Посреди раздевальни был устроен фонтанчик с холодной водой, и Джейран подошла напиться. Но тут из предбанника вышла разносчица воды со своим медным кувшином. Джейран отстранилась, чтобы девушка наполнила кувшин.
– Где ты пропадаешь, о несчастная? – добродушно спросила ее разносчица. – Раздевайся скорее и соберись с силами, ибо тебе потребуется все твое мастерство, о Джейран! Тебя ждет женщина, у которой мощные бедра, тяжелые ягодицы и широкие плечи! И намучаешься же ты, пока разотрешь и разомнешь это тело, клянусь Аллахом!
– Почему ты не боишься смотреть мне в глаза, о Наджия? – спросила Джейран, скидывая рубаху и наматывая на себя в три оборота набедренную повязку. – Разве ты не веришь, что голубые глаза приносят несчастье?
– Прежде всего они приносят несчастье тебе самой, о Джейран, – сказала рассудительная Наджия, на которой тоже не было ничего, кроме набедренной повязки, обмотанного вокруг головы полосатого покрывала и деревянных башмаков. – Все зло, какое только могут причинить твои глаза, они, по воле Аллаха, причиняют тебе самой. Так что на мою долю уже ничего не осталось и опасаться бессмысленно!
– Права ты, о Наджия, – сказала Джейран, – и не вижу я средства к спасению.
– На твоем месте я бы прежде всего выкрасила волосы, – заметила Наджия. – Ибо я и раньше служила в хаммамах, пока меня не переманил наш господин, и видела много женщин, не только черноволосых, но и светловолосых, и даже с волосами почти белыми. Но ни у кого и никогда не видела я серых волос, и это воистину наказание Аллаха. А если ты выкрасишь их хной, то они, возможно, даже станут мягче и не будут торчать наподобие колючек. Можно и так насурьмить глаза, что они будут казаться черными…
– Мы целые дни проводим в помещениях, где воздух насыщен водой, и вода оседает на наших лицах, о Наджия, и мои насурьмленные глаза будут еще хуже, чем ненасурьмленные, – упрямо возразила Джейран. – И можешь не говорить, что мне нужно больше есть, и есть сладкое и жирное! Раз уж Аллах не дал мне груди и бедер, какие нравятся мужчинам, то не спасут дела ни пилав из риса с изюмом, ни лепешки из плотного теста!
С этими словами она покинула раздевальню и, торопливо обматывая вокруг головы покрывало, захватывая его складками пряди рассыпающихся волос, воистину серых, жестких и прямых, вроде конского хвоста, вошла в предбанник, а затем и в парильню.
И в предбаннике, и в парильне стоял невероятный галдеж, особенно в парильне, поскольку она была велика, и много в ней было устроенных по кругу ниш, а в середине имелся большой водоем с подогретой водой. И если из ниш доносилось лишь негромкое и блаженное кряхтенье, да изредка – вскрик от неловкого движения банщицы, то над водоемом, где плескались, плавали и ныряли обнаженные женщины, висел звон радостных голосов.
Джейран обогнула водоем и подошла к той нише, где обычно трудилась. Там действительно ожидала ее посетительница средних лет, которую Аллах щедро наделил всем тем, что привлекает мужские взоры, и она лежала на возвышении обнаженная и стонала, а две ее невольницы смачивали ей головную повязку холодной водой и почтительно ее утешали.
– О слезинка, мы испытываем тебя, лишь будучи в затруднении! – весьма учтиво обратилась эта роскошная женщина к Джейран, как бы не замечая ее голубых глаз и короткого, даже чуть вздернутого носа, что, впрочем, было и неудивительно – парильня, как ей и полагалась, была полна горячего пара. – Приди и покажи свое мастерство, о девушка, ибо я жестоко страдаю!
– Сперва я вымою тебя, о госпожа, – сказала Джейран, беря в правую руку пальмовые листья, а в левую – горсть муки из волчьих бобов. – Мы начнем с плеч и груди, потом вымоем тебе живот и ноги, и потрем их глиняной теркой, чтобы они стали нежными, как у младенца, а потом уж займемся твоей спиной.
– Мне не напрасно хвалили тебя, о девушка, ведь это ты – банщица Джейран, не знающая себе равных? – как бы спросила, но на самом деле вполне уверенно сказала посетительница. – А меня зовут Фатима, и я вдова купца, и приехала сюда по делам моего покойного мужа, и собрала деньги, которые остались ему должны здешние купцы. А в доме моей сестры, где я остановилась, нет ни мягких постелей, ни хороших ковров, так что спина моя похожа на живую рану, и ты верно это определила, клянусь Аллахом!
Не особенно прислушиваясь, Джейран размазала на плечах и на груди Фатимы бобовую муку и стала растирать ее круговыми движениями, сперва – слегка, потом – сильнее и сильнее, так что мука стала скатываться в колбаски и осыпаться с пышного и упругого тела женщины. Если Фатима и рожала, то не более одного раза – определила по ее груди Джейран, а уж заботилась о себе эта женщина постоянно, ибо кожа ее была гладкой, и изо рта у нее пахло приятно.
– Не умеют ли служительницы этого хаммама готовить снадобье, уничтожающее дурной запах подмышками, о Джейран? – вдруг спросила Фатима. – Один из должников моего покойного мужа отдал мне в счет долга невольницу, и она страшнее шайтана, и от нее пахнет, как от верблюда, и за всю свою жизнь она ни разу не мыла ноги.
– Мы делаем такое снадобье из красной мирры, которую толчем, смешиваем с уксусом и разводим розовой водой, – отвечала Джейран. – Есть и другое – из толченого гиацинта с уксусом и розовой водой. И мы готовим их про запас, так что когда ты будешь отдыхать в предбаннике, я принесу тебе их, о госпожа.
– Счастлив хозяин хаммама, которому Аллах послал такую умелицу, как ты, о Джейран! – воскликнула Фатима. – Должно быть, он препятствует твоему замужеству, чтобы ты не покинула его! Или он приблизил тебя к себе? Таких, как ты, нужно беречь и охранять, потому что они приносят благополучие тем, кто ими владеет!
– Для чего ему приближать меня к себе, когда он может купить красивую невольницу, о госпожа? И повернись, ради Аллаха, чтобы я могла наконец заняться твоей спиной, – строго сказала Джейран.
– А для чего ему покупать красивых невольниц, когда рядом есть ты? – с искренним удивлением поинтересовалась Фатима. – У тебя сильная шея, и широкая грудь, и втянутый живот, и груди твои невелики, но прекрасной формы, как две чаши. И талия у тебя тонкая, как у женщин Синда, а они ценятся среди знатоков!
– Аллах наказал меня голубыми глазами, о госпожа, – немало удивленная и обрадованная словами Фатимы, призналась Джейран. – Очевидно, ты не заметила этого…
– У многих невольниц-гречанок голубые глаза, и все же они ценятся за уступчивость и верность, так что их покупают за немалые деньги, – возразила Фатима с таким знанием дела, что Джейран забеспокоилась – не был ли покойный муж этой госпожи торговцем рабами и не помышляет ли Фатима о том, чтобы приобрести ее, Джейран. – Правда, у них обычно длинные и тонкие носы, а также мягкие черные волосы. Но мы-то с тобой знаем, о Джейран, за что любят нас мужчины!
Тут обе невольницы, молча наблюдавшие, как Джейран растирает спину их госпожи, негромко рассмеялись. Очевидно, их разговорчивая госпожа частенько держала речи о тайных достоинствах мужчин и женщин.
И действительно – немало знала веселая Фатима о мужских айрах и женских фарджах, об их свойствах, качествах и наилучших способах совокупления, и обо всем этом она говорила легко, радостно, как о наивысшем благе, но чем громче соглашались с ней невольницы, тем строже взглядывала на них Джейран и тем сильнее разминала она спину женщины, как бы вкладывая в каждое свое движение скопившееся за многие годы недовольство.
Наджия, подойдя, чтобы предложить подслащенной питьевой воды из медного кувшина, прямо заслушалась, посмеиваясь и кивая.
Однако Фатима, перечисляя хитроумные названия для айра и для фарджа, как бы не замечала упрямого молчания молодой банщицы. Вволю повеселив невольниц, смотревших на свою хозяйку влюбленными глазами, Фатима заговорила о том, что, по ее мнению, должно было бы понравиться Джейран. И это были недостатки женщин.
– Осваиваясь в жарком воздухе парильни, смотрела я на жительниц этого города, жен и наложниц купцов и купеческих сыновей, о Джейран, и ни одна не порадовала меня безупречной красотой, – сказала Фатима. – Ты недовольна своим носом и своими глазами, а ведь нос и глаза – из наименее заметных пороков, о Джейран! Нос и глаза мы прячем под покрывалом или под изаром, а куда спрячешь широкую талию, бугристую спину, и отвисшие груди, подобные содранным шкурам, и большие ноги? Когда мы заворачиваемся в изар, мы охватываем его тканью свои бедра и плечи, и даем правоверным случай оценить нашу походку, а до наших лиц им нет дела, о Джейран, ведь даже жених впервые видит лицо невесты лишь после заключения брака.
