и жаловаться на непутевого мужика. Ее след затеряется, и я не смогу ее расспросить о картофельных очистках…

А как бы поступила Яша Квасильева?

Я задала себе этот суровый вопрос и сама же немедленно ответила, Яша отправилась бы расследовать преступление, даже если бы у нее сперли фамильные бриллианты! Бриллианты она и новые купит, а вот если пренебречь преступлением – творческий процесс застопорится. А мы ведь так привыкли, что трижды в месяц на прилавке появляется ее новая книга! Нет, Яша нас не подводит – и мы должны вдохновляться ее образом, а не гоняться за вороватыми бомжами.