– Я тебе дам «разбить»! – донеслось из-за тумана. – Ишь, выискалась, умная!

– А ты побольше нас ждать заставляй, я тогда еще и не то скажу.

Паром мягко ткнулся в песчаный берег, и перевозчик стал зримым. Он выглядел не столько угрюмым, сколько жуликоватым – ехидный дедок с обветренной рожей. Пока мы с ним торговались относительно платы за перевоз (в принципе, такса известна – по два медяка на душу, но я не встречала еще перевозчика, который не пытался бы взбить цену), Хэм вел себя спокойно. Но когда стали заводить лошадей, Хэм, едва ступив на паром, выскочил назад.

– Он же на воде! – с ужасом завопил он.

– А ты как думал?

– Но… Я же говорил! Меня укачивает.

– Послушай, мы на реке, а не на море. Видишь, какая вода спокойная. Здесь не укачивает. – Вообще-то в бурю на Волке штормило так же, как на море, однако об этом сообщать Хэму я не собиралась.

– А вдруг потонем? Там, небось, глубоко… И вообще, что это за плавсредство! Я еще понимаю, корабль…

– Тебя на пароме плыть никто и неволит, – обиделся перевозчик. – Цепляйся поясом и плыви так. Заодно и помоешься.

Подобная перспектива Хэма вовсе не обрадовала, и он с видом мученика двинулся за нами, а оказавшись на пароме, уселся, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом, дабы не видеть омерзительной воды. Паромщик оттолкнулся от берега, и мы покинули землю, подвластную Ядреной Матери. Пока паром медленно пересекал великую реку, туман почти совсем развеялся, и оказалось, что на Волке мы были не одни. Из-за острова на середину реки выплыл расписной челн, переполненный публикой самого уголовного вида. Я поневоле потянулась к оружию, предвидя грядущий абордаж.

– Охолони, – сказал паромщик. – Они сейчас другим развлекаются.

На носу челна здоровенный амбал в красном кафтане – атаман, надо полагать, – схватил возлежавшую рядом пышнотелую красотку и швырнул ее за борт. Красотка не только не пошла ко дну, но даже и не погрузилась. Атаман принялся лупить по ней веслом – и без всякого успеха.

– Не тонет! – с отчаянием восклицал он. – Она не тонет!

Ветер гулко раскатывал голос атамана над волнами.

– Говорил я тебе, надо было живую брать, а не надувную хитить, – заявил другой недобрый молодец, очевидно, есаул. – А ты заладил: «Отстань, серость, теперь у настоящих мужиков так принято…!»

– И так каждый раз, – вздохнул паромщик. – Ладно, поплыли дальше. – И, напевая «Атаманы мои, растаманы», повлек паром к левому берегу, темная громада которого все ясней рисовалась перед нами.

Оказавшись на суше, Хэм отмяк, разомкнул глаза и даже помог вывести лошадей. Но когда мы пересекли песчаную косу, отделявшую реку от леса, он задержался и пробормотал:

– Так вот ты какое, Заволчье…

Зрелище было впечатляющее. До Волкодавля мы тоже ехали по лесистой местности, но и не великий знаток лесонасаждений мог отличить березовые рощи, дубравы и корабельные сосны, окружавшие столицу Поволчья, от хмурого бора, вставшего стеной у нас на пути.

– Где же дорога? – озадаченно спросил Хэм.

– А в Заволчье нет дорог. Хорошо, если тропу проезжую найдем.

– Как же купцы с этого берега товары возят? – полюбопытствовал он.

– Они по реке сплавляются, – И, предупреждая следующий вопрос, я добавила: – Оттого и разбойнички здешние на реке промышляют. Ты и сам видел. Хотя, да… – вспомнила, что он всю переправу просидел с закрытыми глазами.

Тропа таки нашлась, и очень скоро, и, сверившись с картой Зайгезунда, я удостоверилась, что ведет она в нужном направлении. Ближайшим населенным пунктом на пути была деревня Кидалово, а пройдя от Кидалова до Мочилова, можно было считать, что Заволчье осталось позади. Но пока что мы находились в самом начале очередного этапа.

И мы ступили под сумрачные своды заволчанского леса, не знавшего царившего вокруг блеска и сияния летнего дня. Проще говоря, темно там было, сыро и холодно. Толстенные слои паутины, протянувшиеся между вековыми стволами, и мохнатые лапы темных елей не пропускали солнечных лучей.

– Мрак, – Хэм поежился в седле. – Жуть. Хорошо, хоть разбойников не встретили.

– А это не факт.

– Ты же сама сказала, что они здесь не промышляют!

– А живут они, по-твоему, где? Работают на реке, хабар спускают в Волкодавле, а гнездо у них здесь, в Заволчье. Будем надеяться, что в нерабочей обстановке они на людей не нападают. Хотя готовиться надо ко всему.

– Ну, утешила. Кто еще здесь есть? Говори уж сразу!

Я задумалась.

– Насколько мне известно, где-то в Заволчье обитает Баба-Яга, авиамоделистка-любительница. Она раньше жила в Волкодавле, но ее аппараты тяжелее воздуха периодически падали на город, производя взрывы и разрушения, и ее изгнали. В город она, правда, все равно наведывается, я ее там встречала. Есть подозрение, что Баба-Яга промышляет контрабандой, перегоняя по воздуху беспошлинно товар в сопредельные страны. И то верно – деньги ей нужны, на деревянные запчастей не накупишь. Но уличить ее никому не удалось. А все, кого подозревали в сообщничестве, отпирались, утверждая, что добром Баба-Яге ничего не отдавали, а она незаконно хитила. Вот и царевна Милена то же говорила.

Я замолчала, потому что меня посетила некоторая идея. Баба-Яга могла добросить нас если не до самого Ближнедальнего Востока, то хотя бы до Страшных пустошей. Но, поразмыслив, пришлось эту идею отвергнуть. Летательный аппарат Бабы-Яги типа «ступа» имел ограниченную грузоподъемность, и, даже если бы мы с Хэмом туда поместились, припасы и лошадей пришлось бы бросить, что не весьма благоразумно. Безопасность в полете тоже внушала сомнения. Баба-Яга, испытывая новые модели ступ, несколько раз разбивалась и получала серьезные травмы, в результате чего ей пришлось ампутировать ногу. И вообще, не люблю я летать! Просто ненавижу!

Не знаю, какие мысли насчет заволчанских разбойников и Бабы-Яги посещали моего спутника, но на время он притих и вопросов не задавал. Может, он честно исполнял пожелание «готовиться ко всему» и ловил каждый хруст ветки, каждый посвист незнакомой птицы, который вполне мог стать сигналом опасности.

Но ничего такого до вечера не случилось. Стали на ночлег, развели костер. И тут он снова поинтересовался:

– А может, тут и звери хищные есть, чудища всякие…

– Звери непременно должны быть – в таких-то лесах. Волки там, кабаны… медведи опять же…

– Может, тут и копытные медведи сохранились… и другие чудовища…

– Копытный медведь – это что. Вот косолапая лошадь и волосатая змея – действительно монстры.

Хэм содрогнулся.

– А ты их встречала?

– Встречала. Но не здесь. И вообще, ты не Заволчья бойся, ты другого бойся.

– А… чего?

– У нас впереди принципат Ля Мой и столица его Даун-таун. Очень странное, говорят, место.

– Чем же оно странное?

Я постаралась вспомнить все, что слышала о стране Ля Мой от тех, кто там побывал.

– Начать с того, что тебе крепко повезло, что одет в кожу, а не в меха. За меховую одежду в Даун-тауне могут избить, а то и просто убить. Это тебе не Волкодавль, где чем больше мехов на тебе, тем больше и почета.

– За что ж такое злодейство?

– А это потому, что меха с живых тварей сняты. То есть сначала убитых, а перед тем живых.

– Так ведь кожи тоже с убитых, но перед тем живых тварей сняты, – совершенно резонно возразил Хэм.

– Так ведь дауны! У них, например, «маршалом» именуют начальника городской стражи. Вообще же об их системе управления у меня представление смутное. Что же до их религии, знаю, что есть у них божество со странным именем «коренное население». Они его сначала принесли в жертву, а теперь ему поклоняются.

– Нормальный ход, – одобрил Хэм.

Больше я ничего не успела сказать, потому что послышался тоненький голосок: