– Нет, ты посмотри! Это же невероятно! Ты только посмотри!… – потрясенно и восторженно зашептала Зульфия. – Ты смотри, а я больше не буду! Мне сейчас на такое смотреть вредно!

Люс отодвинула Зульфию и сама заглянула в беседку.

Недаром эту женщину звали Люс-А-Гард! Она могла спокойно заглянуть и в жерло бурлящего вулкана. Но вулкан, который бы заставил Люс онеметь, еще не родился. А то, что она увидела в беседке на лавочке, – заставило.

Лавочка, тянувшаяся вдоль стены беседки, была предназначена для троих иди даже четверых сидельцев такой комплекции, как Люс и Зульфия. Но присесть рядом с рыдающей женщиной, чтобы обнять ее за плечи и успокоить, они бы не смогли. Столь роскошны были формы этой безутешной женщины.

Зульфия опомнилась первой.

– То, что надо! – шепнула она прямо в ухо Люс, для надежности двинув подругу локтем в бок.

Локоть был острый – Люс опомнилась.

– Ага… – прошептала она, не веря своему счастью.

Ведь толстуха могла оказаться старой, некрасивой, лысой, в конце концов! А женщина, рыдавшая на лавочке, была, если приглядеться, даже недурна собой. Конечно, прическа ее напоминала воронье гнездо, но если вынуть из волос заколки и как следует их расчесать, то и обнаружилась бы шевелюра немногим короче, чем у Зульфии, густая и светло-русая. Женщина была в блекло-голубом, совершенно бесформеннном балахоне, который должен был скрывать пышность форм. Конечно, скрыть такое не мог бы ни один балахон в мире, зато цвет подчеркивал свежесть и белизну безупречной кожи.

Видимо, и глаза были красивы, хотя сейчас, заплаканные и покрасневшие, они выглядели совсем прискорбно.

На вид толстухе было малость за двадцать пять.

– По-моему, такое ожирение никакие гормоны не возьмут, тут хирург нужен, – шепнула Люс Зульфии. – Я бы на ее месте уже давно что-нибудь с собой сделала.

– Раз она здесь – значит, пытается, – разумно отвечала Зульфия. И первая шагнула в беседку.

– У вас горе? – ласково обратилась она к увесистой незнакомке. – Успокойтесь, сейчас мы вам поможем… сейчас мы вам поможем…

Внучка мудрой Асият владела такими интонациями, которые могли заморочить и самого гипнозоустойчивого человека. Правда, бабка слова «гипноз» не любила и называла свои штучки скромно – «суггестия». Она и Люс пыталась обучить, но той лучше давался бесконтактный массаж, на нем она и остановилась.

– …Вы только успокойтесь, поднимите голову, сейчас мы разберемся, что у вас случилось, и обязательно вам поможем… – продолжала ворковать Зульфия.

– Мне поможет только смерть! – рыдая, ответила незнакомка.

Люс и Зульфия переглянулись. Начало было многообещающее.

– На тот свет ты всегда успеешь! – вмешалась Люс. – Никуда он от тебя не денется! Давай, вытирай сопли и рассказывай! А мы будем слушать!

Такой суровый приказ оказался сильнее суггестивного воркования. Он заставил женщину шумно высморкаться и поднять глаза. А увидев двух стройных хронодесантниц в одинаковых по покрою костюмах из тончайшей кожи, больше похожей на атлас, темно-зеленом и коричневом, увидев их неожиданные кружева, золотистые и розовые, увидев их тонкие строгие лица, зареванная толстушка вдруг воззрилась на них с внезапной надеждой.

– Вы из персонала? – с сомнением спросила она. Хотя в какой клинике персонал ходит, вывесив на грудь две длинные черные косы? Да и золотистый «одуванчик» Люс тоже полагалось бы упрятать под белый или голубой одноразовый колпак…

– Не имеем ни малейшего отношения к какому бы то ни было персоналу! – отчеканила Люс.

– А я боялась, что они меня тут найдут… А что они могут мне сказать?! Все уже решено! Приговор подписан! И вообще!…

– Ладно, ладно, это все уже недействительно, – быстро перебила Зульфия, справедливо опасаясь дальнейшего рева. – Это все было до нас. А для нас никаких приговоров не существует. Мы для того и пришли, чтобы избавить тебя от дурацких приговоров.

– Но сам Вульф сказал! – воскликнула толстушка. – Вы понимаете – сам Вульф!

– Ну и что? – высокомерно пожала плечами Люс. – Видали мы и почище этого Вульфа, не такой уж он авторитет.

– Пустое место, – презрительно согласилась Зульфия.

Обе они слышали эту фамилию впервые в жизни.

– Да? – и в глазах толстушки вспыхнула надежда. – А мне все говорили – раз уж Вульф не может помочь, значит, медицина бессильна!

– Смотря какая медицина, – усмехнулась Люс. – У него – своя, а у нас, видишь ли, своя. Так что расскажи-ка нам все с самого начала, а тогда мы и скажем тебе, что делать.

– Чего уж тут рассказывать… – толстушка хлопнула себя по бокам, приподняла огромную грудь и дала ей соскользнуть на место. – Вы же видите… И избавиться от всего этого невозможно.

– А страшно хочется, – подхватила ее мысль Зульфия. – Потому что избалованным мужчинам подавай стройненьких! Каждому сморчку – мисс Европу! Так? Да?

Толстушка промолчала – значит, Зульфия была на верном пути.

– А этому мерзавцу – тем более? – продолжала мудрая бабкина внучка. – И он на цветущую женщину даже смотреть не хочет – да?

– Будь они неладны! – воскликнула толстушка. – И до этого добрались! В суд я на них один раз подам, вот что!

Люс и Зульфия мгновенно переглянулись. Только судебного процесса им сейчас и недоставало.

– Да не вы… – скучным голосом протянула толстушка. – А они!

И мотнула головой по направлению к Северносу полюсу.

– Дурак он и мизинца твоего не стоит, – кое-как подсев к толстушке, подхватила нотацию Зульфии Люс. – Ведь в хороших руках тебе цены не будет!

– Мне и так цены нет… – совсем тоскливо произнесла толстушка.

Но и вторая загадочная реплика не заставила призадуматься вцепившихся в добычу обеих А-Гард.

– Настоящие мужчины ищут только таких женщин, чтобы в теле. А если кому нужны кожа да кости – тот не очень-то настоящий, солнышко, – продолжала Зульфия. – Ну вот скажи, кем он, твой Богом обиженный…

Толстушка попыталась испепелить ее взглядом.

– Кем он, твой ненаглядный, трудится? – исправила ошибку Люс.

– Концертмейстером! Он замечательный пианист! – с гордостью ответила толстушка. – Такие раз в столетие рождаются! Если он едет на конкурс, другим там уже делать нечего! Он лауреат…

– Тем хуже, – перебила Люс, – значит, окончательно нос задрал. Вот такие-то деятели в постели ломаного гроша не стоят.

– Откуда ты знаешь? – вскинулась толстушка. – Как ты можешь?… Ты знаешь, как за ним все гоняются?…

И обеим А-Гард все стало ясно.

Они имели дело с совершенно односторонним чувством.

– Во-первых, все мужчины, которые задирают нос, мало что могут, – весомо сказала Зульфия. – Именно поэтому они и задирают нос…

Тут толстушка посмотрела на нее с недоверием.

– Все очень просто, – объяснила Зульфия. – Если мужчина – мастер своего мужского дела, то первая женщина, которая это поймет, вцепится в него мертвой хваткой. Ему это сперва не понравится, но ничего, привыкнет. А если он – пустое место, то женщина за него особо держаться не станет, а ему только того и нужно! Поменяет он таким манером первый десяток женщин и придет к выводу, что неотразим. И задерет нос! Разве не так?

– Так! – подтвердила Люс. Ее второй муж был как раз из этой породы, и она выбрала его именно потому, что за ним волокся шлейф самых неожиданных побед.

– И зачем тебе такое сокровище? – ласково спросила Зульфия.

Толстушка вздохнула – очевидно, имелось в виду, что сердцу не прикажешь.

– Неужели тебе действительно было с ним хорошо? – задавая этот вопрос, Зульфия прекрасно видела, что о близости с этим самым концертмейстером толстушка только мечтала, но следовало сказать бедняжке хоть какой-то комплимент.

– Да нет… То есть, у нас ничего такого не было…

– И не надо! – обрадовалась Люс.

Но тут в душу Зульфии вкралось подозрение.

– А вообще с кем-нибудь?… Было?…

Толстушка покраснела, замотала головой и еле выдавила стыдливое «Не-е…»

Люс и Зульфия переглянулись. Зареванная толстушка не имела точки отсчета.