Похоже, запас снадобий подошел к концу. Или маркиза берегла его для сугубо мужского контингента. Выскочив из-за резного шкафчика, где скрывалась, маркиза бросилась на меня со стилетом наподобие того, что служил мне отмычкой. Просто обидно. Она что, думала, что я ничего тяжелее заколки для волос в руках не держала? Впрочем, если вчера она удрала из Тур-де-Форса в начале заварушки, откуда ей знать, что я умею обращаться с мечом?

Она, правда, с колюще-режущим оружием тоже умела обращаться. И не только вскрывать обездвиженные тела. Но супротив длинного клинка поделать ничего не могла. Однако затруднения возникли и у меня. Разумеется, я могла бы раскроить ей череп или проткнуть грудную клетку, сколько бы жировых слоев под молочными железами ее не прикрывало. Но предпочла бы сработать более аккуратно. Я все же иностранка, статус у меня хотя и высокий, но сомнительный. Поэтому я хотела оглушить дамочку, а жизни пусть ее лишают другие. Любым удобным для них способом. Пока же она прыгала вокруг меня, шелестя и шурша шелком одежд, и мешала сосредоточиться.

Отмахиваясь мечом, я постаралась разглядеть, что тут еще в комнате есть полезного. Не шкаф же на нее сваливать, в самом деле! Обычно в таких случаях бьют по голове табуреткой, но тут в пределах видимости табуретки не имелось.

Только кресло, слишком тяжелое и массивное, чтоб им просто так можно было швыряться. Разве что приподнять его обеими руками, а для этого придется выпустить меч, а этого, пока Вальмина при оружии, я ни за что не сделаю. Эх! На что идем ради пользы дела! Каждый день и каждую ночь приходится скакать, ровно лягушке какой-нибудь, а не принцессе!

Я прыгнула аккурат на спинку кресла. И балансировала там всего мгновение. Потом, поскольку вешу я все же немало, кресло перевернулось и выстрелило ножками в ноги устремившейся за мной Вальмине. Она рухнула на пол, а я, приземлившись рядом, на всякий случай приложила ее рукоятью меча по голове. Затем пришлось повозиться, упаковывая маркизу с помощью обрывков ее одежды и обивки кресла. Ту же обивку я использовала, чтобы заткнуть ей рот. Перекинула тело через плечо, и, сопровождаемая задорно тявкающим Лотреамоном, вернулась к Гверну, уже готовому обрушиться на меня с упреками за то, что так долго копалась.

Из замка Каданс мы выехали на рассвете. Омон оставил здесь часть своих людей, приказав гасить все признаки сопротивления власти герцога, и обещал прислать подкрепление. Мне удалось немного вздремнуть, пока Омон, дю Шор и Равиоли препирались, кому сдать пленницу – церковным или светским властям, в Шерамуре или Гран-Ботфорте. Равиоли отстаивал свой приоритет, поскольку это он разоблачил преступницу, ему возражали, что законы Гран-Ботфорте, коим он служит, на территории Шерамура силы не имеют. К тому времени, когда я проснулась, они наконец определились и решили везти маркизу в Тур-де-Форс, а там пусть судят ее герцог и епископ, как главные жертвы покушений, имевших место в Моветоне. Хотя они засунули лиходейку в мешок, Равиоли настоял на том, чтоб сопровождать конвой и проследить, чтоб преступница не натворила чего. «Мало ли! – заявил он. – Некоторым мужчинам нравится, когда их мучают. А у меня иммунитет!» Не приоритет, так хоть иммунитет он доказал. Лотреамона забрал с собой дю Шор и обещал проследить, чтоб животное не пострадало. Таким образом, всю ответственность взяли на себя другие, и нам с Гверном можно было спокойно возвращаться в Мове-сюр-Орер. Что мы с удовольствием и сделали. В гостях хорошо, а дома, даже если это дом арендованный – лучше.

К нашему удивлению, Камамбер снова увязался за нами. Может, этому искателю приключений тоже пришло в голову, что где мы – там покушение, и он решил таким образом поразвлечься на наш счет.

Я была намерена избавиться от него, но сделать это надлежало без кровопусканий. Камамбер нам ничего плохого не сделал, наоборот, всячески помогал, а то, что он в гости вознамерился явиться без приглашения – так нравы здесь этому способствуют.

– Где вы остановились в Мове-сюр-Орер, шевалье?

– В гостинице «Бобер и козел», что на берегу реки.

– А вот нам говорили, что нужно обязательно снять дом, – сказал Гверн.

– Ну, ваших сиятельств положение обязывает. Я не то, чуть труба боевая запоет – и бедное жилище покинуто. Стоит ли ради этого обзаводиться домом?

Поскольку уже показались городские стены, я заготовила фразу о том, что Камамберу нужно будет поторопиться в гостиницу, иначе он рискует опоздать к столу. Ехали мы долго, и он должен был проголодаться. Однако Камамбер продолжал:

– Признаюсь, тоска о родном доме порой проникает в мое сердце. О милом родовом имении с полуразрушенной башней, где нынче поселились голуби, и матушкиным садиком, полном роз. Хотя уж давно отцвели розы в нашем саду...

– А с чего бы? Вроде рано еще... Ох, Ядрена Вошь и святой Ексель!.. и гореть обречен вечно грешник в аду.

– Вторая строка начинается с «но», – поправил Камамбер. – Однако вряд ли стоит придираться к таким мелочам.

Когда мы покончили с ужином, заботливо поданным крошкой Сорти, я спросила:

– Послушайте, шевалье, если вы с самого начала знали, кто мы такие, какого демона вы придуривались?

– Да! – подхватил Гверн. – Это не слишком красиво, и не будь мы все при исполнении, я бы вызвал вас на поединок.

Поединок, с моей точки зрения, это было лишнее. Хватило бы и по уху дать.

– Мне хотелось посмотреть на ваш стиль... и, не скрою, он мне понравился.

– Может, заодно откроете, кто вы на самом деле? Если это не государственная тайна.

– Отчего же? Камамбер – моя настоящая фамилия, я – именно тот, за кого себя выдаю.

– А отец Батискаф уверял, что Сомелье никак не может завербовать никого из родовитых шерамурских дворян себе в агенты.

– Отец Батискаф либо чего-то не знал, либо намеренно ввел вас в заблуждение. Впрочем, кое в чем он был прав. Старший Брат не вербовал меня. В свое время он выручил меня из большой беды, и я служу ему из благодарности, а не корысти ради.

Если он хотел нас уесть, то зря старался.

– Певец, исполнявший на празднике в Тур-де-Форсе балладу о Парлеве – ваш связной?

– Как вы догадались?

– Есть некоторые соображения... Но это неважно. Пусть квадратист вводил нас в заблуждение, надеюсь, круг наших обязанностей он очертил верно.

– Чета Такова-Селяви, Куткомбьен, дю Шор, Монбижу, маркиза де Каданс... О последней не спрашиваю – все уже ясно. Удалось ли вам что-нибудь выяснить об остальных?

– Еще как! – и я поведала посланнику Сомелье о том, что удалось услышать в Тур-де-Форсе.

Камамбер был потрясен.

– Лорд Тремор? Здесь? Это немыслимо! Это похлеще, чем спрут в парковом пруду! Нет, но какая наглость! Расхаживать на виду у всех! И еще нас, шерамурцев, укоряют...

– Однако герцог подозревает, что Фердикрюгер может что-то узнать.

– За Фердикрюгера не беспокойтесь. Премьер-министр умеет защищать своих приверженцев. Кроме того, без него будет трудно решать финансовые проблемы в Моветоне. Так что после того, как Сомелье узнает о том, что здесь происходит, вашу миссию в этих краях можно считать успешно выполненной.

– Но мы так и не добыли материальных доказательств заговора.

– А Тремор? Какое доказательство может быть материальнее? Министр иностранной державы инкогнито ведет переговоры с врагами короны! Когда мы возьмем его с поличным, монсеньор Сомелье сможет диктовать условия и королю Биллиарду, и непокорным аристократам. А герцог не сможет объяснить визит Тремора родственными связями, ибо с королевской семьей Кельтики, в отличие от императорской, Такова-Селяви в родстве не состоят. Разве что герцогине придется пожертвовать своей репутацией и заявить, что герцог переоделся слугой и тайно пребывал в Тур-де-Форсе из любви к ней. Конечный результат, правда, будет тот же...

– Как надоела эта политика, – промолвил Гверн. – На войне все гораздо проще.

– Ах, да. Вы ведь были при осаде Фриценшвайна, князь?