– А-а! – заорала девушка, вскинув ко рту скрюченные пальцы. Толпа, набившаяся в вагон метро, заинтересованно качнулась, придвинув Сашу к девушке, и та перешла на визг. – Помогите! Убивают!

Глаза ее, впившиеся в Сашино лицо, округлились от ужаса, расширились зрачки, она вжалась в плотно закрытую дверь и не переставая орала:

– Не-ет! Нет! Не надо! Помогите! Убивают!

Чьи-то сильные руки цепко сжали Сашины локти и свели их вместе. Еще кто-то схватил за правую кисть.

– Я держу мерзавца! – решительно гаркнул густой бас, – Никуда не денется!

– Куда его?

– В милицию бы меня надо, – логично предложил Саша, – там разберутся.

Его спокойствие не означало безмерной храбрости и хладнокровия. Просто для того, чтобы вывести Борисова Александра из себя, нужно было затратить намного больше времени и энергии – флегматичность его вошла на Адмиралтейском заводе в поговорку. Из уст в уста передавалась история о том, как при окраске стапеля рядом с ним рухнула сорвавшаяся с крана полутонная двутавровая балка. Подняв голову, и убедившись, что больше сверху ничего не висит, Борисов молча встал на балку и продолжил работу. Внезапное и беспочвенное обвинение в убийстве произвело на него не больше впечатления, чем упавшая почти на голову стальная чушка. Доказывать невиновность криком Саша счел занятием бесполезным, долгим и нудным. Гораздо проще дойти до поста правопорядка, где во всем быстро разберутся. В тупость и жестокость милиционеров Саша Борисов предпочитал не верить.

– Тут на платформе комната милиции должна быть, – сообщил «группе захвата» Саша. – Жертву желательно прихватить тоже. И сумку мою не очень давите, там пакеты с молоком.

Поезд затормозил.

«Садовая, – безразлично сообщил динамик, – следующая станция Невский проспект…»

– Пошли, чего ждем-то? – потянулся к выходу Борисов.

– Смотри, не дай бог деру дать захочешь… – предупредил мужчина, и отпустил Сашины локти.

– Только «жертву» не забудьте, – попросил Борисов и повел всех вдоль платформы.

Пункт охраны правопорядка в начале платформы представлял из себя комнату метров двадцати, оборудованную столом и двумя книжными шкафами. Там, отгородившись от любопытных глаз светло-зелеными занавесками, несла службу затянутая в форму сержанта женщина лет тридцати, с гладко зачесанными и собранными на затылке в хвостик волосами.

– Вот, убийцу поймали! – гордо сообщил выступивший вперед толстячок с отчаянно-рыжими усами.

– Девицу грохнуть хотел, – густой бас принадлежал высокому, лысому, небритому мужику в потертых джинсах и легкой куртке.

Сержантиха растерянно переводила взгляд с одного на другого, то ли не понимая кто убийца, то ли не представляя, что теперь с убийцей делать.

– Вы забыли сказать, чем, – заметил Саша.

– Что чем? – посмотрела на него сержант.

– Ну, зарезать я ее хотел, застрелить, подорвать гранатой, забить цепью от бензопилы «Дружба»? – Борисов подошел к столу и принялся выворачивать карманы. Самым страшным предметом оказался ключ от ригельного замка, но и тот был тупым до безнадежности. – Еще есть два пакета молока, – сообщил Саша, – На работе выдали. За вредность.

«Жертва» бухнулась на стул, спрятала лицо в ладони и разревелась.

– Эй, ты чего? – удивленно забеспокоился Борисов. Женских слез он не выносил. – Перестань! Что случилось? – он секунду помедлил, ожидая ответа, а потом предложил. – Хочешь молока? Я его один черт не пью, а на работе выдают. За вредность. – Он поднял голову на сержанта. – Стакан есть?

Женщина полезла в стол. Лысый мужик выразительно сплюнул, развернулся и вышел прочь.

– А может, молоко отравлено? – задумчиво предположил рыжеусый.

– А чего его травить? – не оборачиваясь, ответил Борисов. – Оно и так приводит к ожирению и диабету. Готовый яд.

Толстяк потоптался и вышел вслед за лысым.

Девушка громко стучала зубами по краю стакана, пытаясь сделать хоть глоток.

– Вы будете? – протянул Саша сержанту початый пакет.

– Ты мне лучше документы покажи.

– У меня только заводской пропуск, – Борисов взял со стола синие «корочки» и отдал милиционерше. Та достала из стола слепой бланк и стала его заполнять.

– Фамилияимяотчествоадрес… – заученно отбарабанила она.

– Борисов Александр Евгеньевич, Светлановский проспект, дом сорок пять…

Женщина быстро, мелким убористым почерком заполнила бумажку, потом, по телефону, сверила данные.

– Вроде все правильно.

– Естественно. Можно идти?

– Слушай, гражданин Борисов, а вдруг ты ее действительно убить хотел?

– Чем? Смертельным взглядом вурдалака?

– Я, между прочим, серьезно говорю.

– После всего, что случилось, я с нее пылинки сдувать должен. Я ведь теперь буду главный подозреваемый!

– Ну, спрячешь тело, никто про убийство не узнает, – дала явный совет сержант.

– Она может у вас по телефону отмечаться, – парировал Саша. – Завтра позвонит, послезавтра. Нет звонка – сразу меня хватайте. Телефон свой вы можете дать?

Сержант подумала, глядя, как переставшая хлюпать носом «жертва» пьет молоко, набросала на полях газеты номер, имя, оторвала бумажку и протянула ее Саше. Тот сунул записку в карман, потом вылил остатки молока в стакан, протянул девушке.

– Спасибо, я больше не хочу… – скромно отказалась та.

– Пей, не пропадать же добру. – После такого предложения девушка покорно взяла стакан и осушила в несколько глотков. Несмотря на заплаканное лицо она казалась довольно привлекательной. Темные густые кудри, большие бирюзовые глаза, остренький носик, тонкие губы, чуть смугловатая кожа. – Вот видишь, все хорошо. Ты успокоилась?

Она кивнула.

– Послушай, – вмешалась сержант, – а почему ты решила, что этот гражданин хочет тебя убить?

– Ну… Понимаете… Там тени были… Падали… У него лицо так изменилось… Такое страшное стало… – она опять всхлипнула, – Я подумала, что он меня сейчас… Что он…

– О боже, сказка о страшном Бармалее. Меньше ужастиков и боевиков смотреть надо. – Милиционерша спрятала заполненный бланк в верхний ящик стола и устало сказала. – Идите вы к чертовой матери.

Из комнаты милиции они вышли вместе.

– Вы меня извините, неловко так получилось… – начала извиняться девушка.

– Да уж… – согласился Саша, оглядывая ее тщедушную фигурку. Черные туфли, плотные колготки, коричневая, тщательно отпаренная юбка немного ниже колен, темно-серая болониевая куртка из-под которой видна ослепительно белая блузка. Под внимательным взглядом она смущенно огладила юбку, расправляя воображаемые складки. Лет шестнадцать, наверное. – Зовут-то тебя как, Жертва?

– Тамара…

– Царское имя, – улыбнулся Борисов. – А теперь признавайся как на духу, царица; строго между нами. Ты чего испугалась?

– Я? – она потупила взор, теребя пальцами ткань по швам, словно провинившаяся школьница. – Я совсем не имела в виду, что вы страшный. Но только вы похожи… То есть вы очень симпатичный, но мне показалось… Со мной было однажды. И мне вдруг показалось, что это вы, и все вернулось, и меня сейчас убьют. То есть я испугалась сперва… Нет, я наоборот, понять не успела и испугалась… Поняла, что кричу и еще больше испугалась. – Она всхлипнула. – Мне показалось, что вернулось все… снова…

Глаза ее увлажнились, и Борисов, поддавшись порыву жалости, обнял ее, прижал к себе.

– Не надо. Все хорошо, все спокойно. Ты ведь меня больше не боишься? – Она кивнула, уткнувшись носом в его плечо. – Тогда все хорошо. Я провожу тебя домой, и ничего страшного с тобой не произойдет. Ты где живешь?

– Я? – она задумалась, видимо решая, стоит ли выдавать свой адрес. – Я на улице Большая Конюшенная живу.

– Это Желябова, что ли? Ну, тут недалеко, – он обнял ее за плечо и повел к эскалатору.

– Но, может быть, вам неудобно?

– Не надо называть меня на вы, у меня от этого развивается мания величия. Я еще не такой старый и гордый. Всего год как из армии.