– Был час, когда она нуждалась в друзьях, о Саид, – отвечал Рейхан. – И неизвестно, что всем нам судил Аллах. От меня потребовал молчания тот, кого я зову братом, но он не мог предвидеть, что я встречу тебя. Так что слушай… Все это началось…

Рейхан замялся, не желая называть места, но Саид пришел ему на помощь.

– …началось на островах Индии и Китая! Продолжай, о Рейхан.

– Так вот, на островах Индии и Китая был некий город, а в нем правил царь, – усмехнувшись, продолжал Рейхан. – И он предпочитал черных женщин, и одна из его любимиц родила ему сына, и мальчику дали имя Ади, а прозвище его среди детей, а потом и среди взрослых было аль-Асвад, что значит у нас не столько Черный, сколько Чернокожий…

…И царь назначил младенцу слуг и нянек, и установил им выдачи сахара, напитков, масел, и прочего, чего не перечислить, и велел привести ему кормилицу, обильную молоком и надежную. И выбор пал на женщину, тоже черную, жену одного из дворцовых служителей, которая недавно родила сына. И это была моя мать, и она поселилась в покоях любимицы царя, так что мы с Ади росли вместе, и стали как братья.

А вельможи того царства часто говорили царю, что ему нужно взять себе жену из царских дочерей, чтобы она родила сына, который взойдет на престол. Но он не хотел, и сердце его склонялось лишь к черным женщинам.

И оказалось, что Ади – единственный сын царя, так что он должен был стать наследником престола. И его воспитывали, как будущего царя, и в красноречии, адабе и арабском языке он достиг совершенства. А я воспитывался вместе с ним, и у обоих нас больше склонности было к конным играм и охоте, чем к книгам, и мы полюбили копье, ложились спать с мечом, а подстилкой нам служили львиные шкуры, и нашими сотрапезниками были не мудрецы и знатоки древних преданий, а полководцы и эмиры царя, и они любили царевича Ади, и многому учили его и меня, и, смеясь, говорили, что он станет царем, а я – его вазиром.

И нас научили езде на конях, метанию стрел, игре с копьем и игре в шар, но более всего – науке воинской доблести и чести.

А когда Ади достиг возраста одиннадцати лет, его отец состарился, и вельможи царства забеспокоились, и сказали:

– О царь времен, твое царство окружено врагами, и нет у тебя союзника среди царей, а если бы ты взял в жены царскую дочь, и она родила тебе ребенка, то ее отец стал бы твоим союзником против врагов, и если есть крайний срок совершить это, то он уже настал!

И царь, а я с умыслом не называю его имени, ибо знающий поймет, а незнающему и понимать незачем, задумался, и призвал вельмож, и велел им найти подходящую невесту. А у них уже была на примете дочь другого царя – и опять я не назову его имени, ибо это ни к чему. И за девушкой послали послов, и они повезли богатые дары, и обо всем условились, и вскоре привезли царю невесту. И оказалось, что она хороша собой, а нрав у нее мягкий и уступчивый, так что царь к ней привязался. И она проводила с ним ночь за ночью, пока не понесла, и у нее родился сын. Но мальчик рос болезненным, и все долгое время сомневались, выживет ли он, и не спускали его с рук, и выполняли все его желания, так что рос он крикливым и взбалмошным, ни в чем не зная отказа.

А между тем царь еще не объявил, кто из сыновей станет его наследником: старший, Ади, от черной женщины и сам черный, или этот Мерван, младший, что от белой женщины и дочери царя.

И прошло еще несколько лет, и царь стал совсем дряхлым, а его сыну Ади и мне исполнилось по девятнадцать лет, и мы погружались в ревущее море боя, и сражались с мужами, и оба мы были подобны хмурым львам, залитым в железо и кольчуги, когда выезжали во главе наших удальцов, и не было никого более стойкого в единоборстве, чем Ади, но я от рождения был сильнее и глубже разил копьем. А Мерван еще жил в хариме со своей матерью.

И в один из дней к Ади тайно пришел невольник его матери и сообщил, что в хариме беспокойство, и жена царя тяжко больна, и все шепчутся, что ей подсыпали яд, и что сделано это придворным врачом по приказу матери Ади. А когда это случилось, мы были вне города, в военном лагере, и не могли его открыто оставить.

И мы вдвоем выехали из лагеря ночью, и гнали наших коней, и еще до рассвета прискакали в столицу. И Ади с невольником потайным ходом вошли во дворец, а я остался с лошадьми, и ждал долго, и вдруг появился Ади с джамбией в руке, и он держал клинок отставленным, как бы выражая ему свое презрение. А уже светало, и я увидел, что с джамбии капает кровь.

– О Ади, ради Аллаха, чья это кровь? – спросил я. – И нет ли за тобой погони?

– Это кровь изменника! – воскликнул Ади и вонзил джамбию в землю, чтобы очистить. – Но я не имел права входить туда, где убил его, и пусть это дело останется тайным. Скажу тебе одно – я ударил его джамбией над трупом моей матери, которую он отравил! И это – придворный врач, да не будет ему прощения на Страшном суде!

И он сжимал в руках джамбию, и потрясал ею, так что я испугался, как бы он случайно не поранил себя или меня, и забрал ее. А Ади сказал, чтобы я оставил ее себе, потому что он не сможет больше видеть этот клинок. Так что я всегда ношу ее с собой – и вот она, у меня за поясом.

И мы сели на коней, и помчались, и приехали в лагерь, и провели там два дня, не имея известий из дворца, и вдруг нам сообщили, что наследником царя назначен Мерван! Ади, услышав это, в ярости вскочил на коня, и помчался по пустыне, и вернулся несколько часов спустя, покрытый пылью, а конь его был при последнем издыхании.

Я же расспросил гонца, и вот что он мне сказал:

– Открылось, что мать Ади аль-Асвада, чернокожего, и придворный врач умыслили отравить жену царя и ее ребенка, царевича Мервана, чтобы единственным наследником сделался Ади. И она заболела, и утроба ее не принимала пищи, и позвали врача, но он сказал, что не может разобраться в причине ее болезни. И тогда пришли имамы, и стали читать над ней молитвы, и вдруг она приподнялась и слабым голосом сказала, что спасена. И она поведала, что когда лежала без сознания, душа ее улетела и оказалась у райских врат, и ангел Ридван в зеленых одеждах, охранявший их, сказал ей: «Уходи, о женщина, во имя Аллаха, твое время еще не настало, как не настало время твоей соперницы и придворного врача, с которым она сговорилась!» И стали искать мать Ади, ее соперницу, и придворного врача, но нигде их не нашли. И было объявлено, что они увидели неудачу своего злодеяния, и испугались, и тайно покинули дворец!

Когда я услышал это, то не поверил собственным ушам, и велел гонцу рассказать мне это дважды и трижды. И он повторил свой рассказ, ничего не прибавляя и не изменяя.

И я пошел к Ади, и обнял его, и поклялся ему в вечной преданности. А потом я спросил его:

– О брат, как же это вышло, что ты видел тело своей матери, отравленной врачом, и врача, и поразил его джамбией, а потом оба они, уже мертвые, исчезли из дворца?

– Я не знаю, о Джабир, – отвечал мне Ади, – и сейчас я думаю, что, возможно, не поразил этого проклятого врача насмерть, а всего лишь ранил.

– Как же ты догадался, что он отравил ее? – спросил я.

– Она лежала на ложе, и еще шевелилась, а он вливал ей в рот какое-то зелье, дурно пахнущее, а она отталкивала его, – сказал Ади. – И вдруг зелье полилось у нее изо рта, и она упала, и руки ее вытянулись вдоль тела, так что сразу было видно – ангел смерти Азраил явился за ней!

– А что, если он пытался дать твоей матери противоядие? И только этим объясняется, что он оказался в ее покоях в ночное время, о Ади! – воскликнул я.

– Но почему же он не объяснил мне этого? И если он жив – то почему не дает о себе знать? А если мертв – куда делось его тело и тело моей матери? – такие три вопроса задал мне Ади, но я мог ответить лишь на один из них, на первый.

– О брат, а разве есть время на разговоры у человека, на которого ты замахнулся джамбией? Он и Аллаха не успеет призвать, как ты поразишь его, и острие выйдет, блистая, из его шеи! Тем более, если у него слюна от страха высохла…