Архаров мучительно вспоминал – и вспомнил-таки вспомнил брюхатую девку и как с хохотом выходили из шеренги полицейские. Что-то тут было не так, он еще тогда подумал – странно, что девка рыдает, но имени соблазнителя не называет. И тут же явилась в памяти смущенная рожа Клашки.

– Иванова ко мне! – приказал Архаров.

– Которого, ваша милость? – спросили в приоткрывшуюся дверь.

– Клашку.

Несколько минут спустя обер-полицмейстер уже имел перед собой сильно растерявшегося подчиненного.

– Девку помнишь? Подрядчикову дочь, что приходила на вас, дармоедов, просить?

– Помню, ваша милость…

– Кто ее обрюхатил?

– Не знаю, ваша милость.

– Врешь. Ну, чьих трудов дело?

– Не знаю, ваша милость.

– Врешь.

Клашка стоял перед обер-полицмейстером, повесив голову.

– В глаза гляди, скотина, – беззлобно приказал Архаров. – Ты потрудился?

– Христом-Богом – не я! – Клашка, выпалив это, перекрестился на Николая-угодника.

– Прелестно… А кто же?

Полицейский молчал.

– Слушай, Иванов, ты не девка, чтоб тебя уговаривать. Кто этой дуре брюхо набил – ты знаешь, да выдавать не желаешь. Говори добром – не то скажешь у Шварца в подвале.

– Не я, ваша милость!

– Знаю, что не ты. А кто?

Клашка уставился в пол.

– Ты ведь не из мортусов, – подумав, сказал Архаров. – Это их круговой порукой повязали. Чтобы все за одного были в ответе. Ты уже потом пришел. И коли ты полагаешь, будто сейчас совершаешь подвиг, так это вранье… Говори живо, что про это дело знаешь, не то… И Шварца не понадобится – прямо тут с тобой и разделаюсь. А кулак у меня тяжелый.

Клашка вздохнул и засопел так, что Архаров встревожился – не зарыдал бы этот вертопрах и не пришлось бы его холодной водицей отпаивать!

– Сгинь с глаз моих, – приказал он. – Подумай в коридоре четверть часа. Более я ждать не намерен.

– Ваша милость, это кто-то из наших, да только я сам не доберусь никак, кто именно! – воскликнул Клашка.

– Прелестно. Теперь докладывай вразумительно. Ты девку давно знаешь?

– Давно… соседями были, потом в чуму наш дом сожгли, я к крестному ушел…

– Далее, – приказал Архаров.

– Я к ней открыто приходил! Все видели, вся улица, – мы у калитки стояли! И дядька Трофим меня не гонял! А потом мне Ванюшка Портнов и говорит – ты, Клашка, говорит, с ней не водись, Фимка твоя с другим сговорилась и все там сладилось, а бегают на сеновал к дяде Фаддею. А было это уже осенью…

– А у тебя с ней?..

– Не было ничего, я жениться на ней, на дуре, хотел.

Клашка не врал, хотя менее опытный дознаватель, чем Архаров, вряд ли поверил бы ему. Летнее стояние у калитки, пряники и ленточки в подарок, вызывание свистом к забору известно чем кончаются. Опять же, и сеновал дяди Фаддея близко.

– Так. Значит, осенью ты понял, что девка твоя уже под ракитовым кустом повенчалась, дальше что было?

– Перестал туда ходить.

– Потом?

– Потом случайно узнал – что забрюхатела Фимка. И сказывали, от кого-то из наших.

– Ванюшка Портнов донес?

– Ваша милость, он того человека сам не видел, а соседки приметили – в полицейском мундире.

– Так, – Архаров кивнул, ощущая даже некоторое удовлетворение от того, что наконец все стало складываться. – С девкой не говорил?

– А что толку? Коли она уже порченая?..

– Дурак. Сейчас беги… где этот подрядчик квартирует?

– На Якиманке.

– Беги на Якиманку, выспроси всех соседей. Стой. Максимку-поповича с собой возьми. Он бабам нравится, ему они поболее расскажут… Стой! Никуда бежать не надо…

Архаров крепко задумался. Клашка смотрел на него исподлобья.

А тут было над чем поразмыслить. Репутация у архаровцев сложилась лихая – и если двое из них пойдут выспрашивать о неком третьем, то наслушаются самого непотребного вранья: кому охота мешаться во внутренние затеи полицейской конторы?

– Иванов, лови сейчас же извозчика, поезжай в Зарядье, привези Марфу. В кои-то веки и от нее польза будет.

Клашка, видя, что ему более неприятности не угрожают, резво поклонился и выскочил из кабинета.

Архаров расположился было хорошенько обдумать свои дальнейшие действия – в частности, призвать канцеляристов, чтобы раскопали ему все жалобы на полицейских за последние полгода. Но тут доложили о визите почтенного гостя – коли судить по кафтану, не ниже графа. Его прозвание было Архарову памятно еще по Санкт-Петербургу – сей господин, несколько послужив для приличия в Конногвардейском полку, вышел в отставку и выгодно женился. Кроме того, они встречались и даже раскланивались в Пречистенском дворце.

Встав из-за стола, обер-полицмейстер пошел навстречу недовольному гостю. И вдруг встал столбом – над плечом этого господина светилась восторгом круглая рожица Левушки Тучкова.

Не сказав ни одного приветственного словечка, Левушка проскользнул в кабинет. Был он, как всегда, щегольски одет, изящно причесан, чистенько выбрит – да там и брить-то было нечего, борода и усы у него росли слабо и негусто. Вот разве что не соответствовала модному наряду длинная шпага – так ведь стыдно гвардейцу носить легкий игрушечный клинок, славный только тонкой работы эфесом.

– Что это у вас, господин Архаров, купцы совсем распоясались? – не перекрестя лба на образ Николая-угодника и не поздоровавшись толком, начал гость. – Сговариваются и обижают дам совместно!

Архаров, удивившись такому приступу к беседе, даже не произнес обычного «добро пожаловать».

Левушка же, видя, что Господь послал невежу, отошел к окошку. Он был готов и поклониться, и поздороваться с этим господином, коего встречал в петербуржских гостиных, однако не хотел потворствовать недостойному обхождению.

– Обижают дам совместно? – повторил Архаров. На ум пришло нечто вовсе непотребное.

– Да, составляют заговоры! Тетушка моя вчера пала жертвой, не чаяли, что жива останется, а она дама светская, она хочет жаловаться государыне!

Архаров понял, что для полного счастья ему недоставало только жалоб от пожилых и вздорных светских дам. Левушка же навострил ухо.

– Садитесь, сударь, и изложите внятно, – сказал он.

Гость, так и не представившись, уселся в кресло.

– Тетушка моя желала купить ткани и поехала в суконную лавку. В прошлый свой приезд в Москву она приметила хорошие лавки, где можно недорого взять сукно на ливреи дворне. Она поехала туда же и попросила снять с полки штуку зеленого сукна. Приказчик же выкладывает ей красное да просит полюбоваться глубиной и красотой зеленого тона, клянется, сукин сын, что вовеки не вылиняет. Тетушка, видя, что детина со вчерашнего пьян, тут же отправляется в соседнюю лавку и просит показать зеленые сукна. Ей и там выкладывают красные, разных оттенков. Когда же она, возмутившись, принялась объяснять приказчику его ошибку, все бывшие в лавке тут же подтвердили, что сукно доподлинно зеленое. С тетушкой случился припадок, она дама немолодая… еле до дому довезли… подумайте – даму упрекают в том, что она выжила из ума!

Левушка отвернулся к окну. Он от природы был смешлив, но сейчас не дал себе воли – тут не светская гостиная…

– В третьей и четвертой лавке ваша тетушка услышала бы то же самое, – сухо сказал Архаров. – Таким способом московские купцы сражаются с покупателями, которые чересчур усердно торгуются в лавках. Вашу тетушку, очевидно, запомнили, и тайно отправили посыльного в соседние лавки. Обыкновенно они сговариваются, краснить или зеленить товар. Вот и вся интрига.

– Их надобно примерно наказать!

Архаров сам недолюбливал шалости московских купцов, сам, случалось, мог изругать такого затейника в прах или заехать в ухо наглому приказчику, выскакивающему на улицу, чтобы завлечь богатого покупателя. Но одн он знал твердо – купцы на него жаловаться не станут, тем паче – императрице. Это были устоявшиеся отношения, исполненные даже известного благородства. Отдавать шалунов на растерзание какой-то пока еще безымянной тетушке Архаров не желал.