– Какая болезнь?

– Не могу сказать. Я видел его освобождение от военной службы. Но там только цифровые и буквенные обозначения. Что скрывается за этим шифром, понятия не имею.

– Где находится это свидетельство?

– В городской квартире. Оно всегда лежало в буфете. Могу вам привезти.

– Хорошо, если понадобится, я скажу, – кивнул зампрокурора. – Александр Карпович не говорил конкретно о намерении покончить с собой?

– Конкретно? – повторил Ветров и ненадолго задумался. – Что-то вроде этого было… После того как пропала сестра, отец все время твердил: «Зачем нам жить?»

– Кому это «нам»?

– Ну, ему, маме и мне. Раз говорит, Ларочку не уберегли, то и жить не стоит… Особенно плохое настроение было у него в день рождения. Три дня назад. Смотрю – ходит по саду. К нам люди приехали, а он бросил всех и ушел на участок. Мы боялись оставлять его одного, поэтому я тоже вышел. Глянул на отца, а у него глаза какие-то безумные. Спрашиваю: «Что с тобой, папа?» Он тяжело-тяжело вздохнул и опять: «Зачем жить? Умереть ведь так просто. Один миг…» И так посмотрел на меня, что я испариной покрылся… Стал отвлекать его разговорами. А он словно и не слышит. Взял меня за руку и говорит: «Может, втроем? С тобой и с мамой?..» Честно говоря, я его понимал. Мне самому так тошно было… Тут нас позвали в дом.

– А об этом разговоре вы сообщили матери?

– Хотел, но не успел, – вздохнул Борис. – То гости мешали, то она приезжала поздно. Короче, случай не представился. – Ветров помолчал, глядя куда-то сквозь Речинского. – Если бы я знал!.. Надо было сказать маме, отвезти отца к врачу… Тогда ничего не произошло бы…

– Кому принадлежит ружье, из которого были произведены выстрелы? – спросил Речинский.

– Это папино ружье. Он иногда ездил на охоту.

– А где оно обычно висело? – продолжал зампрокурора.

– В их комнате. Прямо над кроватью. Не знаю, может, у меня было предчувствие… Позавчера я перенес ружье в большую комнату. Смотрю, вчера утром отец снова повесил его на прежнее место. У меня была идея спрятать ружье и патроны… У отца их целая коробка… Не успел, – сокрушенно закончил Борис.

– Когда вы переносили ружье в большую комнату, оно было заряжено? – задал вопрос Речинский.

– Нет, не заряжено. Это я хорошо помню.

Речинский хотел поговорить и с невестой Бориса, но девушку в нервном расстройстве увез в город кто-то из соседей – так сильно подействовало на нее пережитое ночью.

Приехала машина из морга. Трупы были отправлены в город для вскрытия и проведения судебно-медицинской экспертизы.

Сколько ни искали представители следствия посмертную записку, обнаружить ее так и не удалось.

На что обратил внимание Речинский, так это на заряженный патрон шестнадцатого калибра, лежавший на тумбочке возле изголовья кровати в комнате родителей Бориса. Патрон находился с той стороны, где было обнаружено тело Александра Карповича.

Выходит, зачем-то нужен был Ветрову-старшему третий патрон, если Александр Карпович держал его под рукой.

Видимо, он предназначался для сына.

По факту гибели супругов Ветровых было возбуждено уголовное дело. Следствие вел следователь областной прокуратуры Рудковский.

Судебно-медицинская экспертиза установила, что смерть обоих наступила в результате ранения головы, причиненного огнестрельным оружием. И этим оружием явилось ружье, принадлежавшее Александру Карповичу Ветрову, – охотничья двустволка шестнадцатого калибра производства Тульского оружейного завода. Патроны были заряжены дробью.

Выстрел в Надежду Федоровну был произведен с расстояния приблизительно семидесяти сантиметров. К себе Александр Карпович приставил срез ствола во время выстрела почти вплотную – на расстояние два – четыре сантиметра. Спусковой крючок был спущен им посредством шнурка, перекинутого, скорее всего, через торцовую часть приклада.

Рудковский допросил Бориса Ветрова. Рассказывая о происшествии, тот повторил, правда более подробно, то, что сообщил ранее заместителю прокурора района Речинскому.

– Что же, по-вашему, толкнуло отца на самоубийство? – спросил следователь у Бориса.

– Пропажа сестры Ларисы, – ответил Ветров. – Папа очень переживал. Это подействовало на него чрезвычайно сильно… Понимаете, он считал себя в какой-то мере виновным…

– Объясните, пожалуйста, что значит «считал себя в какой-то мере виновным»?

– За несколько дней до исчезновения сестры у нее произошла ссора с папой.

– Из-за чего?

– В поселке ходили грязные сплетни… Как будто бы Ларису видели с каким-то взрослым парнем… Отец деликатно поговорил с ней, предупредил, что есть, мол, нехорошие люди… Сестра обиделась. Знаете, как бывает у детей?

Они все воспринимают в преувеличенном виде. Лариса замкнулась, не хотела разговаривать с родителями. Они к ней так и этак – безрезультатно. Отец попросил меня поговорить с Ларисой…

Я решил подойти к ней ласково. Сестра расплакалась. Уйду, говорит, из дома и все… Когда она пропала, я сказал о ее словах отцу. Конечно, не стоило… Теперь жалею об этом. Он страшно расстроился. Весь день вздыхал, потом признался: «Если Ларочка не найдется, никогда себе этого не прощу…»

– Когда состоялся этот разговор?

– Через день, кажется, после исчезновения сестры. Отец решил, что Лариса не простила ему того разговора и ушла из дома. Мы с мамой, разумеется, пытались разубедить его… – Борис вздохнул и замолчал.

– Дальше?

– Конечно, с его больным воображением…

– Что вы имеете в виду? – спросил Рудковский.

– Нормальный человек не натворил бы такого, – сказал Борис и пояснил: – Я уже говорил. Отец был душевнобольным. Понимаете, раньше я не особенно придавал значения его странностям. Все люди разные. Одни веселые, другие мрачные. Каждый, как говорится, чудит по-своему… За несколько дней до этого убийства с самоубийством мать призналась мне, что у отца было психическое заболевание. Честно говоря, для меня это не явилось новостью. Поймите правильно, я ведь без пяти минут врач. Изучал психиатрию, бывал в больницах. Симптомы знаю. По-моему, основная причина случившегося – его болезнь.

– Если так, почему вы ничего не предпринимали? – спросил следователь. – Почему не заставили его лечиться?

– Легко сказать, – тяжело вздохнул Борис. – Ну, во-первых, психиатрия такая область, где случаи, подобные отцовскому, сразу распознать трудно. Надо принимать во внимание и возраст. В его годы у многих наблюдается старческий склероз. Во-вторых, речь шла о таком близком человеке, как отец. Согласитесь, нелегко признать, что твой отец – шизофреник. Хоть разум и требует признать, а сердце все равно сопротивляется. В-третьих, его болезнь прежде от меня скрывали. Как и то, что в их роду дурная наследственность. К сожалению, я узнал об этом буквально дня за два-три до случившегося.

– Что же вы узнали?

– То, что его брат – шизофреник. И что он застрелился. Моего деда по отцовской линии тоже признавали психически ненормальным. Он чуть в тюрьму не угодил… Как-то взял топор и стал на улице рубить столб. Это было в тридцатых годах. Ну, его арестовали как вредителя. Правда, потом разобрались, что к чему, и выпустили. Поняли, что лечить надо… И тетя, между прочим, ведет себя подозрительно. Сестра отца. Я ее люблю и не могу понять, почему она не пришла на похороны, хотя была очень привязана к папе…

– В чем, по-вашему, выражалось странное поведение отца?

– Неадекватность реакций… Простите, это научный термин. Попробую объяснить популярно. Настроение не зависело от видимых причин. Вдруг становился замкнутым без всякого повода…

Борис рассказал следователю о появившейся у Александра Карповича перед самоубийством мании прятать деньги, вещи, в частности бутылки со спиртным, а потом забывать, куда спрятал. И о странных словах отца «Ларочка всегда будет со мной».

– И еще. Я стал замечать за ним какую-то непонятную ритуальность… Придавал большое значение тому, где что находится. Например, фотография деда должна лежать в правом ящике письменного стола, а фото дяди Ивана – в левом. Мать случайно положила их в один ящик. Отец сделал ей настоящий выговор… Ружье на стене должно было висеть так, чтобы дуло было выше приклада. Перед сном он обязательно должен был дотронуться до серебра: ложки, подстаканника – в общем, что было под рукой. Явные признаки больной психики… Знаете, после всего этого я стал заниматься самоанализом: не передалось ли мне по наследству? – Борис печально усмехнулся. – Это вообще отрицательная черточка в нашей профессии – искать у себя симптомы всех болезней… Но, кажется, судьба меня помиловала. Победили мамины гены. Она с крепкой, здоровой психикой. Была…