Почти сразу после его для многих таинственного исчезновения из Темры странная хворь овладела юной Изольдой. Словно подменили ее. Проснувшись однажды утром, она вдруг перестала узнавать родных и друзей, не понимала многих простых слов и почти не помнила не только детства своего, но и всего, что случилось с нею накануне или несколько дней назад. По причине такого необычного состояния Изольда практически не выходила из личных покоев, подолгу лежала, временами засыпая, ела крайне немного и без удовольствия, а единственное, что как-то оживляло ее – так это музыканты и менестрели, коих просила она звать к себе по нескольку раз на дню, и, бывало, сидели они у ее постели долго-долго, потому что принцесса не только слушала их песни, но и разговаривала с ними, обрушивая на гостей ворох разнообразных вопросов, иные из которых не могли не удивить: «В каком году я родилась?», «Кто у нас король?», «А как вы называете это море?»
Королева Айсидора не сумела разгадать природу внезапного недуга любимой дочери, но верить в предположение сенешаля Гхамарндрила ей тоже не хотелось. Тот уверял, что Тантрис – на самом деле Тристан Лотианский, а Тристан Лотианский – известный колдун, значит, это он и навел порчу на принцессу. Объяснение было слишком простым, снятие порчи не являлось для Айсидоры чем-то особенным, задача понятная и в общем-то легко решаемая. Однако традиционные заговоры, травы и настои помогали Изольде слабо, а окуривание серой вызывало только кашель. И королева призвала друидов. Друиды посмотрели, посовещались и погрузились в состояние легкого замешательства, напугав этим всех вокруг. Ощущение было такое, что мудрость их, копившаяся веками, натолкнулась вдруг на препятствие, порожденное еще более древней мудростью. Но потом один из знатоков прикрыл глаза на короткое время, беседуя с духами Аннона, а когда вновь поднял веки, уже был готов передать главное, что нашептали ему потусторонние силы:
– Чары великой магии лишили памяти дочь твою, Айсидора. Но эти же чары и вернут ей все. Сейчас не время предаваться печали. Потому как уже очень скоро Изольда вспомнит все, о чем забыла в ту роковую ночь. – Потом помолчал и добавил странную фразу: – Она даже вспомнит то, о чем никогда не знала. Слушай меня, королева Айсидора, что-нибудь вновь может показаться тебе загадочным в поступках или словах твоей дочери, но постарайся не перечить ей. Больше – ничего.
И друиды ушли, как водится, ни с кем не попрощавшись.
А принцесса действительно быстро пошла на поправку. Начала петь, смеяться, кушать с аппетитом, совершать верховые и пешие прогулки. И сенешаль Красный, видя все это, вновь злобно шипел в стороне:
– Ну ладно, ну ошибся я. Бывает. Порча – не порча, но было же колдовство какое-то. А почему? Почему так подвержена принцесса влиянию темных сил? Да потому, что замуж ей пора. Молодая кровь играет, шалит, покою не дает. Замуж ей пора. А кто лучший жених в королевстве? Я, конечно.
Сенешаль не раз уже подкатывал к Гормону с таким предложением, но король мудро тянул время, догадывался, наверное, о лучшей доле для своей дочери. Сама же Изольда дрожала от омерзения при виде Гхамарндрила. Папаша такие нежности в расчет, разумеется, не принимал, а вот мать, особенно после слов друида, заняла общую с дочерью позицию и твердо решила под любым предлогом за сенешаля Изольду не отдавать.
С выздоровлением девушки проблема отошла на задний план как бы сама собою. Красный выжидал нового повода для атаки, Изольда пела по вечерам песни, в которых мечтала о красивом молодом короле – правителе далекой заморской страны.
Тут-то и обрушилась беда на остров Эрин. Вылез из Бездонных Пещер проклятый дракон, зверь рыкающий, неистребимый монстр…
Вовремя прокравшийся к месту битвы сенешаль Гхамарндрил Красный видел, как полетел во чрево дракона загадочный металлический предмет, напоминающий головку палицы, но когда чудовище внезапно изрыгнуло гром и молнию, сенешаль смекнул, что Тристан-Тантрис упал не от слабости, а от хитрости, и поспешил повторить действие опытного бойца. Перепуганный насмерть, он еще долго-долго вслушивался в тишину, не решаясь даже поднять головы и боясь поверить в то, что бой окончен. А уж потом, разумеется, Красный преспокойненько отхватил мечом голову побежденному чудовищу. Дождался-таки, мерзавец, своего звездного часа. Но то ли не удосужившись, то ли убоявшись внимательно оглядеть поле недавней битвы, решил он не уточнять судьбу отважного Тристана, а быстро прикрутил добычу к седлу, и, поскольку фосген – газ весьма летучий, сенешаль отравления не получил, жалкие же остатки ядовитой дряни выдуло ветерком по дороге. В общем, в королевский замок Темры наш псевдогерой приволок уже вполне достойный трофей, не представлявший ни для кого опасности.
Гормон как человек благородный вынужден был поверить в победу Гхамарндрила, однако легкая тень сомнения все же зародилась в душе короля. С чего это вдруг такая удача? Почему раньше не мог победить? Какие тайные способности помогли сенешалю выиграть битву? Ну а Изольда, которой надлежало теперь идти с красноволосым уродом под венец, не хотела верить ни за какие жемчуга, будто Гхамарндрил способен оказался не то что победить, а даже просто сразиться с драконом. Слишком хорошо она знала этого труса и наглеца.
До назначенной свадебной церемонии оставалось всего три дня. Следовало что-то делать. То есть не что-то, а совершенно ясно что – искать настоящего героя или хотя бы доказательства того, что герой этот был, если погиб, например, в ходе боя. Короче, еще солнце не начало клониться к западу, когда Изольда, взяв с собою двух слуг – могучего Периниса и преданную смекалистую Бригитту, поскакала к Бездонным Пещерам.
Без любимой камеристки принцесса, по обыкновению, не отправлялась никуда, а Перинис на сей раз требовался ей, разумеется, просто как грубая мужская сила. Он один стоил двоих, и это было особенно хорошо, ведь в другой ситуации Изольда позвала бы с собою целую команду вышколенных охранников – на такое-то опасное дело! Дело, однако, представлялось не только и не столько опасным, сколько деликатным. А Периниса Изольда считала единственным из своих слуг, кому могла довериться. Во-первых, он не славился излишним умом и, следовательно, хитростью, а во-вторых, боготворил хозяйку за то, что она многое позволяла ему, а зачастую и покрывала «негодного мальчишку», когда его озорные проделки уж слишком досаждали кому-нибудь из высшей знати.
Проделки же молодого слуги не отличались большим разнообразием. Если и дрался с себе подобными – только из-за женщин, а чаще вовсе избегал общения с мужчинами и совращал, совращал, совращал подряд и без разбору рабынь и баронесс, юных девушек и солидных дам. Талантлив был в этом и природой, мягко говоря, не обделен физически. О размерах его «мужского достоинства» по королевству ходили слухи. Согласно некоторым из них утверждалось, будто имя свое приобрел Перинис как раз благодаря небезызвестному органу. Родом он был из Италии и, не ведавший настоящего имени своего, данного матерью, среди рабов получил латинское прозвище Пенис. А позднее бежал из-под хозяйского гнета и, скитаясь по королевствам и герцогствам Европы, однажды услыхал от образованной девушки-хохотушки, что означает на самом деле такое красивое на первый взгляд звукосочетание. Впрочем, юный Пенис не только имя свое, но и предмет, его породивший, считал весьма красивым, однако, от греха подальше, все же решил переназваться. А поскольку арморикскую красавицу, открывшую ему глаза на правду, звали коротко и звучно – Ри, он и надумал вставить это «ри» в середину своей клички. Новое прозвище устраивало всех и осталось с ним до конца жизни.* * *От королевского дворца до страшного логова дракона было совсем недалеко – полчаса хорошей езды, не больше, да и Тристана нашли они почти сразу. Перинис бывал там не раз, сопровождая разных рыцарей, и совсем недавно приезжал, поэтому он и заметил первым новую жертву чудовища – скрюченное за кустами тело в легких красивых доспехах и с мечом, упрятанным в ножны. По всему видно: рыцарь. Жизнь еще теплилась в нем. Тут и Бригитта подоспела.
