– Потому что уважаемой и достойной даме не подобает ходить пешком. Ты умеешь ездить верхом?
– Нет.
– Значит, придется сотворять повозку и кучера.
– А кучера зачем?
– Уважаемому и достойному мужчине не подобает управлять повозкой.
– Да ну тебя, Хэмфаст! – Лора почему-то обиделась. – Не подобает то, не подобает се… Тебе не наплевать, что о тебе подумают окружающие?
– Не наплевать. Потому что их косые взгляды и насмешки за спиной испортят все впечатление от прогулки по городу.
Лора заколебалась.
– А этот кучер… он будет бот?
– Естественно, тут же все боты.
– А когда мы вернемся, куда он денется?
– Как куда? Дематериализую вместе с повозкой, и все дела.
– А кто говорил, что убивать ботов нехорошо, а? – спросила Лора, и в ее глазах заплясали озорные искорки.
– Ну… – замялся я, – это, в общем-то, на самом деле нехорошо, но что делать-то? Не переться же пешком!
– А если мы будем изображать не достойных господ, а каких-нибудь крестьян?
– Ты что, с ума сошла? Если мы не заплатим пошлину, нас не пустят в город, а если заплатим, стражники захотят отнять остальное, и придется с ними драться.
– Ну и что? Ты же маг, ты легко победишь любого стражника,
– После чего за нами станет гоняться магическая стража. Нет, так не пойдет.
– Но ты же бывал в больших городах, и к тебе никто не приставал!
– Я всегда одевался как воин, и со мной не было красивой и вызывающе одетой женщины.
– Что вызывающего ты усмотрел в моем наряде?
– Хотя бы ожерелье. Оно, между прочим, стоит столько же, сколько три боевых коня, а то и четыре.
– Ну и что?
– А то, что, когда ты захочешь отойти в сторонку по нужде, мне придется тебя сопровождать, чтобы волки придорожных канав не сняли его с тебя вместе с головой.
– Волки придорожных канав – это бандиты?
– Да, в Минаторе бандиты называют себя волками и бывают трех видов: волки меча и копья, волки плаща и кинжала и волки придорожных канав. Последнее прозвище считается обидным.
– Погоди! Откуда эти самые волки возьмутся в женском туалете?
– А откуда здесь возьмется туалет, тем более женский? У каждого трактира есть навозная куча на заднем дворе, и каждый постоялец добавляет в нее свою долю. Кстати, у твоего платья слишком длинный подол. Загадится.
Лора задумалась.
– Как-то я иначе себе Средиземье представляла. Но как же на картинах все эти эльфийские дамы…
– Ты что, забыла, что находишься в сказке? В сказках все по-другому, чем в жизни.
– Но в этой сказке все как в жизни!
И действительно, эта сказка слишком похожа на жизнь, слишком много горя, крови и глупости. А ведь Красная книга мало чем отличается от обычной сказки, там хорошие персонажи всегда хорошие, плохие персонажи всегда плохие, а сюжетные повороты угадываются страниц за пять. Почему мир, построенный на Красной книге, так резко отличается от оригинала? Можно подумать, что мир ожил и зажил собственной жизнью, сбросил путы воли автора, пытавшегося заковать целую Вселенную в оковы своих планов и идей. Может, наш мир действительно обрел самостоятельность?
– Ну и что будем делать? – спросил я Лору. – Создавать тебе повозку?
Лора задумалась, но думала она недолго, всего несколько мгновений.
– А можно я буду не прекрасной дамой, а девой-воительницей? – спросила она.
– Ага, и каждый встречный мужчина захочет помериться с тобой силой, а в случае успеха изнасиловать. Ну-ну.
– Но твоя жена рассказывала, что бывала в Минаторе!
– Она не ходила по улицам, она просто однажды посетила картинную галерею. Там безопасно.
– Да ну тебя с твоей картинной галереей! На хрена мне смотреть всякие картины? Я хочу отдохнуть, потанцевать, развеяться!
– Тогда будь готова, что твое развлечение закончится под забором в объятиях пьяного наемника.
– Ты не защитишь меня?
– Один раз защищу, другой раз тоже защищу, а потом надоест. Нет, Лора, посещать злачные места Минатора тебе не следует.
Лора задумчиво потеребила нижнюю губу.
– Ты вроде говорил, что есть такое заклинание, которое перемещает заклинающего туда, куда ему хочется.
– Есть такое заклинание, но тебе я его не дам. Я же говорил, что не буду учить тебя магии.
– Я и не прошу, чтобы ты научил меня этому заклинанию. Будет вполне достаточно артефакта.
Может, и вправду дать ей артефакт, чтобы отстала?
– Ладно, Лора, – сказал я. – Вот тебе артефакт. Когда ты левой рукой сложишь фигу, тут же окажешься в нашей долине. Давай, делай что хочешь, только потом не жалуйся, что тебя обидели.
16
Давненько я не бывал на родине. Сколько уже прошло времени? Меня изгнали в конце осени три тысячи шестого года, а сейчас заканчивается три тысячи восьмой. Два года.
Я материализовался неподалеку от частокола и медленно пошел в сторону ворот. На этот раз я был в теле хоббита.
Через четверть часа я сидел в кресле для почетных гостей своего родного дома, курил свою старую трубку, бережно сохраненную родственниками, наверное, в качестве реликвии, и прихлебывал шиповниковый чай из тяжелой глиняной кружки. Оказывается, я отвык от того, что в мире бывает холодно. Настоящая зима в Хоббитании еще не наступила, но пройдет неделя-другая, и земля покроется искристо-белым одеялом первого снега. Лора говорит, что в реальном мире такого белого снега не бывает, потому что там снег пропитан сажей от магических повозок и гадостью, которую высыпают на дорогу, чтобы эти повозки не скользили. Хорошо, что в Хоббитании таких повозок нет и, наверное, никогда не будет.
– Ну что, Хэмфаст, – спросил Хардинг, когда трубка была докурена, а кружка допита и заменена на другую, с пивом, – ты вернулся в славе?
– Нет, дядя, – ответил я, – я просто соскучился по родной стране и родной норе. Сейчас у меня своя собственная нора в другом мире, но нора, в которой прошло детство, остается родной до конца дней.
– Я рад, что ты понял это, – пророкотал Хардинг, – ты стал мудрым не по годам, приятно сознавать, что я не ошибся, когда пришло время определять твою судьбу.
– Будто у кого-то были сомнения, – вставил Дромадрон.
– Да нет, особых сомнений не было, но все-таки… Впрочем, о чем я говорю… Хэмфаст, ты пришел рассказать о своих подвигах?
– А чего о них рассказывать? Да и какие это подвиги? Ничего выдающегося я так и не совершил.
– Разве истребление мантикор – не твоих рук дело?
– Моих.
– Вот видишь! А ты говорил, не о чем рассказывать! Олеся! Позови сюда Покена, пусть послушает, а потом песню сочинит. Должна же у нас быть песня о подвигах шестого героя.
– Да какие это подвиги?… – Я отхлебнул из кружки. – Истребить мантикор было совсем просто, труднее было разобраться с тем, что потом началось в Аннуре.
– Помню-помню, – покивал Хардинг. – У нас в то время торговля, считай, на нет сошла. Странные дела творятся в мире – стоит только герою избавить страну от одной напасти, сразу же обрушивается другая.
– Какая другая напасть? – не понял я. – Войны же не было, она не успела начаться.
– Не успела… – передразнил меня Хардинг. – Это ты при королевском дворе сказки рассказывай, а я видел зарево своими глазами.
– Какое зарево?
– Над Могильниками. Когда Церн выгнал в Могильники ганнарских урукхаев…
– Урукхаев? В Аннуине все говорили, что это были люди.
– Как же, люди… Стал бы Церн людей на убой гнать. Нет он предложил урукхаям-ревизионистам переселиться на чернозем и еще обещал освобождение от налогов на три года. А вышло – на всю оставшуюся жизнь. Страшное было зрелище: аннурские летчики нарочно метали яйца чуть в сторону, чтобы не просто остекленевшая яма на месте городища осталась, а чтобы потом можно было трупы во всех подробностях рассмотреть и пораскинуть мозгами, сколько времени прошло от бомбардировки до смерти этих несчастных и что они при этом испытали.
Я многое повидал за последние два года, но от этих слов у меня встал ком в горле.