«Существуют соображения, которых наши критики не знают. Это – план, о своеобразии которого ты можешь догадываться. Время для него еще не созрело. Но если он удастся… то сможет дать повод к полному изменению международной ситуации».
Чемберлен осторожно готовил свой кабинет к плану «Z».
В частности, 30 августа на заседании кабинета министр иностранных дел Галифакс, знавший о плане «Z», заявил, что вообще не имеет смысла предупреждать Гитлера о решимости Англии вступить в войну.
«Он (Галифакс. – Л. Б.) спрашивает себя, – говорится в протоколе, – оправдано ли сейчас идти на безусловную войну ради предупреждения возможной войны в будущем?.. Нельзя гарантировать, что эта политика принесет успех. Он хочет, чтобы ясно было понято: если эта политика потерпит неудачу, правительству будет предъявлен упрек… Его обвинят также в отказе от принципов коллективной безопасности и так далее. Но эта критика не трогает его».
С мнением Галифакса, разумеется, согласился Чемберлен. Он заявил, что угрозы со стороны Англии не дали желательных результатов. Такую же позицию занимал тогдашний министр координации обороны Инскип, который заявил:
«В настоящий момент мы еще не достигли максимального уровня и не достигнем его в течение года или еще большего времени».
На этом основании Чемберлен формулировал решение так:
«Кабинет единодушен в отношении того, что мы не должны высказывать угрозу в адрес г-на Гитлера, что если он вступит в Чехословакию, то объявим ему войну».
Все это приближало план «Z». Постоянный секретарь Форин оффис Кадоган, посвященный в план, 10 сентября занес в свой дневник: «Г. Дж. В. (Вильсон) пришел после ужина, и мы обсуждали проект для премьер-министра на случай вступления в силу плана „Z“. Ужасная жизнь!»
После того как Гитлер 12 сентября произнес в Нюрнберге исключительно агрессивную речь, а в ночь на 13 сентября судетские нацисты – генлейновцы организовали новую серию кровавых столкновений в Чехословакии и практически начали восстание, Чемберлен решил, что настало время действовать. В протоколе состоявшегося 13 сентября узкого совещания лиц, знавших о плане «Z», говорилось: «…Заслуживает внимания, что впервые обсуждалась идея конференции четырех держав. Было высказано мнение, что она „не будет ни в коей мере привлекательной для Германии, ежели не будет предусматривать исключение России“ (из числа участников конференции. – Л. Б.).
Таким образом, уже с момента введения в действие плана «Z» Чемберлен и его единомышленники задумали действовать без Советского Союза.
14 сентября на заседании кабинета министров в полном составе Чемберлен «задним числом» объявил о своем плане. Он сообщил ошеломленным членам правительства о своем решении лететь в Германию для достижения «взаимопонимания с Гитлером». 15 сентября Чемберлен в сопровождении сэра Гораса Вильсона сел в самолет (первый раз в жизни!). Гитлер согласился принять его в той же баварской резиденции «Бергхоф», что и Галифакса. Своей сестре Чемберлен в эти дни писал:
«Важны были две вещи: первое – что план надо было испробовать в тот момент, когда ситуация казалась самой мрачной. Второе – чтобы он был совершенно неожиданным. В ночь на вторник я решил, что настал момент… Гитлер был весьма доволен и даже запросил, не приедет ли госпожа Чемберлен…»
Правда, в Берхтесгадене предстояли дела далеко не семейные: Чемберлен выехал в Мюнхен утром 15 сентября и прибыл туда в 12 часов 30 минут. До 16 часов он ехал поездом до Берхтесгадена, а в 16 часов 50 минут прибыл в резиденцию фюрера, где состоялись три беседы. 16 сентября премьер-министр вернулся в Лондон. Мир уже догадывался, о чем шла речь. Советник посольства Г. А. Астахов сообщил из Берлина 15 сентября в Москву:
«У меня был поверенный в делах Чехословакии Шуберт, не скрывающий своего волнения. „Мир будет сохранен, но Чехословакия будет предана“, – так, стараясь быть саркастическим, охарактеризовал он положение… Характерно, что англичане в свое оправдание распространяют версию о том, что позиция СССР в случае войны неясна…»
Действительно, был пущен в ход простой метод: готовя капитуляцию, вину за нее свалить на СССР. Об этом методе свидетельствовало и сообщение Фирлингера, которого французское посольство в Москве настраивало так, будто Советский Союз не хочет помочь (об этом он откровенно сообщил Потемкину 15 сентября). Разумеется, об итогах встречи Чемберлена с Гитлером Советское правительство проинформировано не было.
16 сентября было созвано заседание узкого состава английского правительства. В принципе все было согласовано. 17 сентября кабинет в полном составе одобрил «принцип самоопределения» – так ханжески называлось отделение Судетской области. 18 сентября в Лондон прилетели Даладье и Бонне. Так родился документ: англо-французский ультиматум, но не немцам, а руководителям дружественной Чехословакии! Даже видавший виды сэр Александр Кадоган заметил в своем дневнике: «Мы грубо сообщили им о необходимости капитуляции…».
Капитуляция состояла в следующем:
– Судетская область прямо передается Германии без всякого плебисцита;
– передаче подлежат районы, в которых немцев более 50%;
– должен быть создан «международный орган», который будет уполномочен корректировать государственные границы и обмен населения (он так и не был создан);
– расторгаются ныне существующие международные договоры Чехословакии; они заменяются «общей гарантией».
Что же это означало для СССР? Своеобразие обстановки 1938 года состояло в том, что Советский Союз, имея договор о взаимопомощи с Чехословакией, не мог выполнить свои обязательства без определенных условий. Первым условием для них являлась зависимость от действий Франции: в советско-чехословацком договоре содержалась статья, которая говорила о том, что Советский Союз сможет оказать помощь (в том числе военную) в том случае, если первой эту помощь окажет Франция. Второе условие заключалось в том, что было необходимо согласие ряда восточноевропейских стран (Польши, Румынии) на пропуск советских войск, так как Советский Союз не имел общей границы с Чехословакией. Наконец, для советской помощи на основании Устава Лиги Наций необходима была соответствующая просьба Чехословакии.
Уже в марте 1938 года – сразу после аншлюса Австрии – Советское правительство подтвердило свою готовность выполнить обязательства по отношению к Чехословакии. Когда на одном из приемов Литвинову иностранные журналисты задали вопрос, как сможет Советская Армия попасть в Чехословакию, народный комиссар ответил: «Было бы желание, тогда и проход найдется».
Таким образом, одной из важных проблем обеспечения безопасности Чехословакии являлась договоренность между Советским Союзом и другими странами о пропуске советских войск. Соответствующие запросы неоднократно направлялись в Париж и Лондон. 12 мая в Женеве во время встречи с Бонне Литвинов предложил начать переговоры между советским и французским генеральными штабами по техническим вопросам, включая вопросы о пропуске советских войск через Румынию и Польшу. Однако ответа на это предложение так и не поступило, хотя Бонне и обещал доложить о нем французскому правительству.
В середине мая генеральный секретарь Коммунистической партии Чехословакии Клемент Готвальд посетил президента Чехословакии Бенеша и сообщил ему о следующем: в беседе с Готвальдом Сталин ясно и определенно заявил о готовности Советского Союза оказать военную помощь Чехословакии даже в том случае, если вопреки пакту Франция этого не сделает, а Польша и Румыния откажутся пропустить советские войска. При этом Сталин заметил, что данный вопрос будет иметь силу только при одном условии: если сама Чехословакия станет защищаться и попросит о советской помощи.
Советские военные историки, изучив архивы тех лет, смогли восстановить картину некоторых практических мер Советского правительства и военного командования, которые были направлены на то, чтобы в необходимый момент выступить на помощь Чехословакии.
