Ведьма сопела и молчала.

– Это Маргарелон? – догадался паж.

Она кивнула.

Кот Нариан соскочил с ее плеча, подошел к магу, потерся о его ногу и виновато мурлыкнул.

– Ладно, ладно, – сказал ему маг. – Все понимаю. Конечно, сидеть на плече и песенки петь удобнее, кто спорит… Но совесть тоже иметь надо. Ты не для этого на свет родился.

На сей раз кот рос куда медленнее, чем перед побоищем. Но все же достиг тигриной величины, и именно тигриному облику его странноватые для кота пропорции вполне соответствовали – а, значит, и был он изначально кудлатым гигантом.

– Мальчик, возьми дудочку, – напомнил пажу Маргарелон. – Я бы сам ее взял, да мне графская дочка ни к чему. Да и ты, похоже, хлебнешь с ней горюшка… Ну, Тиберия, не удалось тебе отсидеться за Березовыми воротами?

– Как вы мне все надоели! – ответила ведьма.

– Увиливаешь! Я же знаю, почему ты в избушку забилась и в чудище обратилась.

– Мне и так ладно, – огрызнулась старуха.

– И сколько же лет ты на болоте мокнешь, бездельничаешь да мхом обрастаешь? – съехидничал маг. – Ты хоть календарь-то дома держишь?

– А зачем?

– Знал я, что с тобой дело плохо, но не думал, что настолько, – серьезно заметил маг. – Ладно, покажу я тебе свой календарь. Гляди.

В руке у мага появилось небольшое зеркальце. Он поднес эту штуковину прямо к крючковатому и волосатому носу ведьмы. Паж естественно, тоже не утерпел, сунулся поглядеть.

Увидел он там, господа мои, уголок спальни некоего властительного барона. Утренний свет уже пробился в задвинутое ставнями высокое окно. Поскреб Маргарелон ногтем по зеркальцу там, где погасшая свеча в подсвечнике стояла на ночном столике, и вспыхнула свеча, чтобы удобнее было разглядеть сопящего под меховым одеялом толстяка. Пузо его возвышалось, как пригодный для постройки сторожевых укреплений холм.

– Ну-ка, просыпайся, голубчик, завтракать пора! – с такими словами Маргарелон пощекотал толстяка. Тот взъерошенно высунулся из-под одеяла. Рядом спала не менее увесистая супруга барона, и паж явственно услышал ее негромкий храп.

– Хорош? – спросил Маргарелон про толстяка. – Шестьдесят восемь годков, а какая стать! Ну, давай, просыпайся, дружок, завтракать пора…

– Что это за образина? – недоуменно спросила ведьма.

– Все еще не признаешь?

Шестидесятивосьмилетний красавчик тем временем осознал, что проснулся. На столике возле подсвечника лежала железная рыцарская рукавица. Он нашарил ее и грохнул ею о стол.

– Эй, кто там, за дверью, из бездельников?! Повара сюда!

Немедленно вбежали крошечный паж и здоровенный повар.

Паж подхватил откуда-то необъятные малиновые штаны и распялил их в руках, упав при сем на колени в ожидании баронских ножек. Повар вытянулся в струнку.

– Завтрак поспел, ваша милость! – браво доложил он. – Все, что было угодно с вечера заказать вашей милости, кроме паштета из кроликов. Кроликов плохих из деревни прислали, не из чего было выбирать.

Толстяк задумался.

– Что на замену? – вопросил он. – Надеюсь, у тебя хватило ума приготовить что-то на замену?

– Рыбное блюдо, – на всякий случай отступив, сообщил повар. – Рыба разных пород, томленая в собственном соку…

Одеяло заколыхалось и вынырнула физиономия баронессы.

– Шестьдесят два года и триста двадцать шесть фунтов живого веса, – представил ее пажу Маргарелон. – Женщина в расцвете красоты и творческих способностей, мой мальчик. Превосходно выучилась мариновать огурцы. Сорок четыре года назад за нее на турнирах копья ломали… Возьмешь ты дудку, негодник, или мне брать?!

Паж настолько был увлечен картинками в зеркале, что, не глядя на карлика, опустился возле него на корточки и вытащил из-за пазухи корявую дудку. Все же он на несколько мгновений оторвался от зеркала, а когда опять выпрямился, барон с баронессой увлеченно обсуждали будущий обед.

Тем временем внесли подносы с первой переменой завтрака.

Барон влез в штаны, заправил в них ночную рубаху и уселся к столу. Ел он весьма живописно – горы костей в художественном беспорядке окружили тарелку, огрызки летели под стол – двум охотничьим псам. И непонятно было, кто там громче чавкает – псы или его милость.

Тем временем служанки завернули баронессу в капот, и она уселась напротив супруга, нацелившись на жареную индюшку.

– Ну и зачем ты мне столько времени показываешь этих обжор, Маргарелон? – брюзгливо осведомилась ведьма. – Хотя действительно пора завтракать, но они мне весь аппетит отбили!

Маг повернул зеркальце, чтобы она увидела портрет на стене опочивальни. Видно, на этот портрет он возлагал особые надежды – укрупнил изображение. И увидели паж с ведьмой изумительной красоты юного рыцаря, с бледно-золотыми кудрями, с тонкими чертами лица, с нежным румянцем – словом, подлинный соблазн для девиц и дам.

– Как попал сюда этот портрет?! – прямо взвилась Тиберия.

– Да он уж лет сорок там висит, – с подозрительным простодушием отвечал маг.

В зеркале опять появился неопрятный чавкающий толстяк. Он так измазался в жире, что даже лысина – и та засверкала в солнечных лучах.

Маргарелон повернул зеркальце – оттуда томно поглядел рыцарь. Повернул – отбросил обглоданную кость толстяк.

– Бр-р! Да этого же быть не может! – воскликнула ведьма и выхватила у мага зеркальце.

Поскольку она, вглядываясь, утратила всякую бдительность, Маргарелон обвел ореховым прутиком ее голову, невесомо коснулся волос, шеи, плеч.

Тут, господа мои, паж онемел. Как если бы на грязный борт повозки водой плеснули и грязь потекла вниз, открывая светлый и тисненый кожаный полог, – так поползла с лица чернота, так зазмеились вниз и бесследно пропали морщины. Нос съежился и усох. Несколько бородавок отвалились и со стуком упали на пол. А когда пробился на щеках румянец – ох, тяжко пришлось бедняге пажу, потому что стояла перед ним, уставившись в зеркало, сказочная красавица, и только стриженая ее голова напоминала о старой ведьме с седыми космами. Седина исчезла и космы преобразились в короткие кудряшки, но все же для полного блеска этой даме недоставало длинных волос, и вы не можете тут со мной не согласиться.

– С ума сойти! – прошептала ведьма.

– Сорок четыре года, – ответил ей маг.

– Да-а…

– Ты и не заметила, как они пробежали.

– Не заметила…

– Сорок четыре раза собиралось Премудрое Светлое воинство на Большой совет магов, я уж не говорю о малых, и твое место пустовало. Не стыдно?

Ведьма промолчала.

– Конечно, травки собирать и молокососам талисманы мастерить – несравнимо приятнее, чем выполнять свой долг в Светлом воинстве. Для того тебе сила дана? Для того тебя столько лет чародейству учили, чтобы ты засела на поганом болоте, как сыч в дупле?

Ведьма вздохнула.

– Хорошо еще, у этого мальчика хватило нахальства выманить тебя с болота!

Ведьма горестно взялась за голову.

– И сама ты обленилась, Тиберия, и зверь твой с тобой вместе. Совсем звериный облик утратил, бедняга! Вот, учись, мальчик, что делает с волшебницами несчастная любовь!

Но паж и без этих поучительных слов уже догадался, в чем дело.

– Ну и что же? – возразил он. – У меня тоже несчастная была! А вот она и помогла мне! И все теперь будет в порядке! Вас там целое воинство, неужели вы все вместе не могли к ней этого, лысого, присушить? Вы же все – маги!

– Перестань! – одернула его Тиберия. – На что он мне нужен, присушенный! Я хотела по-честному, по-настоящему…

– Сорок четыре года! – потрясая руками, повторил маг. – Да разве ты с самого начала не понимала, что он выберет наследницу хоть плохонького, да рыцарского замка, с родней при королевском дворе, которая будет исправно хозяйничать и детей рожать? А не красавицу плясунью без роду-племени, при взгляде на которую все мужчины шалеют? Он же все-таки соображает немного! Сколько бы ты ни плясала и ни пела, он все равно побегал бы за тобой, побегал, а выбрал ту, что с родней и огурцы солить умеет…