– Здоров, Куль! – гаркнул Акимыч, принимая накладную, и добавил на порядок тише, – Есть чего сегодня?

Николай отрицательно помотал головой:

– Может, у Мотыля? Не в курсах.

– Ну, нет, и ладно. – довольно осклабился завсклад, показав мелкие желтые зубы. – Заказец зато есть.

– Какой? – осведомился Кулин.

– Щас… – Акимыч развернул бумажку и зачитал. – Черепушка-брелок – пять штук. Скелет-брелок – шесть. Знак «Мерседеса» с подставкой и хромированный – два десятка.

Николай не стал скрывать улыбки. Появившиеся на Урале «Мерсы» тут же стали жертвами уличных пацанов, которые, стоило на мгновение оставить машину на улице, успевали за это время отломать эмблему, а в фирменном исполнении она стоила не менее полутора сотен баксов. Зеки же приноровились изготавливать их из нержавейки. Такие можно было вырвать лишь с частью капота. Цена же, два килограмма чая (четыре пакета!), за час-другой работы, казалась зекам чуть ли не запредельной. Другое дело, что обладателям иномарок Акимыч сплавлял их за те же сто пятьдесят зеленых.

– Передам. – пообещал Кулин. – А с оплатой как?

– Как обычно. Четверть щас, остальное – как привезешь.

– Лады.

Такую схему завсклад отработал давно. Аванса с лихвой хватало на оплату работяг, а категория «остальное» целиком уходила в пользу маклера, в данном случае, Куля. Единственная сложность состояла в переправке в монастырь средств оплаты. Ведь за этот заказ Николаю пришлось бы нелегально переправлять в лагерь целых полцентнера чая – вещь почти нереальная. Но зеки брали чайный эквивалент и деньгами.

Акимыч всунул в ладонь Кулина свернутую в трубочку пачку банкнот:

– Должно хватить.

Николай, не пересчитывая, спрятал деньги. Завскладу он доверял, зная, что тому не выгодно жульничать. Вот смошенничать при определении цены – другое дело. Но цены уже устоялись и канал зона-воля работал без перерывов.

– У меня тут тоже заказец… – Николай обнажил в улыбке верхний ряд зубов.

– Давай.

Ознакомившись со списком, Акимыч закатил глаза, пошевелил губами и сообщил в какую сумму все это обойдется. Сумма лишь немного расходилась с той, которой располагал бесконвойник.

– Не ошибся? – с ехидцей спросил Николай.

– Разве что децил. – копируя выражение на лице зека ухмыльнулся завсклад.

В эту своеобразную игру Акимыч и Куль играли с самого первого дня знакомства. Тогда, полгода назад, магазинный работник действительно невольно ошибся. Николай указал ему на это, и недоразумение, казалось, было забыто. Но с тех пор Акимыч специально то завышал, то занижал стоимость зековского заказа. Словно таким странным способом проверяя бесконвойника на честность. Естественно, проигравших здесь не было.

– Тады, скинь пятерочку – и в расчете. – Кулин передал завскладу хилую стопочку зековских башлей.

Ездка в зону прошла совершенно спокойно. Прапорщик Сергиенко, тот самый, что сопровождал бесконвойников на работы, дежурил на вахте и лишь мельком глянул на накладную. Не отягощая себя шмоном грузовика, Серый махнул рукой солдату на кнопке:

– Открывай!

Железные ворота съехали вбок, открывая недлинный тоннель в монастырской стене. Раньше, по слухам, здесь находился подъемный мост, но Николай этому не верил. Подобные сооружения были бы уместны в замках, но никак не в монастырях, тем паче, женских.

Вторые ворота растворились лишь когда внешние встали на прежнее место. Куль газанул и грузовик въехал на монастырский плац. Пищеблок находился в тридцати метрах от вахты. Николай резво развернулся и подал машину задом к дверям в продуктовый склад.

После первого же гудка к машине выскочил пацан посудомойщик в мокром насквозь белом фартуке.

– Главбаланду зови. – приказал ему Куль и пацан исчез с такой же скоростью, как и появился.

Главбаландой за глаза звали старшего повара Игоря Топлякова. Кличка у него, естественно, была Топляк. Меньше чем через минуту появился и он сам. В белоснежном фартуке, одетом поверх иссиня-черной милюстриновой робы, старший повар с достоинством прошествовал к стоящему у кабины Кулю. Они обменялись рукопожатием.

– Чего привез?

– Как обычно. – Николай протянул накладную. Главбаланда внимательно ее прочитал, потом сплюнул:

– Опять считай что ни хрена!

– Сколько «партизаны» от щедрот… – невесело усмехнулся Николай. – Там, кстати, кое-что и для наших…

– Много? – недовольно спросил Игорь. Хотя ревизии в пищеблоке практически не проводились, все же была опасность обнаружения прапорами не оприходованных продуктов.

– Ящик чая, одна пол-литра и по мелочи.

– Ящик?! – насупился Топляк. – А не обопьетесь?

– Так вся бригада скинулась. А вечером, как всегда, заберем.

– Ох, подведете, братва, меня под монастырь!

– А ты, Топляк, вокруг оглянись. Итак в монастыре…

Такие беззлобные перепалки Главбаланда вел лишь когда у него было хорошее настроение. Во всех остальных случаях он просто назначал цену за сохранение и приказывал разгружать. На этот раз, он наверняка был в курсе, что «мелочь» типа копченой колбасы и шоколадных конфет предназначалась на послезавтрашний откидон. И, согласившись бесплатно сохранить эти продукты, тем самым намекал, что претендует на звание особо приглашенного.

Впрочем, Кулю это было без разницы. Освобождался-то все равно не он.

Уже резвые посудомои и баландеры таскали и скидывали в открытый люк мешки с картошкой, луком, сгружали картонки с горохом и кашами, а Главбаланда все не уходил, наблюдая за разгрузкой.

– Ты, кстати, новость слышал? – созерцая как вытягивается из кузова очередная коробка с перловкой спросил Топляк.

– Смотря какую… – Николай стоял, опершись о стену столовки.

– Что одного зека из восьмого мочканули.

– С утра базар ходил, что сам с крыши спрыгнул…

– Порожняк. – веско отрезал Топляк. – Скинули его. Лепила вскрытие делал и шнырям санчасти проболтался. Его сперва отметелили, а потом живого на решку сбросили.

– А косяков, случаем, за ним не числилось?

– Нет. Жил мужиком. Токарил на промке.

– Тогда это беспредел. – определил свое отношение Кулин.

– Он самый. – хитро улыбнулся старший повар. – Тут блатные вечером сходняк собирают. По слухам, хотят зону на отказ поставить.

Последняя фраза означала, что воровские авторитеты почти договорились до того, чтобы сагитировать мужиков отказаться от работы. Это была единственная форма массового протеста, которая реально имела шанс повлиять на администрацию колонии. Другое дело, чего конкретно хотели добиться «шерстяные», подбивая мужиков не ходить на промку? И будет ли это касаться бесконвойников?

Возвращаясь в колхоз, Николай специально притормозил у ровняющих дорогу бесконвойников и рассказал все то, что удалось узнать от Главбаланды. Зеки понуро замолчали, переваривая информацию.

– Ты погодь, – Сапрунов, семейник Куля, стоял, опершись на лопату и внимательно рассматривал что-то у ее черенка, – если блатари скажут: «Всем в отказ», то и мы должны. А это голимое нарушение. И тадыть – прощай «удочка», прощай «химия». Кум в момент из первого отряда вышибет!

– Вышибет. – согласились зеки.

– Так как же быть? С братвой, или за свою шкуру?

На этот вопрос никто из бесконвойников не решился дать однозначного ответа. Все загалдели, заголосили, приводя какие-то аргументы и за, и против. Дед Пахомыч, разбуженный гвалтом, громогласно прокашлялся, обматерил всех многоэтажной конструкцией и завалился обратно. Караулить во сне.

Весь остаток рабочего дня Николай пытался решить эту дилемму и никак не мог прийти к определенному мнению. С одной стороны, он это прекрасно понимал, если он пойдет бычить на хозяина, то бишь, против авторитетов, не ровен час, после откидки его на вокзале будет ждать парочка парней, а на железнодорожной насыпи появится еще одно неопознанное тело. С другой стороны, замполит обещал выставить его, Кулина, на «удочку», условно-досрочное освобождение. А до срока, когда можно подать на него заявление осталось всего ничего. Две трети отсидки уже на носу. Осталось одиннадцать дней.